Шрифт:
Закладка:
– В идеале я хочу получить снадобье, которое успокоит пациента. Такой эффект будет прямо противоположен действию «эйфории», которая приводит в неистовство. – Ксавье показал на банку, полную длинных побегов золотарника, только что сорванного у нас в саду. – Поэтому нужны ингредиенты, вызывающие душевное равновесие, спокойствие, сосредоточенность. С этой же целью все составляющие я добавляю в равных пропорциях.
Ксавье шагнул к столу, придвинул к себе разделочную доску с листьями перечной мяты и начал рубить их квадратами.
– Давай попробуем приготовить снадобья по рецептам с номера сто шесть по номер сто одиннадцать.
Он придумал более ста вариантов. Сто попыток исправить ошибку, допущенную один сезон назад. Закусив губу, я открыла нужную страницу и прочитала вслух:
«Запись сто шесть:
Против одержимости: спокойствие – ромашка и лаванда. Пойте колыбельную, шепчите над снадобьем.
Против неугомонности: удовлетворенность – розовые розы. Скажите вслух о том, за что вы благодарны.
Против бесконтрольности: сосредоточенность – незабудки, чтобы вызвать воспоминания, мята для концентрации.
Против заблуждений: ясность – белые хризантемы. Добавьте чистую воду. Добавьте лед, чтобы остудить гнев. Представьте себе мир и тишину.
Против неуравновешенности: все ингредиенты должны быть в равных пропорциях.
Против отсутствия самореализации: используйте все части ингредиентов».
Я подняла голову. Ксавье инспектировал нашу кладовую на предмет составляющих: снимал с полок коробки, банки и ставил на уже загроможденный разделочный стол.
– Не понимаю, почему этот вариант не сработал, – призналась я. – Рецепт кажется вполне годным.
Ксавье вздохнул:
– Рад, что ты так думаешь. Большая часть записей – варианты одного и того же рецепта. Я добавлял ингредиенты, менял их, менял порядок, в котором они добавляются… Иногда читал заклинания на альбиланском, дабы понять, не изменится ли что.
Я отложила книгу и открыла банку с ромашкой.
– Мы найдем способ.
– Понадобится по ложке каждого ингредиента, – сказал Ксавье, лезвием ножа сметая с доски обрезки стеблей, корней и листьев мяты.
Я коснулась его руки, и он поднял голову.
– Мы непременно найдем способ, – повторила я.
Ксавье поджал губы.
– Ты должен верить в успех, – настаивала я. – Сам твердил мне об этом с самого начала. О заклинаниях, о благословении… Мы должны верить, что справимся.
Когда Ксавье кивнул, волосы свесились ему на щеки. Он выпрямил спину.
– Ты права. Мы найдем решение. Сегодня же найдем.
Засвистел чайник. Подпевая ему, я налила кипяток в заварник, который Ксавье наполнил ромашкой и лавандой.
– Помнишь мисс Кинли, нашу последнюю пациентку? – мягко начала я. – Нельзя ли ей было помочь чем-то еще помимо снотворного?
Ксавье покачал головой. Он обрывал бутоны розовых роз со стеблей и нарезал их лепестки тонкими полосками.
– Нет, пока мы не найдем нейтрализатор.
Я помогала ему, измельчая стебли и шипы.
– Если можно, я хочу испробовать эти новые снадобья на ней.
Нож застыл.
– Я не хотел бы давать семье Кинли надежду, если ее нет.
– Но ты мог бы дать им решение проблемы.
Рука Ксавье коснулась моей.
– Это ты могла бы.
У меня аж живот свело. Два дня без магической силы я чувствовала себя беспомощной и испуганной. А Ксавье суждено ощущать себя так до конца жизни.
– Рецепт твой, – мягко напомнила я ему. – Если мы найдем нейтрализатор – когда мы его найдем, – это будет и твоя заслуга, не только моя.
– Лавры для меня неважны. – Ксавье снова повернулся к котлу и добавил ложку льда, который принес из ящика. Стоило ему это сделать, как над котлом закурилась ароматная серебристая дымка, похожая на туман. – Отец, возможно, еще печется о репутации нашей семьи, а вот мне нестерпимо думать, что кому-то приходится жить с этим бременем. Хочу, чтобы люди освободились от оков «эйфории». Каким образом – мне все равно.
Я тоже подумала о Дэниеле Уотерсе в день летнего солнцестояния. Он ведь был нашим ровесником и так пострадал от этого снадобья.
– Один парень здесь, в городе, тоже принял «эйфорию», – проговорила я. – Сможем мы удостовериться, что и он получит нейтрализатор? Ну, когда мы его приготовим?
