ее, – ответила она с круглыми от удивления глазами. – Наверное, это очень благородный способ использовать свою магию в последний раз. – Ведьма коснулась моего плеча: – Милая, ты как, в порядке?

Я кивнула, прижимая дрожащие ладони к сердцу. Грудь Ксавье поднималась и опускалась с почти неестественной интенсивностью. Из его носа упала капелька крови, и у меня сердце заныло. Даже с ужасно сокращенной магической силой, даже закованным в кандалы Ксавье сумел наложить благословение. И все для меня.

– Ты не должен был это делать, – проговорила я сиплым от слез голосом.

Вопреки изнурению, крови и синякам Ксавье улыбнулся:

– Еще как должен.

Нас окружили другие маги. Мне стало тяжело дышать.

«Это ты виновата, что Ксавье в таком состоянии», – заявила моя магия, но ее слова не значили ничего. Я схватила мадам Бен Аммар за рукав.

– Пожалуйста! – шепнула я. – Нельзя ли как-то остановить происходящее?

– Уже поздно, – ответила ведьма, легонько касаясь ладонью моей спины. – Но я знаю, как важно для него то, что он сумел тебя благословить.

Внутри у меня затрепетало нечто добрее и нежнее моей магии. Вспомнилось, что Ксавье мне объяснял про эти чары.

Налагающий должен испытывать к благословляемому истинную, чистую любовь.

Я покраснела.

Мадам Бен Аммар опустила голову и заглянула мне в глаза.

– Он должен вернуть долг, Клара.

Зажмурившись, Ксавье прижал голову к спинке стула, и я подумала: «Он отчаянно нуждается в отдыхе».

– Все в порядке, – проговорил Ксавье, глядя на меня усталыми глазами. – Раз ты можешь вытерпеть свою магию, я точно выдержу то, что со мной случится.

Он еще пытался утешать, словно это меня ожидало наказание.

Я закусила губу:

– Ему будет больно?

– Нет, милая.

Мадам Бен Аммар коснулась руки Ксавье. Рыжеволосая ведьма дотронулась до его плеча. Мастер О’Брайан – ладони. Ксавье коснулся каждый из присутствующих магов. Они встали вокруг его стула кольцом, полностью загородив от меня, и от одного этого мне стало не по себе. Я прижала руку к своему трепещущему сердцу.

Маги и ведьмы заговорили в один голос, все с разной интонацией, но каждый слог произносился в унисон:

– Ксавье Морвин, вы нарушили клятву, данную Достопочтеннейшему Совету. Как следствие, вы лишаетесь дара ваших предков, своей магической силы. Вы лишаетесь титула. Вас больше не станут именовать магом. Мы отсекаем вас от вашей силы и от вашего титула отныне и навсегда.

Не было ни фанфар, ни раската грома, ни яркой молнии. Маги отступили от Ксавье, «щелк!» – разомкнулись кандалы на его запястьях и лодыжках. Когда Ксавье поднялся со стула, у него дрожали руки.

Я оттолкнула белокурого мага, загораживавшего меня от Ксавье, и тотчас обняла беднягу за плечи, чтобы поддержать. Ксавье наклонил голову к моей.

– Мисс Лукас, ждем вас завтра на церемонии, – проговорил маг в очках.

Не взглянув ни на кого из них, я притянула Ксавье к себе и плотно обвила рукой за пояс. Кровь с его предплечья капала на ярко-розовую ткань моего платья. В конце прямоугольного зала виднелись двойные двери.

– Я создам нам портал, – шепнула я Ксавье. – Если повезет, мы окажемся неподалеку от твоего дома.

– Ты прекрасно справишься, – заверил он. – Если только не окажемся в пустоте, можешь забирать меня куда хочешь.

Когда я посмотрела на Ксавье, он улыбнулся.

– Ерунду говоришь! – Глядя на него, серьезного, обожающего, я ощутила, как замерло сердце.

«Ты его любишь», – сказала магия обвиняюще. Констатируя факт. «Да, – подумала я. – Люблю».

Перед нами высилась та же дверь, которая во время одного давнего визита использовалась как портал в гостиную моего дома. В середине большой золотой ручки было вырезано солнце, совсем как на значках у членов Совета. Я стиснула ее так крепко, что представила, как солнце отпечатывается у меня на ладони. Прижимая к себе Ксавье, я коснулась лбом двери и закрыла глаза.

