Как объяснял мистер Кинли, их дом примыкал к городской пекарне. Нашли мы его мгновенно – причудливый кирпичный домик рядом с лавкой, на витрине которой лежала красивая выпечка. Я постучала в парадную дверь, ожидая так напряженно, что и вздохнуть не могла.

Ксавье, стоявший справа от меня, побелел как мел.

– Все будет хорошо, – пообещала я ему.

Ксавье лихорадочно закивал, пряди длинных черных волос свесились ему на лицо.

– Знаю, да… Просто трудновато мне. Это всё же я дров наломал.

Я потянулась к Ксавье и переплела наши пальцы.

– Мы все исправим. Я точно знаю.

Дверь распахнулась. Перед нами стоял мистер Кинли в фартуке, испещренном пятнами ягодного сока и шоколада. Руки у него были в муке, под глазами – темные круги, совсем как у нас с Ксавье.

– Ваше благородие, – негромко начал хозяин, – чем я… чем я могу вам помочь?

Я выступила вперед и пожала руку мистеру Кинли.

– Доброе утро, сэр. Простите за беспокойство. Дело касается вашей дочери и ее состояния – мы хотим проверить на ней возможное новое средство.

С круглыми от изумления глазами мистер Кинли шагнул в сторону, прижав руку к груди.

– Да-да, конечно!

Заметив, как румяное лицо мистера Кинли озаряет надежда, Ксавье поморщился.

– Будем откровенны: средство экспериментальное.

Хозяин дома поджал губы:

– Что же… попробовать, наверное, все равно стоит. Эмили будет больно?

Я покачала головой. Все ингредиенты снадобья были подобраны, чтобы успокоить. Даже если оно не подействует, побочных эффектов не возникнет.

– Нет, сэр.

Пекарь кивнул и сделал еще один шаг в сторону, позволяя нам войти в дом.

В доме было тепло и светло, яркие пледы покрывали деревянную, в рустикальном стиле, мебель, из соседней лавки долетал запах свежего хлеба.

– Как дела у Эмили? – тихо спросил Ксавье.

– Она почти постоянно спит. Мы будим ее, чтобы покормить, и, к счастью, еду она усваивает. Но Эмили… она такая безответная. Кажется… ее больше нет. – В уголках глаз мистера Кинли появились слезы.

Ксавье кивнул:

– Сэр, мне очень жаль.

Через гостиную мы прошли в угловую комнату, поменьше, которую недавно видели из лавки Ксавье. Стол для рисования, одеяло на кровати, вмятина на стене – когда-то помещение наполняли жизнь и яркие краски. Сегодня она была тихой и тусклой.

У кровати сидел низкорослый мужчина с темно-коричневой кожей. Эмили покоилась под одеялом, плотно закрыв глаза. Ее руки безвольно лежали на кремовой простыне, она почти не шевелилась, когда мужчина кормил ее бульоном из ложечки. Как и обещал Ксавье, новые одуванчики на коже у Эмили не проросли – со стороны она казалась молодой, крепко спящей девушкой.

Мистер Кинли положил руку мужчине на плечо.

– Ваше благородие, это мой родственник Адам. Адам, это мастер Морвин и его помощница.

Ксавье поднял руку, его лицо порозовело.

– Вообще-то, все наоборот. Я помогаю мисс… мадам Лукас. – Мы переглянулись. Допуска я еще не получила, но, наверное, такие формальности можно опустить. – Это она приготовила снадобье, которым мы надеемся исцелить Эмили.

Адам повернулся на краю кровати, удивленно вытаращив глаза:

– Исцелить? Правда?

Я поставила саквояж на деревянный стул, с двумя негромкими щелчками отодвинула задвижки. Вместе с несколькими другими – антисептическим, успокоительным, противорвотным – внутри в квадратной бутылочке лежало снадобье, которое я приготовила утром.

– Это оно и есть? – спросил Адам. В его голосе зазвенели слезы, но губы растянулись в полной надежды улыбке. – Все закончится? Эмили… Эмили вернется к нам?

– Это средство мы испытаем впервые, – робко проговорил Ксавье, – но…

– Но оно сработает, – пообещала я, показывая им яркий, цвета сочного зеленого яблока, настой. – Могу я дать его Эмили?

Мужчины обменялись встревоженными взглядами.

– Что думаешь, Джулиан?

Мистер Кинли кивнул, сжав плечи родственника.

– Если это может помочь… нужно попробовать.

Ксавье стоял рядом, сложив руки на груди, и не сводил глаз со снадобья. Я медленно открутила пробку и опустилась на колени у кровати Эмили.