– Да. Я прослежу за тем, чтобы Совет знал, кого исцелять. – Ксавье глянул на меня через плечо. – Нужно, чтобы ты наложила чары на это снадобье. Во-первых, попробуй выразить благодарность за что-нибудь, дабы внушить пациенту чувство удовлетворенности.
Это было просто. Я встала перед котлом, вдыхая умиротворяющий травянистый аромат. Поводов для благодарности у меня хватало. Но первыми на ум пришли два слова.
– Ксавье Морвин, – прошептала я, и имя зашипело, эхом отражаясь от чугунных стенок котла.
Ксавье крепко сжал мне ладонь.
– Спасибо! – пробормотал он. – А теперь… теперь пожелай мира и покоя тому, кто выпьет это снадобье.
Магия шевелилась у меня под кожей и дергала мышцы, умоляя выпустить на свободу. Закрыв глаза, я сосредоточилась на идеях, которыми хотела наполнить лекарство.
Контроль: волнующее ощущение того, что магия наконец меня слушается. Терпение: мы с Ксавье накануне вечером, прощаем друг друга, любим друг друга вопреки нашим многим-премногим ошибкам. Мир: мурашки по коже оттого, что я рядом с Ксавье на тихой, залитой солнцем кухне, а перед нами – полное надежд будущее.
И самое главное – уверенность.
«Это снадобье не сработает», – прорычала моя магия.
– Сейчас не время, – шепнула я. После всего, чему научилась; после всего, что сделала, дабы подчинить себе свои чары, я знала: мне по силам создать что-то хорошее. И это лекарство спасет жизни.
Я вытянула руку над котлом – и ладонь покрылась капельками пара. Сосредоточившись на образах спокойствия, терпения, мира и уверенности, я зашептала магии ласково, словно рассказывала сказку перед сном:
– Перенапрягаться не надо. Мне нужна только малая часть тебя. Ровно столько, чтобы утихомирить пациента. Магия, у тебя столько силы. Оставь немного на потом.
Как велел Ксавье, я пела слова над снадобьем тихо, словно колыбельную.
– Контроль, терпение, мир, уверенность, контроль, терпение, мир, уверенность… – Последнее слово получилось шипящим, и я почувствовала, как магия прокатилась по телу к кончикам пальцев, вылетев из меня не водопадом, а ласковым дождем. Чары толкали котел туда-сюда, и он зазвенел, но скоро успокоился.
Моя грудь вздымалась так, словно я только что поднялась на гору. Ярко-зеленое и шепчущееся с магией лекарство удовлетворенно булькало.
Я сдюжила. Объяснить не могла, но в глубине души понимала: это снадобье – то, что нам нужно.
За спиной у меня со скрипом приоткрылась дверь кухни. Папа, облаченный в старый красный халат, тер глаза чуть ли не с театральной неестественностью.
– Пахнет очень вкусно. Это ведь не завтрак?
Ксавье побледнел.
– Нет, нет, мистер Лукас. Если хотите, я с удовольствием вам что-нибудь приготовлю.
– Папа дразнится, – пояснила я Ксавье и стиснула его ладонь.
Затем улыбнулась отцу, который наблюдал за нашим маленьким диалогом с самодовольным выражением на веснушчатом лице.
– Мы все в работе, папа. Ты не против, что мы используем кухню для варки снадобий?
– Совершенно не против. Продолжайте, ваше благородие.
Папа скользнул за дверь, и я просияла. Сегодня этот титул наконец станет моим.
Палец Ксавье очертил мою скулу, убирая за ухо выбившуюся прядь.
– Это снадобье сработает, – проговорила я.
Ксавье замер:
– Что?
– Нужно доставить этот вариант пациентам, – пояснила я.
– Ты… ты уверена? Вдруг мы нагрянем к больным, а ничего не выйдет?..
– Уверенность, Ксавье. На уверенности основывается сила этого лекарства. – Я показала на котел. – У меня нет сомнений. Оно сработает. – Я сжала его ладонь. – На этот раз ситуация иная. Сейчас мы с тобой заодно. Моя надежда, твоя надежда…
– Моя надежда ничего не меняет. У меня магии нет, – шепнул Ксавье, как будто я забыла.
Я поднесла его ладонь к губам и поцеловала костяшки пальцев.
– Думаю, твоя надежда меняет все.
Карие глаза Ксавье засветились, как янтарь на солнце, таким редким для него оптимизмом.
Он в нас поверил.
– Пойдем, – сказал Ксавье.
Чтобы бесцеремонно не врываться в комнату Эмили через портал, мы выбрали более традиционный способ перемещения. Через несколько минут наняли двуколку и выехали в Айвертон. Саквояж для снадобий я держала на коленях. Ксавье потянулся к моей ладони, и я не отпускала