Венецианский посол прямо написал домой, что рождение девочки «оказалось весьма досадным событием, поскольку никогда еще все королевство не желало чего-либо с таким нетерпением, как принца, и всем подданным казалось, что государство будет в безопасности, если его величество оставит наследника мужского пола, тогда как в отсутствие принца они придерживаются противоположного мнения».

Но Екатерина Арагонская торжествовала, и Генрих был убежден, что живой ребенок, хоть и дочь, – это по крайней мере надежда на лучшее будущее. «Мы оба молоды, – говорил он венецианскому послу Джустиниану. – Пусть на этот раз появилась дочь, по милости Божией за ней последуют и сыновья». Примерно через три недели после Екатерины родила и Мария Тюдор. Появившегося на свет мальчика назвали Генрихом в честь дяди, но он прожил очень недолго[126]. В течение всего мая при дворе устраивались празднества и турниры, на которых Генрих и его рыцари облачались в пурпурный бархат, расшитый золотыми розами.

Мария и Брэндон жили в роскоши – насколько это позволяло их пошатнувшееся финансовое положение. Более того, они вели бесконечные переговоры о доходах Марии из средств французского приданого и о своем долге перед Генрихом. Возможно, Брэндон, который был примерно на семь лет старше короля, начал замечать, что симпатии Генриха переходят на сторону более молодых фаворитов, таких как Генри Норрис и Николас Кэрью. Между тем Екатерина Арагонская, похоже, восприняла рождение дочери как возможность начать вести более уединенную жизнь: по свидетельству венецианского посла, в течение следующих нескольких лет ее видели «совсем редко». И хотя ей едва исполнилось 30 лет, иностранные гости отмечали, что она начала терять свою привлекательность. А ближайшими подругами «со стороны королевы» стали теперь женщины гораздо старше ее.

Но когда на белом коне, подаренном Екатериной, к английскому двору прибыла Маргарита, то и Екатерина, и Мария вышли ее приветствовать. Холл сообщал, что шотландскую королеву встретили «высоким пиршеством», но, по словам венецианского посла, Генрих отказывался признавать ее брак с Ангусом (а тот не принял ни одно приглашение приехать с визитом на юг, что заставило Маргариту «глубоко задуматься»). Переговоры с Олбани и шотландскими лордами о том, чтобы Маргарита снова могла благополучно вернуться на север и была обеспечена финансами, взял на себя Уолси.

Тем летом Маргариту убедили снова вернуться в Шотландию. На границе вместе с другими лордами ее встретил и Ангус. Поскольку Олбани вернулся во Францию (где до этого оставил жену) и обратно не торопился, возник вопрос о том, возобновится ли регентство вдовствующей королевы. Однако Маргарита лишилась всех шансов на это, предложив назначить своим заместителем мужа, с которым она к тому времени, по-видимому, помирилась. Другие члены Тайного совета не могли согласиться с этим предложением. Но вскоре у Маргариты появились причины поблагодарить их за непокорность. Пока она была в Англии, Ангус жил с леди Джейн Стюарт из Траквейра, с которой был обручен раньше. Причем жили они за счет ренты с земель Маргариты – Метвен и Этрик-Форест. Кроме того, он не был готов вернуть конфискованные доходы и отказаться от своего права пользоваться имуществом Маргариты в качестве ее мужа.

Всего через три месяца после возвращения в Шотландию Маргарита написала Генриху, умоляя позволить ей вернуться в Англию и развести их с Ангусом. В ответ Генрих отправил к ней на север монаха, чтобы тот убедил ее в святости брака. По сообщению представителя Генриха лорда Дакра, шотландские лорды согласились с английскими наблюдателями в том, что с Маргаритой плохо обращались, «не сдерживая никаких обещаний». Но если шотландцы, как она заявляла, только и делали что «кормили ее добрыми словами», Генрих поступал не лучше, отодвигая ее чувства на второй план. Однако теперь у него были все основания предпочесть проанглийского Ангуса профранцузскому Олбани в качестве главы правительства Шотландии.

Узнав, что Маргарита добивается официального развода, Генрих и Екатерина пришли в ужас. В октябре 1518 года Маргарита сообщила брату, что они с Ангусом не были вместе «эти полгода». «Я расположена, [если] это не перечит закону Божьему и моей чести, расстаться с ним, ибо я прекрасно понимаю, что он не любит меня, он показывает мне это каждый день». Сын Маргариты содержался отдельно от нее; ее лично унизили, заставив заложить свои драгоценности и серебро. Ко всеобщему облегчению, в 1519 году Маргариту с Ангусом видели вместе на пути в Эдинбург. Но сближение было недолгим. К лету 1520 года, когда снова вспыхнул вооруженный конфликт, Маргарита встала на сторону врагов своего мужа.

В Англии у Екатерины тоже были проблемы, хотя и менее драматичные. Громадный (не только по размеру, но и по значению) кардинал Уолси, вечно облаченный в красную мантию, теперь стал настоящим alter rex[127]. Послы наперебой сообщали, что Генрих «пропадает на охоте, а здесь всем управляет кардинал» или «король с удовольствием передает кардиналу полноправное управление королевством». В 1516 году, во время беременности Екатерины, умер ее отец, король Фердинанд, и необходимость продвижения происпанской политики несколько потеряла актуальность. Поэтому, когда летом 1518 года Уолси вел переговоры о помолвке двухлетней Марии с несовершеннолетним сыном короля Франции, Екатерина не возражала. Она была снова беременна, но в ноябре вновь потеряла ребенка. Невыживший младенец снова оказался «всего лишь девочкой», а эта беременность стала последней для Екатерины.

Бесси Блаунт, напротив, летом 1519 года родила мальчика. Имя ребенка – Генри Фицрой[128] – давало понять, что король был готов признать отцовство. В конце концов, это доказывало его мужскую силу. Бесси выдали замуж за молодого человека из семейства Уолси, а король, хоть и не интересовался больше ей лично, пристально следил за ее сыном.

Екатерина, хоть и была несколько подавлена, почти никогда не показывалась в обществе. Летом 1520 года состоялось несколько дипломатических торжеств. Короли Франции и Англии должны были встретиться неподалеку от французского города Кале, принадлежавшего англичанам. Это была настоящая вечеринка века, получившая название «Поле золотой парчи». Но именно Екатерина, прилюдно павшая на колени перед Генрихом и умолявшая о встрече со своим племянником Карлом, добилась того, чтобы до и после англо-французской вечеринки состоялись две встречи с Карлом V. Недавно избранный император Священной Римской империи, обладавший физически невзрачной внешностью, объединил в себе мощь всех своих дедушек и бабушек из обосновавшейся в Австрии Священной Римской империи, Бургундии и Испании с ее растущим влиянием в Новом Свете.

По всей видимости, подготовка к поездке Генриха во Францию показала и степень влияния Екатерины Арагонской, и его пределы. Генрих и Франциск весело поклялись не брить бороды, пока не встретятся. Когда Генрих «по желанию королевы» все же побрился, мать французского короля демонстративно спросила английского посла, в восторге ли Екатерина Арагонская от этой встречи. И хотя все знали,