– Плохо потому что. – Майкл тоже смотрел на дорогу, не на Клаудио. – Мне поесть надо.

Остановились у «Сабвея», купили по громадному сэндвичу. Майкл запихивал в себя куски, глотал, не разжевывая. На льду нужна энергия. Если пациент хочет показать врачу, что с ним не так, врач должен видеть полную картину.

Сторож-филиппинец, увидев Клаудио, страшно обрадовался. Пришлось снова протягивать ему руку со сложенной вчетверо двадцаткой внутри ладони. Якобы рукопожатие. Роскошный жест ресторанного завсегдатая. Парижская школа, французская выучка, Европа! В Калгари эта сомнительная ловкость не нужна совершенно. Где здесь особо престижные бары, куда с улицы из простых смертных очередь стоит, а Карлы Лагерфельды проходят или другими ходами, или их персонально метрдотель проводит? Нету в Калгари таких мест. Нет в них и надобности. Ночью на пустой арене, когда тренировочное время уже в полном объеме оплачено, двадцать долларов вахтеру можно дать и открытым текстом. Можно даже поднять руку высоко над головой и пошуршать купюрой. Вполне вероятно, что вахтер подпрыгнет, как собачонка за колбасой, но может быть и обратное – гордо отойдет. Мол, на чай не берем. Зачем Клаудио выпендривался перед сторожем, он и сам рационально объяснить не мог. Просто так, машинально, чтобы из образа не выходить.

Тусклый свет, многострадальные обшарпанные борта, жестковатый хоккейный лед. Майкл начал разминаться, разогреваться – без прыжков. Клаудио молча стоял у бортика. Не мешал. Ни одного ценного указания за что, несомненно, спасибо. Наконец Майкл зашел на прыжок и… приземлил вполне добротный четверной тулуп. Если бы Майкл Чайка показал такое до чемпионата мира, Клаудио был бы счастлив и безмерно горд своим учеником. Но после его же триумфа подобный тулупчик, хоть он и добросовестно четверной, никого впечатлить не может. От Майкла Чайки ждут чудес.

– М-да… – сказал Клаудио.

Майкл стоял напротив, ожидая команды. В любую секунду он был готов снова разогнаться и зайти на прыжок. Отъехал, разогнался, прыгнул. Еще один, точно такой же, четверной, но это не квадрупл Чайки. То было чудо, а это – добротная реальность. Похоже, эти кривоватые, не слишком стабильные, но вполне себе четверные прыжки Майкл может печь как блины. В принципе, он молодчина! Кровью, наверное, харкал! Подобного, поди, добейся. И один, без тренера: Клаудио он не допускал, стеснялся. Да он мужик! Он не сопляк больше, распиленный пополам двумя истеричными тетками, Ниной и Ларисой. Был сопляком, стал мужиком.

– Молодец, Майкл!

– Но ведь не то…

– Но прыгаешь! На чемпионате, конечно, по-другому было… Ты не дрейфь! Подшлифуем, почистим…

– Это стыдно? То, как я сейчас прыгаю?

– Стыд ни при чем. Ты, честно тебе скажу, невероятное сделал. От того уровня, что был у тебя перед чемпионатом, до сегодняшних твоих четверных – семь верст известно чем плыть. Ты их за полгода отмахал. Я б в жизни не поверил, что такое возможно. А что не летаешь… Я тебе говорил: тут тайна имеется.

– Я знаю.

– Не знаешь ты. – Клаудио горько усмехнулся.

О звонке Тинатин Виссарионовны Майкл, конечно, не знает. Но почему его интуиция молчит? Странно. Или нет у него интуиции вовсе? Настолько примитивен?

– В эмоциях дело, – проговорил Майкл, на Клаудио не глядя. – Я сильно зол тогда был. И… – Он почти совсем отвернулся, добавил тихо: – И еще в одном обстоятельстве… – Голову наклонил, тихо-тихо прошелестел: – Мне с женщинами спать нельзя.

Клаудио, тянувший из пластмассовой бутылки воду, аж поперхнулся. Закашлялся, облился, чертыхнулся. Успокоился. Спросил равнодушно:

– Голубой, что ли?

Майкл так и знал! Нельзя было этого никому рассказывать: ни Клаудио, ни Потапову, ни, разумеется, Карлосу. Такие вещи не рассказывают, только если врут, как Карлос про Брижжит, тогда и рассказывают.

Обратно взять свои слова невозможно, остается молчать. Как рыба об лед. Странное, странное выражение, как большинство маминых русских. При чем тут рыба?

Клаудио легонько стукнул Майкла кулаком в грудь, а-ля боксер без перчатки:

– Говори. Чего замолчал?

Пытал недолго. Догадки Майкла имели под собой основание.