Карие глаза девушки были затуманенными и отрешенными. Она безучастно смотрела на противоположную стену. Ее веки то и дело смыкались, будто в любую секунду бедняжка могла снова заснуть. Эмили не видела и не слышала меня, однако я была очень осторожна, когда прижимала ладони к ее щекам и открывала ей рот.

– Эмили, это тебя разбудит, – шепнула я, прижала горлышко бутылочки к ее губам, затаив дыхание влила настой и на всякий случай еще раз прочитала заклинание. – Контроль, терпение, мир, уверенность…

Сердце бешено стучало, а магия кричала мне: «Ты ничего не добьешься. Ты погубишь Эмили. Ты чудовище!»

«Ты лжешь», – ответила я.

Эмили сглотнула, ее плечи расслабились. Мне показалось, что кровь у меня стала такой же холодной, как это зелье.

Эмили моргнула и посмотрела в мою сторону – она меня увидела. Потом она повернула голову и заметила своих близких.

– Папа! Адам!

Вскрикнув, оба бросились к кровати, чтобы обнять девушку.

Ксавье сжал мне руку, а я не могла оторвать взор от происходящего.

– Получилось? – прошелестела я.

– Думаю, да, – тихо ответил Ксавье дрожащим от слез голосом. – Все закончилось. У тебя получилось.

Я едва этому верила. Радость и страх лишиться этой радости боролись внутри меня – я так долго не доверяла своей магии, неужели она действительно послушала меня сейчас, как и в тот момент, когда я благословила папу?

Родные Эмили покрывали ее голову поцелуями, а девушка пробормотала:

– Что происходит? Кто эти двое?

– Ты… ты выпила снадобье, от которого странно себя вела, – ответил Адам. – Ты смеялась, танцевала, потом притихла и будто целый день видела сны…

Постепенно пришло осознание, что я тут не зритель, а врач. Достав из саквояжа стетоскоп, я повесила его на шею.

– Мисс Кинли, я мисс… мадам Лукас, мастер Морвин мне сегодня помогает. – Ксавье поклонился в знак приветствия, хотя роль помощника ему не очень шла. – Я ведьма. Пришла, чтобы вас исцелить. Как сказал ваш отец, последние несколько дней вы находились под действием дурманящего средства. Могу я осмотреть вас и задать несколько вопросов?

Эмили кивнула и позволила мне ощупать ей лоб (жара не было), затем проверить дыхание с помощью стетоскопа и пульс с помощью часов на цепочке. Все было в полном – хвала небесам! – порядке. Одной этой новости хватило, чтобы Джулиан Кинли разрыдался от благодарности.

Ксавье предложил ему носовой платок, а я повернулась к Эмили и придвинула к ней стул.

– Так, вы помните, что принимали «эйфорию»? Помните, как покупали ее?

Эмили ответила не сразу, поочередно глянув на своих близких. Ее золотисто-коричневые пальцы стиснули одеяло.

– Я сделала что-то плохое?

– Нет, – ответила я. – Никаких проблем у вас не будет. Но я должна знать правду. Это снадобье принимали и другие люди, и им тоже нужна помощь. «Эйфория» ввергает пациентов в глубокий, полный видений сон. Вы первая, кого удалось исцелить.

Эмили уставилась на свое одеяло с ромбами. Глаза ее были ясными, живыми, но грустными.

– Мы были на рынке, и я… я бродила одна. Ко мне подошел мужчина. Я… я не помню, как он выглядел, – только то, что дал мне карточку и сказал: «Они тебе помогут».

– Кто «они», милая? – спросил Адам.

Эмили открыла рот, но тут же закрыла снова. Глаза у нее расширились, она коснулась языка, словно обожгла его.

Я знала эту боль. Такую же печать наложила мне на уста моя мать.

– Эмили под действием умалчивающего заклинания, – проговорила я. – Она не может сказать, с кем встречалась, даже если захочет.

Эмили встревоженно нахмурила лоб:

– П-простите, я… я сожгла карточку, а потом – ой! – Девушка снова поднесла пальцы ко рту, и на этот раз на ее губе появилась капелька крови. Родные засуетились вокруг нее, промокая ей губы носовым платком Ксавье.

Пока они хлопотали вокруг Эмили, я закрыла саквояж и взглянула на напарника.

– Пожалуй, я расскажу мадам Бен Аммар о том, что мы уже знаем, – пробормотала я.

– Магическую печать молчания снять сложно, но возможно, – проговорил Ксавье.

Взяв саквояж, я стояла и ждала – пусть семья не отвлекается