Магия сводилась к эмоциям, в моем случае – к чрезмерным. Но я была сильна, достаточно сильна, чтобы справляться с самыми бурными страстями. Даже в тот момент я испытывала тысячу разных чувств. Теплый, будоражащий восторг от того, как бедро Ксавье прижималось к моему. Печаль из-за того, что я увидела его в таком состоянии; осознание, что обожаемая им магия внутри него больше не живет. Сожаление, что не смогла помочь ему, что это оказалось мне не по силам.

Все эти чувства были частями меня. Все они поселились и уживались во мне, но меня не контролировали. Это я их контролировала. Управляла собственной магией.

Я подумала о путешествии. О прибытии. О завершении. Об успехе. Представила нас с Ксавье, как мы вернемся в Морвин-мэнор, наконец окажемся в безопасности.

– Отнеси нас домой, – шепнула я.

Затем повернула ручку и нажала на нее. Дверь распахнулась, показав залитую солнцем комнату: стопки книг на деревянном полу, лампу на тумбочке, портрет семьи, серьезной, но дружной, кровать с пологом на четырех столбиках.

Комната Ксавье. Он быстро-быстро заморгал, его щеки покраснели.

– В самый раз, магия, – похвалила я и потащила Ксавье через порог.

22

– Да ты мне всю лавку притащила, – посетовал Ксавье.

Я принесла ему таз с водой, тряпки, бинты и его саквояж для снадобий. Закатив глаза, махнула ему рукой, заставив чуть подвинуться, села рядом и макнула тряпку в воду. Я молча обработала раны, оставленные кандалами на запястьях и лодыжках Ксавье – ярко-красные ожоги, унизавшие конечности, как браслеты.

Обеззараживающее средство. Целебная мазь, чтобы снять боль. Бинт, чтобы сохранить раны чистыми.

Я снова посмотрела на Ксавье, и у меня сердце замерло. За работой я забыла, как сильно истерзала его моя магия.

Никакие слова не шли на ум. Одной рукой я приподняла Ксавье голову, другой вытерла запекшуюся кровь с губ и носа.

– Помнишь, когда мы были маленькими, – тихо спросил Ксавье, – в играх ты вечно заставляла меня быть твоим пациентом?

Я ухмыльнулась:

– Тебя послушать, так я вела себя как сущий тиран.

– В одной игре ты и была тираном, а я – твоим слугой.

Наклонив лицо Ксавье набок, я вздохнула, заметив уродливые, багрово-синие синяки, покрывавшие кожу от виска до челюсти.

– Прости, что моя магия так тебя измучила. Ты был прав насчет нее. Она сильнее обычной. Моя мать благосло…

Вдруг язык мне защемило от боли. Я коснулась своих губ и поморщилась.

Ксавье сел на кровати и нахмурился.

– Твоя мать благословила тебя?

Когда я открыла рот, чтобы рассказать про визит к матери и про то, что увидела в ее лавке, резкая боль, как ножом, вспорола мне язык. Я охнула, на глаза навернулись слезы.

Ксавье коснулся моего запястья:

– Не можешь об этом говорить?

Я покачала головой.

Ксавье задумчиво нахмурил лоб, глянул на мои губы, и в сердце затрепетало.

– Тут наверняка наложена какая-то печать, – пробормотал Ксавье. Потом темные глаза заблестели: его осенило. – Твоя мать наложила тебе на уста печать безмолвия?

Когда я попробовала кивнуть, шея не послушалась и заболела, словно я несколько часов сидела сгорбившись. Пришлось просто молча смотреть на Ксавье, прикусив язык.

Он снова откинулся на подушки и поджал губы.

– Твоя мать благословила тебя… сильной магией. – Ксавье поднял глаза к потолку. Его взгляд двигался туда-сюда, словно друг читал один из своих учебников. – Это может объяснить, почему твои чары так капризничали и почему так плохо отреагировали на меня. Но откуда тебе все это известно? Ты встречалась со своей матерью?

Я не могла ничего ответить. Шея и плечи застыли, как у каменного бюста. Мне столько хотелось ему поведать. О том, что Имоджен торговала «эйфорией». О том, что у нее свой ковен и они тоже распространяют зелье, несмотря на последствия.

Ксавье перехватил мой взгляд и покраснел.

– Прости, – сказал он. – Не хочу терзать тебя вопросами, вдруг опять больно сделаю. Наверное, мне придется умерить любопытство.

Я открыла саквояж для снадобий, стоявший на тумбочке, и достала желтую бутылочку с ярлыком «От синяков».

– Жаль, не могу