Судя по времени ее появления, вполне вероятно, что Анна прибыла вместе с Маргаритой в Турне, где, как вы помните, возникла взаимная симпатия между регентшей Нидерландов и Чарльзом Брэндоном. Эта история стала поучительным уроком о мощном и противоречивом оружии, которым может быть любовь, причем уроком не единственным. У самой Маргариты имелся обширный опыт жизни при европейских дворах: часть ее детства и юности прошла во Франции под опекой могущественной регентши Анны де Божё, которая написала практическое руководство для молодых аристократок. Страстной по натуре и образованной Маргарите было прекрасно известно о любовных утехах, равно как и о том, что женщина с определенным весом в обществе должна проявлять осторожность, поскольку, как строго предупреждала Анна, «на тебя могут возложить вину даже за совсем незначительное деяние».

Не позволяй никому прикасаться к твоему телу, кто бы он ни был, – ни одной из тысячи не удастся избежать обмана или посягательств на ее честь, какой бы «доброй» и «истинной» ни была ее любовь. Поэтому для наибольшей уверенности в таких ситуациях советую избегать любых приватных встреч с мужчинами, какими бы приятными они ни были.

Анна пробыла в Нидерландах чуть больше года, а затем отец организовал ее переезд во Францию, где незадолго до этого была провозглашена королевой Мария Тюдор. Там ей предстояло воспринять еще более противоречивые представления.

После смерти престарелого мужа Марии Тюдор, Людовика, и ее возвращения в Англию с Брэндоном Анна осталась при французском дворе еще почти на семь лет, усвоив его культуру до такой степени, что французский дипломат Ланселот де Карль позже напишет, что она, казалось, «родилась француженкой».

Королева Клод, жена короля Франциска, сменившего Людовика, была скромна, слегка увечна и почти постоянно беременна. Она никогда не принимала участия в придворных танцах, но была образованной и глубоко религиозной женщиной, которая любила и постоянно заказывала рыцарские романы, а в качестве одной из фрейлин своей свиты назначила поэтессу Анну де Гравиль[135]. Еще одной влиятельной фигурой при дворе Франциска была его сестра Маргарита, которой очень восхищалась Анна Болейн.

Маргарита Наваррская, как ее чаще всего называют, была активной участницей так называемой querelle des femmes[136] – общественной дискуссии XV–XVIII веков, посвященной положению женщин в обществе и тому, насколько адекватно оно отражало их способности. Более того, Маргарита была плодовитым автором и не раз публиковалась, а ее самая известная работа «Гептамерон» с увлечением, граничащим с одержимостью, повествует о предательствах, соблазнениях и даже изнасилованиях женщин, происходивших под прикрытием куртуазных идей. Возможно, в тот период, когда Анна Болейн появилась при французском дворе, сама Маргарита подверглась насилию со стороны одного из галантов ее брата, человека по имени Бонниве, – таков был «симметричный ответ» французов Чарльзу Брэндону. Возможно также и то, что ближе к дому Анна усвоила еще один урок, когда у ее сестры Марии, отправленной ко двору Марии Тюдор, случился краткосрочный роман с королем Франциском (его неоднократно называли «купающимся в женском внимании» и «молодым, могучим и ненасытным»).

Позднее распространится утверждение, что Франциск бесцеремонно назвал Марию Болейн «великой шлюхой – самой позорной из всех». Однако сообщает об этом один из враждебных источников, и лишь в 1536 году, когда любое дурное слово о любом из членов семьи Болейн считалось недостаточно дурным. А биограф Марии, Элисон Уэйр, утверждает, что именно на этом хлипком фундаменте был построен образ Марии как (в терминах XX века) отъявленной «тусовщицы, которой хватало на всех»: соблазненной чувственностью французского двора, отвергнутой Франциском, пошедшей по рукам его придворных и, наконец, отправленной обратно в Англию – прямиком в объятия короля Генриха. На этом образе основана и идея о том, что решимость Анны противостоять Генриху подпитывалась наблюдением за судьбой сестры.

На самом деле при французском дворе Анна, по-видимому, усвоила совсем другой урок. Над группой ничего не значащих случайных любовниц, к которой, по всеобщему мнению, принадлежала и Мария Болейн, возвышалась maîtresse-en-titre – главная, признанная и уважаемая фаворитка короля. Самой известной исполнительницей этой роли была Диана де Пуатье во времена правления Франциска, а в период пребывания Анны во Франции это место занимала Франсуаза де Фуа. Вполне возможно, что столь детально прописанная концепция роли фаворитки открыла перед Анной понимание собственных перспектив. Впрочем, в их реализации она зайдет дальше, чем кто-либо до нее.

В начале 1522 года в обстановке растущей враждебности между Францией и Англией семья Анны Болейн предложит ей вернуться домой. Но что из этого замысловатого багажа она привезет с собой?

Анну вернули домой, поскольку полным ходом шла подготовка к ее венчанию. Для Болейнов это был выгодный союз – с родственником Джеймсом Батлером, на чье спорное ирландское графство Ормонд у них имелись определенные притязания. Неясно, почему этот брак так и не состоялся, но на горизонте вскоре появится бесспорно более заманчивый, с точки зрения Анны, вариант

Уже в Англии, отправившись ко двору в качестве одной из фрейлин королевы Екатерины, Анна познакомилась с Генри Перси, наследником великого графства Нортумберленд и членом семьи Уолси. Перси «предавался ухаживаниям за фрейлинами королевы и ближе всех познакомился с дамой Анной Болейн, так что между ними возникла тайная любовь, и в конце концов они твердо решили обвенчаться».

Это свидетельство принадлежит камергеру Уолси, а впоследствии его биографу Джорджу Кавендишу. Позже, когда «тайная любовь» все-таки стала явной, он живописал, с каким презрением Уолси раскритиковал несчастного Перси за его «безумный каприз», положив конец надеждам влюбленной пары. Именно в этой истории берет свое начало путь Анны, которая поклялась то ли из-за разочарования в любви, то ли из-за неудовлетворенных амбиций, что «если это когда-либо окажется в ее власти, она доставит кардиналу не менее сильные страдания».

Однако есть вероятность, что у Анны в той или иной степени имелась еще одна, третья эмоциональная связь: с поэтом Томасом Уайеттом. Знакомясь именно с его стихами, мы можем ближе всего подобраться к пониманию природы ее очарования.

Помимо блестящей карьеры придворного и дипломата, Уайетт прославился как поэт, который ввел в английскую поэзию форму сонета. Он не только переводил Петрарку, но и сам экспериментировал со стихотворными формами, обогащая английский дух итальянским стилем – можно сказать, «поженив» Петрарку с Чосером. Посмертная публикация его работ одновременно популяризирует и обесценит их. В «Сборнике Тоттела» 1557 года к его стихам будут добавлены заголовки, которые, по сути, превратят их в практическое руководство для влюбленных, хотя поэт, скорее всего, никогда бы их не одобрил. Но и при жизни Уайетт был поэтом весьма неоднозначным: колеблющимся подданным, который сомневался в самоопределении, эксплуатируя условности куртуазной любви и при этом подвергая их критике. «Это всего лишь любовь. Обрати ее в