В то время Екатерина Арагонская могла бы счесть некоторые правила Андрея Капеллана более чем убедительными, например: «Если слабеет любовь, то быстро она гибнет и редко возрождается»[129] или, возможно, «Двойною любовью никто обязан быть не может»[130].

В конце года Екатерине исполнилось 40: она вышла из общепринятого детородного возраста. Еще за два года до этого один из хронистов указывал, что она оказалась «за пределами женского пути». Что касается Марии Болейн, летом 1525 года она, напротив, была беременна и следующей весной родила мальчика по имени Генри Кэри. Генрих VIII всегда был сторонником последовательной моногамии, и из-за все более требовательного эго ему могло показаться, что и жена, и любовница оставили его. Как в политическом, так и в личном плане все было готово к тому, что в свете прожектора скоро окажется совсем другая актриса.

Часть III

1525–1536 гг.

Fin'amor – настоящая любовь, в противоположность fals'amor – непостоянной или поверхностной любви.

Охотники, я знаю лань в лесах,

Ее выслеживаю много лет,

Но вожделений ловчего предмет

Мои усилья обращает в прах.

В погоне тягостной мой ум зачах,

Но лань бежит, а я за ней вослед

И задыхаюсь. Мне надежды нет,

И ветра мне не удержать в сетях[131].

Томас Уайетт

10

«Возлюбленная моя и друг мой»: 1525–1527 гг.

Кто же такая Анна Болейн, не так давно появившаяся при английском дворе? По уровню обаяния она, без сомнения, превосходит любого другого персонажа английской истории, однако мы располагаем сравнительно небольшим количеством свидетельств о ее истинной сущности. Этот факт породил огромное количество фантазий о фигуре Анны.

До нас дошло совсем немного писем ее авторства, и почти ни одно не выражает ее чувств. Никаких молитв или стихов, подобных тем, которые будет впоследствии писать ее дочь Елизавета; никаких мемуаров или учебных пособий вроде вышедших из-под пера или от имени ее современниц королевских кровей. На фоне столетия, когда женщины из монарших семей начинали более свободно выражать свое мнение, ее молчание озадачивает.

Возможно, за те 10 лет, что Анна провела на публике, она просто была слишком занята своей незаурядной жизнью, чтобы ее фиксировать, а может, срок ее пребывания в статусе королевы был слишком коротким и неоднозначным, чтобы потерять бдительность и предаться откровениям… Впрочем, немногочисленные дошедшие до нас комментарии ее авторства могут показаться весьма подрывными. Возможно, дело на самом деле в том, что большая часть засвидетельствованных диалогов с Анной состоит из фрагментов, которые могли быть использованы против нее.

В результате вызывающая всеобщее обожание и массу споров фигура Анны остается столь же таинственно-неопределенной, как дама сердца из любого старинного куртуазного стихотворения. И хотя она проявляла уникальную для своего времени активность, потомкам остается либо любить, либо ненавидеть ее образ, обладавший чертами живого человека лишь в некоторых, самых радикальных проявлениях, но, несомненно, принадлежавший сложной и разносторонней личности.

Существует множество воплощений Анны в культуре – как и взглядов на ее историческое значение, причем многие из них противопоставляются друг другу с простотой двоичного кода. Была ли она прежде всего жертвой, пострадавшей за преступления, которых не совершала, – и если да, то была ли она насильно втянута в отношения с Генрихом, будь то им самим или в качестве залога амбициозных планов ее семьи? Была ли она, напротив, главной движущей силой всей истории, ловко манипулируя Генрихом в диапазоне от похоти до всепоглощающей любви? «Le temps viendra / je anne boleyn»[132], – гласит собственноручная надпись в одном из трех подписанных ей часословов, под миниатюрой второго пришествия. Но что это: констатация чисто религиозного характера, утверждение собственной идентичности, заявление о намерениях?

Взгляд на Анну как на главную движущую силу отношений с Генрихом предполагает отдельную двойственность: ее либо осуждают как бессердечную интриганку, либо превозносят как суперсовременную женщину, амбициозно осмелившуюся самостоятельно строить свою судьбу. А может, она была отважным крестоносцем, сражающимся за высшие религиозные цели? В одном художественном переложении событий, которое ранее было популярно, Анна преподносится как романтическая жертва, ожесточившаяся из-за расстроенного союза с Гарри Перси. Но могла иметь место и другая версия – увы, никак не задокументированная, – согласно которой она попросту влюбилась в Генриха.

По наиболее актуальной сегодня – феминистской – версии, у Анны имелись собственные амбиции (с уточнением: а почему бы и нет?). Эта точка зрения муссируется на бесчисленных страницах социальных сетей, где с разной степенью достоверности и точности рассказывается о запутанных перипетиях ее судьбы, а символы ее жизни запечатлеваются в самых различных проявлениях, от тортов до рождественских сувениров[133]. Эта версия неизбежно порождает насущный вопрос: откуда у Анны Болейн взялось столь обостренное чувство собственного достоинства, позволившее ей взлететь так высоко?

Нам прекрасно известно, что Анна станет многогранной исторической фигурой: более того, это произойдет в том же столетии, когда она жила, причем в среде как враждебно настроенных католиков, так и протестантских пропагандистов. В более поздних произведениях она изображалась как вампир, оборотень, путешественница во времени и даже призрак. Но какие истории повлияли на саму Анну? Какие представления о месте женщины в обществе сформировали ее мышление и проложили путь к ее взлету (а возможно, и падению)? Альтернативную оптику, сквозь которую можно взглянуть на историю ее отношений с Генрихом, могут предложить уроки, которые она извлекла во время обучения за границей.

* * *

Ни дата, ни место рождения Анны Болейн точно не установлены, но наиболее вероятно, что она родилась в усадьбе Бликлинг-холл в графстве Норфолк в 1501 году. Часть историков придерживается даты по крайней мере на пять лет позже, но первые точные сведения об Анне относятся к 1513 году и происходят из нидерландского двора, откуда Маргарита Австрийская написала письмо отцу Анны с благодарностью за то, что он прислал ей «такую умную и приятную» спутницу. Минимальный возраст, в котором девочка могла приступить к обязанностям придворной фрейлины, – 12 лет.

Распространенное представление об Анне как о целеустремленной девушке из низов представляется ошибочным. Именно дипломатическая работа ее отца Томаса, одного из преуспевших «новых людей»[134], дала ей место при дворе за границей. Ее мать Элизабет родилась во влиятельной семье Говардов: дочь 2-го герцога Норфолка, сестра 3-го – одного из главных пэров Англии