Шрифт:
Закладка:
Исчезло сорок метров телефонной линии, скорее всего их использовали для саней. Закончили работу в 20 часов и даже не проверили, как работает.
/…/
Сколько сегодня ночью понадобится мужества.
Холод постоянно усиливается.
/…/
Печи были зажжены и в покинутых бункерах. Необходимо было, чтобы из леса у Павловска видели, как дымят трубы.
У нас приказ стрелять через определенный промежуток времени, как если бы была обычная ночь. Делали вид, на морозе перемещаясь по пустым бункерам вдоль всей линии обороны.
Верили, что линия обороны еще не тронута. Мы имели только пулеметы и перед собой пространство Дона.
/…/
Наша батарея сделала всего около сорока выстрелов. Слышны близкие сильные разрывы. Мы верим, что стреляют по русским позициям!
Другая новость. В тылу батальона «Валь Кьезе» загорелись пять или шесть изб, полные имущества и ручных гранат. Пожары создали хорошую видимость с линии обороны русских, звучат многочисленные сильные взрывы.
Прибыла эстафета из 49-й роты от капитана Фрасколи. К сожалению, телефонная линия была разбита.
/…/
В 20 часов была восстановлена телефонная линия. Я связался с Фрасколи и получил ответ. Никаких новостей.
Надеюсь убить время, перелистывая какую-нибудь книгу, но время не желало быстро проходить.
В 21 час вернулся на передовую для последних распоряжений.
Наконец в 23 часа Фрасколи подал сигнал, что движение начнется завтра в 4 часа утра. Это хорошая новость, которая подняла наш моральный дух. В какой-то момент с пессимизмом думал, что высшее командование могло просто забыть о нас.
/…/
Вернулся на передовую. Вдалеке Дон и стреляют снайперы. Наше автоматическое оружие всегда в движении, переносим его с одной позиции на другую, отвечаем короткими очередями.
16 января русские атаковали батальон «Эдоло» на равнине у Басовки. Если они попробуют этой ночью атаковать также и Белогорье? Русские хорошо знают отчаянную ситуацию альпийского армейского корпуса.
18 января 1942
/…/
Вся передовая стала отходить, теперь уже маскировались батальоны «Валь Кьезе», «Тирано» и «Эдоло», прикрывая уход с Дона. Мы пока не могли двигаться.
/…/
Мы наверху, виден Дон и русские позиции. Необходимо «бежать» немедленно.
Наводили порядок в частях почти бегом. 46-я рота в хвосте колонны.
Я «офицер хвоста» – это, собственно, последний из колонны. Чувствую пустоту за спиной, физически – это как если идти по снегу без ботинок.
/…/
Говорили, что сегодня ночью в ответе на приказ к отступлению из штаба полка было следующее: «Высочайший моральный дух». По-моему, они ненормальные!
/…/
Вдоль дороги брошенные автомобили и грузовики, первые ящики с брошенными боеприпасами.
Не шли, а катились по направлению на запад почти бегом. Я всегда в конце колонны, постоянные задержки.
/…/
В деревне брошенные грузовики и автомобили, пропавшие мулы, немецкие машины готовы к отъезду, небольшое количество брошенных немецких материалов, место сбора батальона «Эдоло».
Странно, что в Морозовке осталось население. Новая линия обороны будет у Подгорного!
Батальон из дивизии «Винченца» уже на дороге. Услышали о первых пропавших без вести из этой сводной дивизии.
Дивизия «Брамбилла» («Оловянных солдатиков») – так ее называют альпийские стрелки – она годится для действия в глубоком тылу, состояла из мало подвижных стариков, которых мы видели только сидящими. Их отправили на верную гибель.
/…/
Вдоль дороги много брошенных ящиков, брошенных грузовиков, боеприпасов. Немецкая тяжелая моторизованная колонна объезжала Подгорное.
Чувствуется усталость, шли, согнувшись почти пополам.
Из-за вьюги колонна растянулась. Снег такой густой, что кажется перед нами туман.
Сильно устали, холодно и грустно. Подгорное где-то рядом.
Видим брошенные ящики 46-й роты. Теперь уже на санях остались только вещевые мешки и продукты питания. Еще брошенные грузовики. На снегу лежат ящики. Я еще поднял несколько ручных гранат.
Постепенно темнеет, холод усиливается.
Долгий подъем, потом равнина, появилось Подгорное. Это действительно Подгорное с большим телефонным узлом, прочными домами из дерева и каменной кладки. Подгорное – такое далекое и желанное в неглубокой лощине. Спускаемся к селу, которое в огне, вдалеке глухие взрывы, склады боеприпасов взлетают на воздух.
Вечер. Проходим мимо немецкой колонны саней и грузовиков. Пожары приближаются, раздаются взрывы различной силы. Столб дыма окутал Подгорное. Уже наступила ночь. Еще один склад боеприпасов взлетел на воздух, каждый взрыв поднимал куски стен, и осколки дождем падали на нашу колонну. Местное население бежало без всякой надежды. Колонна, которая прибыла, не может выехать из-за препятствия со стороны другой колонны людей, мулов, автомашин.
/…/
Вернулись первые пьяные альпийские стрелки, принесли котелки и бутылки, полные коньяка. Другие отправились в брошенный немецкий магазин поблизости. Среди ящиков шоколада и галет был коньяк для всех. Я слегка опьянел, смеялся, пили коньяк как воду. Многие уже лежали тут же на снегу одуревшие. Мешались другие опьяненные, которые были около нашей площадки, полный хаос. Как только предупредили, что будут выливать содержимое бутылок и котелков, альпийские стрелки удирали, прятались, или же становились агрессивными.
/…/
Поднялся ледяной ветер со снегом, начались мучения для глаз. Шли вперед, согнувшись, шатаясь, почти на ощупь. Узнали от одного альпийского стрелка из полка, что мы на дороге по которой отходил батальон «Тирано».
Более пьяные просили прощения и падали. Некоторых, мы видели, поднимали, другие оставались в темноте, на холоде в 35 градусов, замерзали и умирали медленно от переохлаждения.
Замедлил шаг, надеясь, что меня заметят. За короткий промежуток времени переместился вдоль колонны, поднимаем первые труппы, сани полные. Теперь уже не думаю о тех, кто упал, иду вперед.
Пожары давали немного света; взрывы, звуки тысяч выстрелов.
/…/
15 января мы были на передовой и наблюдали за Доном. В это время на штаб Альпийского армейского корпуса обрушилась колонна русских танков. Для генерала Наши дорога спасения – в направлении на восток, на Подгорное была отрезана. Русские оказались в нашем глубоком тылу. Фронт развалился, остатки частей обратились в бегство. Командование не контролировало ситуацию, приказы не доходили до частей. К сожалению, большая часть 46-й роты участвовала в этой драме с коньяком. Часть пьяных была здесь, другие альпийские стрелки пропали без вести, некоторые сильно обморозились.
/…/
Устал, деморализован, голоден и думаю, что не удастся поесть. Думаю о моих альпийских стрелках, и хочется плакать. Меня не воодушевляет их отчаяние, чувствую боль, гнев, потому что не знал, как сопротивляться. Мучения продолжаются, холод ниже 40 градусов. Проходила колонна отставших, которые искали свои части и кричали. Также госпитали были опрокинуты на снег с ранеными и больными, которых должны были отправить в тыл.
