Война приближалась к Горловке. В начале лета тревожные новости приходили из Донецка. Там шли бои за аэропорт. За горизонтом всё чаще погромыхивало. Иногда погромыхивание превращалось в канонаду. Варвара прислушивалась к ней с опаской. Четвертого июня украинская «сушка» ударила ракетой по штабу ополченцев. В этот день Михаил пришёл с работы хмурый и злой. Не говоря ни слова жене, он снял с антресолей старенький потрёпанный чемодан и начал складывать в него свою одежду.

– Ты куда? – заволновалась Варвара.

Михаил повернулся к ней и, не глядя жене в глаза, сказал:

– Я уезжаю к матери в Винницу. Мамка давно меня зовёт. Дом надо подремонтировать. Крышу подлатать. Забор повалился.

– А я? – растерянно спросила Варвара.

– А что ты? Сторожи дом. Должен же кто-то за ним присматривать.

– Мишаня, почему так вот, неожиданно?

– Почему неожиданно? Давно собирался. Вот собрался.

Михаил отвернулся и начал аккуратно складывать в чемодан новый костюм.

– Мишаня, – упавшим голосом спросила Варвара, – а зачем тебе новый костюм? Ты что, крышу в нём полезешь чинить?

Михаил закрыл чемодан, повернулся к жене и со злобой посмотрел на неё в упор.

– Пригодится! – коротко сказал он, пригладил пятернёй редкие волосы.

Михаил вытащил из шкафа зимнюю куртку и шапку и стал запихивать их в большую сумку.

– А куртка зимняя тебе зачем? – запаниковала Варвара. – Лето же, жара!

– Пригодится! – буркнул муж.

– Мишаня, – жалобно сказала Варвара, – я с тобой!

– Нет! – твёрдо сказал муж. – Я еду, а ты остаёшься сторожить дом. Да мамка тебя и не приглашала. Вот деньги на первое время. Потом ещё пришлю.

Варвара глядела на тоненькую стопку гривен на столе. Шестым чувством она понимала, что муж уезжает навсегда и денег он, конечно, больше не пришлёт.

– Уже вечер, – попыталась остановить его Варвара. – Транспорт уже не ходит. Подожди до утра.

Она наивно думала, что муж до утра может переменить мнение и остаться.

– Павло едет тоже, и у него в машине есть одно место. – Муж был непреклонен и поднажал на слово «одно». – Ну, пока!

Павло был мужнин приятель, тоже родом из Винницы.

Михаил подхватил чемодан, сумку и сухо попрощался, не поцеловав жену:

– Всё! Пока! Пошёл!

И вышел вон!

И Варвара осталась одна.

Всю ночь она плакала. Подушка промокла от тихо лившихся из глаз слёз. Она вспоминала, как хорошо и дружно они жили с мужем все эти годы, и не понимала, что с ним внезапно случилось. Вернее сказать, она понимала, но не хотела верить. И было ещё обиднее от сознания, что встала между ними не посторонняя женщина, а политика. С посторонней женщиной можно было бы и потягаться. Но как тягаться с политикой? Этого Варвара не знала.

Утро тоже застало её в слезах. Вставать с постели не хотелось. Да и ради кого было теперь вставать, одеваться и готовить завтрак? Так Варвара лежала и лежала, пока до её слуха не донеслись странные звуки. Она перестала плакать и прислушалась. Звуки доносились снаружи.

Варвара встала, оделась и вышла из дома на крыльцо. Утреннее солнце уже припекало. Двор был пуст. Звуки доносились с улицы. Варвара пересекла двор и выглянула за калитку. Он лежал возле калитки и плакал. Маленький. Не старше полутора месяцев. Белый щенок с рыжими пятнами на спинке и на мордочке. Увидев Варвару, он заплакал громче. Варвара, увидев его, тотчас забыла о своих несчастьях. Щенок был несчастнее её. Она подхватила его на руки и понесла домой. Теперь ей было кому приготовить завтрак. Варвара взяла из стопки денег, оставленных мужем, верхнюю купюру и пошла в магазин за молоком.

Тося и Маша вскоре узнали, что Михаил уехал в Винницу. Точнее, они стали интересоваться, почему это его не видно, и Варвара сказала им сама.

– А и хрен с ним! – сказала Маша. – Не жалей! Он не наш! Наш мужик подался бы в ополчение. А этот вишь куда метнулся! К мамкиному подолу в Винницу.

– И то правда! – сказала Тося, обнимая Варвару за плечи. – Давай-ка лучше хлопнем по рюмке чаю! И забудь его, свидомого! Он думает, что спасся. А его тамошний военкомат за жабры-то возьмёт и в строй поставит. И будет твой бывший муж в твою сторону стрелять! Блин!

И три подруги выпили по рюмке самогона за ополченцев и за их правое дело.

Прошёл месяц. Щенок подрос, весело бегал и прыгал во дворе – гонял кур. Варвара души в нём не чаяла. Она назвала его Граф – кратко, звучно и ёмко. Ночью они спали в обнимку. Прижимая к себе тёплое тельце щенка, Варвара чувствовала себя счастливой и почти забыла о своих прежних горестях. Она любила Графа, боялась его потерять и каждую секунду думала о нём, о его благополучии и безопасности.

Варвара посмеивалась над собой. Она и не знала прежде, что можно так сильно любить живое существо. Вся её жизнь сосредоточилась в этом бело-рыжем комочке безудержной энергии и веселья. Варвара вспомнила, как в молодости прочла рассказ, в котором одинокая женщина привязалась к своему попугаю так сильно, как привязываются только к человеку. Этот рассказ тогда очень Варвару насмешил. Но только теперь она поняла чувства той женщины из рассказа. Варвара очень захотела перечитать рассказ, но она забыла фамилию автора, а спросить было не у кого.

Заканчивались деньги. В подвале на полках были в банках всякие соленья, маринады, компоты, но всё это была не собачья еда. Варвара задумалась о работе. Она думала о том, что могла бы пойти в дворники, в уборщицы, стать продавцом или почтальоном. И пока она выбирала между этими перспективными возможностями, подскочил конец июля. И однажды жарким и душным днём уже не в отдалении, а над самим городом загремела канонада, на улицах стали рваться снаряды, истребляя осколками всё живое, что находилось поблизости.

Услышав грохот и гром, рокот, и рёв, и свист снарядов, Варвара, потеряв голову от страха, скатилась по деревянной лестнице в подвал, забилась в дальний угол между ящиками, в которых хранились яблоки, и закрыла глаза. Но тотчас открыла их и ужаснулась: наверху во дворе она забыла щенка.

Варвара вскочила, ринулась по лестнице наверх, вылетела во двор и оглядела его. Граф лежал, прижавшись к изгороди, и дрожал всем телом, не понимая, что происходит и почему всё вокруг него грохочет и рычит, воет, визжит и свистит. Варвара подбежала к нему, подхватила на руки и помчалась в подвал. Там они и сидели до вечера, боясь высунуть носы наружу.

С этого ужасного дня в душе