После смерти Нины, разбирая ее вещи, так он с матерью прощался, Майкл нашел книгу со скрепкой. К верхнему краю страницы пришпилена обыкновенная скрепка. Вместо закладки – на этой странице остановилась, значит. Нина любила читать за едой, вся книжка в пятнах. Майкл эти пятна гладил нежно, но Клаудио, конечно, этого знать не надо. Клаудио – только суть.

На странице, забрызганной борщом и отмеченной скрепкой, речь шла о враче, о молодом человеке, у которого был чудесный дар: он видел внутренние органы больного. Как только с женщиной переспит, дар исчезает. Потом опять возвращается. И так многократно это было замечено, настолько точно прослежено и подтверждено, что врач и вовсе от женщин отказался.

– Навсегда? – заинтересованно спросил Клаудио.

– Я не знаю, я же всю книжку не читал: толстая больно.

Самое трудное было объяснить Клаудио, каким образом приключения книжного врача связаны с ним, с Майклом, но делать этого и не пришлось. Клаудио все понял без дополнительных разъяснений.

– Как долго ты воздерживался перед чемпионатом? – спросил так, будто речь шла о том, как давно Майкл последний раз чистил зубы у дантиста.

– Я сам разберусь. – Голос Майкла внезапно стал глухим и низким.

Клаудио кивнул и будто страницу перевернул, ту самую, что борщом забрызгана. Бодро заговорил о будущих программах – олимпийской короткой и олимпийской произвольной.

«Адажио» Хачатуряна надо оставить для короткой программы. И музыка хорошая, и своего рода талисман. Для произвольной же Клаудио что-нибудь в ближайшие дни подберет: кое-какие мысли на этот счет у него есть. Главное – надо торопиться! До конца ноября надо успеть показать наброски обеих программ Флоре и Синчауку. Они-то, бедные, про эффект воздержания не знают… Клаудио осекся.

Ну не дурак ли? Поупражнялся в остроумии? Свою же беговую лошадку на ровном месте… Нашел, над чем подтрунивать. Рот открыл, чтоб извиниться, но поздно: Майкл с позеленевшим лицом уже сходил со льда на резиновый коврик. Может, это свет изменился? Напряжение от тренерской желчи скакануло так, что неоновые лампы ярче загорелись?

Клаудио ощутил себя законченной взрослой породистой свиньей.

– Прости дурака.

– Я в уборную, – отозвался Майкл.

Клаудио благодарно кивнул. Пронесло! Можно начать серьезную работу.

В принципе, есть что показать Флоре и Синчауку: они же профессионалы, не могут не оценить грандиозного рывка, роста мастерства, разницы между тем, что было до чемпионата, и тем, что стало сейчас.

А полеты… Невероятные квадруплы Чайки, которые потрясли мир, – это совершенно другое явление. Особый случай.

Может, им про доклад Макарова рассказать? Про небесную лонжу?

От этой мысли Клаудио повеселел. Всякое тайное рано или поздно становится явным. Вот и настал час. Если честно, Клаудио уже крепко подустал быть хранителем «государственной тайны». Что, спортивный престиж Канады одного его касается, что ли?

Майкл вернулся на лед. Начали спокойно и без паники «вспоминать ногами» то, что было показано на чемпионате. Ни малейшего упрека Майклу! Молодец, парень!

Вот доведут программы до максимального в предлагаемых обстоятельствах блеска – и обухом по корпоративной голове: вот вам, товарищи из Canadian Skating Union, вся правда! Кстати, что это такое… «обух»? Надо погуглить. Что-нибудь из лошадиной упряжи, наверное, тяжелое. Плевать.

Сейчас главное – это Флору в союзницы заполучить. Рассказать ей все, пусть артподготовку проведет: приготовит Турасаву и Синчаука к мысли, что Майкл хорош, но по-другому, не так, как на чемпионате.

А потом Клаудио им полную картину обрисует в деталях и подробностях. Про доклад Макарова, про «небесную лонжу». Мистикой он их, конечно, шокирует. Но другого выхода нет и быть не может.

Хватит в кошки-мышки играть.

Глава 131

Мышка была крошечной. Будто специально сконструирована для тоненьких и беленьких девичьих пальчиков с прозрачными ноготками цвета лунных камней. Кукольная мышка, как бывает кукольная одежда или кукольная посуда, предназначена для кукол. Не для людей.

Карлос, когда ребенком был, тысячу раз эту ерунду в магазине игрушек «Toys “R” Us» видел. И всегда мимо проходил. В ту пору он был большим фанатом пожарных машин. Девчачий отдел презрительно обходил. А тут пришел специально в девчачий. Хотел крошке Брижж что-нибудь в игрушечном магазине