Икону отдали ей. Лиза целовала икону, прижимала её к груди и снова целовала, не обращая ни малейшего внимания на безжизненное тело сына, лежащее рядом.

– Крепко тронулась! – сказал спасатель и вздохнул. – Шо с ней делать-то? Может, ей психиатра надо? А где его теперь возьмёшь!

Подоспели санитары с носилками. Тело Антона унесли. Лизе помогли встать. Она стояла среди обломков полуразрушенной церкви и ликовала.

– Он живой! Живой! – сообщала она всем, кто проходил мимо.

Люди, занятые спасением раненых, косились на неё и торопливо бормотали на бегу:

– Да, да! Живой!

– Ну, хватит! – сказал голос Антона. – Ты им ничего не докажешь. Они тебя за сумасшедшую принимают. Пошли домой.

И Лиза побрела домой, прижимая к груди драгоценную икону.

28 января 2017 года

Горловка

Скиталица

Ранним мартовским утром пенсионерка Марина Дмитриевна, бывшая учительница математики, стояла в прихожей у зеркала, раздумывая, надеть ли ей старенькое пальто, выглядевшее моложе своих лет, или старенькую куртку, возраста не скрывавшую. Бывшая учительница математики собиралась пойти на рынок за овощами. Вздохнув, Марина Дмитриевна решила надеть куртку, чтобы пальто как можно дольше сохраняло моложавый вид и в нём можно было ходить в магазины и на прогулки.

Решение хозяйки пальто не порадовало. Она бы предпочла магазин или прогулку в парк. Куртка тоже вздохнула и подумала, что быть на вторых ролях в доме не очень-то почётно, но зато с хозяйкой она бывает всё-таки чаще, чем пальто.

Пока Марина Дмитриевна надевала куртку, ей послышалось снаружи на площадке поскуливание, и кто-то сказал «гав». Собака! Откуда здесь собака? У соседей по площадке собак не было. Марина Дмитриевна поглядела в дверной глазок. В дальнем углу площадки что-то лежало, то ли мешок, то ли… Бомж, догадалась бывшая учительница. Этого только не хватало! А почему он гавкает? Надо принять меры! И, не успев подумать, какие надо принять меры, она открыла дверь своей квартиры и храбро выглянула наружу.

Она увидела женщину средних лет, лежащую на боку прямо на голом полу. На женщине была коричневая куртка. Женщина спала, подложив под голову зелёный рюкзак. А у груди женщины примостился пёс средних размеров неизвестной породы, белый с рыжими пятнами на спине и на востренькой морде. Спящая женщина обнимала пса обеими руками. Пёс, поставив торчком ушки, настороженно смотрел на Марину Дмитриевну, раздумывая, гавкнуть ещё раз или погодить. Пока он раздумывал, пенсионерка, не сводя глаз со спящей женщины, заперла замок квартирной двери, опустила ключ в карман куртки и сделала шаг к лестнице. Её действия показались псу подозрительными, и он всё-таки предупредительно гавкнул. Женщина пошевелилась, открыла глаза и, увидев пожилую женщину, села, крепче прижала к себе собаку.

– Фу! – тихо сказала она. – Не шуми!

У неё было милое открытое лицо, правда, усталое и немного заспанное. На вид ей было под пятьдесят.

«Да, бомжиха!» – пронеслось в голове Марины Дмитриевны.

– Вы кто? – строго спросила она женщину. – Почему вы здесь спите прямо на полу? Это негигиенично!

«Что я несу!» – подумала она в следующий миг.

– Я сейчас уйду, – сказала женщина и стала подниматься.

Поднималась она медленно, и было видно, как ей тяжело. Собаку она держала правой рукой, а левой оперлась в пол и наконец поднялась. Она стояла перед Мариной Дмитриевной – среднего роста, худенькая, с испуганными серыми глазами на бледном миловидном лице. Собаку она так и не выпустила из рук.

– Я сейчас уйду, – повторила незнакомка.

«Нет, она не алкоголичка, – подумала Марина Дмитриевна и благосклонно кивнула женщине. – Наверное, попала в беду. Впрочем, какое мне дело! Всем не поможешь!»

И Марина Дмитриевна отправилась по своим делам, но она то и дело по дороге на рынок вспоминала испуганный взгляд женщины, и это пенсионерку беспокоило. Впрочем, вскоре она забыла об этом происшествии.

Через два часа, возвращаясь с рынка, Марина Дмитриевна возле подъезда своего дома приметила ту же женщину. Она сидела на лавочке. Пёс сидел возле неё, и она обнимала его одной рукой. Марина Дмитриевна молча прошла мимо, поднялась на свой этаж, вошла в свою квартиру, поставила сумку с картошкой и капустой на пол и собралась было снять куртку, но у неё заныло сердце. Пенсионерка спустилась вниз и выглянула из подъезда. Женщина всё так же сидела, безучастно глядя перед собой.

Некоторое время Марина Дмитриевна слушала, как яростно внутри неё препираются разум и сердце. Наконец она махнула рукой на разум, приводивший всяческие доводы против, и отдала предпочтение сердцу, приводившему доводы за.

Марина Дмитриевна подошла к женщине, сидевшей на лавочке. Пёс смотрел настороженно. Женщина – удивлённо.

– Как вас зовут? – спросила пенсионерка строгим учительским голосом.

– Варвара, – сказала женщина. – И Граф! – добавила она, указывая взглядом на собаку.

– А я Марина Дмитриевна. Вот что, идёмте ко мне. Я напою вас чаем. Горячим чаем! И Графу что-нибудь найдётся.

И бывшая учительница, не слушая слабого сопротивления Варвары, пошла вперёд, уверенная, что та идёт за ней. Варвара послушно шла, держа на руках пса.

– Вам, наверное, хочется ванну принять? – спросила Марина Дмитриевна, когда женщина сняла куртку и размотала головной платок. Это был вопрос, но он звучал как приказ. Варвара наклонила голову в знак согласия.

Пока Варвара мылась, Граф сидел под дверью ванной комнаты и тихо поскуливал. Хозяйка квартиры положила у его передних лап сосиску, пёс понюхал, но к сосиске не притронулся и продолжал посвистывать и поскуливать. Марина Дмитриевна постояла возле него, вздохнула и отправилась назад на кухню.

Минут через сорок Варвара вышла из ванной комнаты с порозовевшими щеками, в махровом халате хозяйки дома. Граф радостно завизжал и проглотил сосиску. Варвара прошла по приглашению хозяйки на кухню и села на табурет возле обеденного стола.

Скромна была кухня бывшей учительницы. Кроме кухонного стола, покрытого весёленькой клеёнкой, и двух табуретов стоял в ней старенький посудный шкаф, эмалированная белая мойка одиноко лепилась к серой стене, как ласточкино гнездо. Главной здесь была газовая печка с двумя конфорками и духовкой. Из этой пышущей жаром духовки хозяйка вынула противень, на котором красовались румяные пышки.

– Будем пить чай! – объявила Марина Дмитриевна.

Чай был налит в фаянсовые кружки с сиреневыми цветочками, и женщины приступили к чаепитию. Скромен и трогателен был их воскресный завтрак. Варвара пила чай истово и бесшумно, чем заслужила молчаливое одобрение своей покровительницы. Марине Дмитриевне не терпелось расспросить незнакомку о том, почему она ночевала в подъезде, но она сдерживала своё любопытство, понимая, что оно может быть неприятным для Варвары. Варвара, в свою очередь,