Шрифт:
Закладка:
То, что выглядело абракадаброй на нашем языке, на древнем гласило:
«Да откроется печать по моему велению!»
Та же запись повторялась и на второй странице, и на третьей, и на четвёртой… Алви сказал, что руны находятся во всех каминах замка? Угу, и судя по пометкам Алви, слуги видели эти фразы букв возле каминов или над ними. В самых разных комнатах.
А ещё Алви явно не знал об их существовании ранее. Значит, факт о рунах не разглашался, и, возможно, был давно забыт. Но теперь в замке есть кто-то, кто открывает печати заговором для полной активации. И ещё здесь мы с Алви, ключи… И нам, как специально, перекрыт выход порталом.
Допустим, мы захотим выбраться простым человеческим способом? Тоже проблематично. В лесу чем-то недовольны хэндары. И они явно не захотят нас выпустить просто так. Алви справился с шестерыми. А если их будет целая стая? Волков с магической силой?
По моей спине стекла холодная капля пота: это не замок, это ловушка!
Глава 23
Алви
– Зачем вам это? – поинтересовался дознаватель, указывая на раскрытый передо мной пустой альбом.
Еле нашёл его в своей детской, когда-то новенький и до сих пор совершенно пустой – рисовальщик из меня был никакой. Впрочем, как и музыкант. Дед всегда говорил, что я лучше всего играю на нервах. Ну, чего не отнять, того отнять.
Я оглядел стены кладовой. Заметил продолговатый железный кофр на полке. Вытряхнул из него гвозди, винтики-шпунтики. Вложил внутрь пухлый альбом. Вошёл идеально.
Я проверил замки. Они защёлкнулись. Прочно, надёжно, – то, что надо!
И только тогда я ответил Рыбьему глазу:
– Что больше всего любят буквы? Бумагу. Они изначально на ней должны быть написаны и выражать смыслы, а не шастать где ни попадя.
Я вновь распахнул кофр и протянул к раскрытому альбому ладони. Сначала создал в руках серебристое облако, но передумал. И, произнося заклинание, выпустил из пальцев энергию плотную, земную. Не тёмную, как заряд в буквах, но коричневато-красную, представив, как она собирается из глубин самой земли и вытекает из моих рук. Добавил тонкую силу огня, подтянув эманацию из разгоревшегося камина. Наполнил плотные страницы ею тоже.
– Ну да, ну да, слишком светлое тьму оттолкнёт, – заметил дознаватель.
– И одинаковые заряды отталкиваются, – кивнул я. – Нужно нечто среднее.
Затем я взял в руки пепел и, растерев как следует, с новым заклинанием вдул в альбом.
– Он им явно нравится. Так угостим тем, что по вкусу. И прихлопнем.
– Почему вы считаете, что буквы выберут вашу ловушку? – спросил дознаватель.
– Потому что они не упокоены. А всё в мире стремится к покою.
– С чего вы взяли?
– Только в состоянии незавершённости кто-то или что-то подчиняется чужим приказам. Буквы изначально не предназначены для заговора. Они прячутся, бродят, ищут завершения действия, а с ним и покоя.
– Буквы неразумны.
– Разумеется. Дело в энергии, которая содержится в них. Это она стремится к разрешению. Если она долго находится в подвешенном состоянии, она перестаёт быть активной. Гаснет. Если использовать её вовремя, она становится сокрушительной силой. Для убийства, например, отлично подходит.
– Откуда вы знаете? – сощурился дознаватель.
Я хлопнул по карману, в который перед этим положил запечатанную пепельницу.
– Поспать не вышло, зато удалось изучить этих маленьких пленниц. Они не упокоены, они ждут команды. От кого-то, кто находится в замке. – И усмехнулся: – К тому же никто не отменял лекции по сопротивлению материалов и сохранению энергий, которыми нас пичкали в Академии волшебства и которыми теперь я пичкаю студентов с особой жестокостью.
* * *
Следуя за Свеном-трубочистом, мы заглянули в камин, который тоже располагался в нежилом левом крыле. Высокий, почти как и все камины в замке, в человеческий рост.
Старик с подведёнными сажей глазами поманил нас внутрь камина и кивнул на скопившуюся в верхнем правом углу сажу. Та казалась живой: буквы в ней шевелились-подёргивались, словно бегуны, готовые на старт.
– Точно не спокойные, – шепнул мне в ухо дознаватель.
Я приложил палец к губам. Положил на каменное днище камина раскрытый кофр с альбомом. Внутрь сунул конверт, в котором их прислали в замок, чтобы почувствовали своё «родное». А потом встал за угол, украшенный статуей человека с драконьей головой. Отсюда кофр отлично просматривался. Знаками велел Свену убраться подальше, а дознавателю – выставить липкую ловушку по внешней стороне камина.
Шипящее заклинание, которое я выведал у колдуна в тёмном квартале, вылетело из моих губ, как колыбельная змеям.
Обитатели кома сажи заволновались. Ещё одно шипящее слово. И буквы, как дикие лесные пчёлы, с гудением и шорохом ринулись к потемневшим страницам. От зловещего шелеста и вида потока оживших букв по каменной кладке у меня пробежал холодок по рукам. Не зря их боялись слуги: от маленьких представителей письменности несло мистическим кошмаром, как от ядовитых пауков. Не нужно было быть магом, чтобы почувствовать эту мощную, способную к убийству и к чему угодно эманацию чёрного колдовства.
Глаза дознавателя расширились. Я затаил дыхание.
Буквы потоком ринулись в кофр. Прыгали, струились, переливались на страницы и ныряли в них, словно в родное болото. Стоило набраться терпения, чтобы дождаться, пока последний десяток букв не бросится в столь привлекательные для них страницы альбома. Но едва последний знак оказался в кофре, я сплёл заклинание. Крышка железного ящика захлопнулась. За ней замки. Серебряное облако из моих ладоней окрутило кофр, запечатывая щели.
– Готово! – воскликнул дознаватель, едва последняя серебристая полоска вспыхнула и погасла, залив выход магией, словно свинцом.
Свен-трубочист громко икнул из противоположного угла комнаты. Я выдохнул.
И вдруг кофр принялся прыгать из стороны в сторону. Подлетать и биться об стены камина, издавая жуткий грохот и лязг: заколдованные буквы пытались вырваться!
– Почуяли светлую энергию, не нравится, – осклабился я.
– Ну, демоны, ну, дают! – вырвалось у дознавателя.
Кофр подпрыгнул и, стукнувшись об свод камина, выскочил наружу. Шлёпнулся об пол. Минуя липкую ловушку и жалкие попытки Рыбьего глаза соткать магический барьер, ящик поскакал со страшным лязгом, оставляя царапины на чёрно-белом, как шахматная доска, мраморе, прямёхонько к окну.
Вот подлец!
Я выпустил из рук серебряное облако. Оно окутало ящик, словно рыболовная сеть. Но тёмных чар внутри было слишком много, и мгновенно он не поддался. Даже окутанный светом, кофр метнулся на подоконник. Раздался звон стекла. Обожгло морозом снаружи.
Я напрягся, пытаясь удержать беглецов. Дёрнул к себе серебряную нить. Слишком сильно: ещё раз долбанув по стеклу и раме, кофр полетел ко мне, как ядро из рогатки. Увернуться полностью я не успел. Кованым углом полоснуло мне по виску с такой силой, что я не удержался на ногах и полетел к стене вслед за ящиком.
Свен метнул в него поленом. Кофр, по-прежнему опутанный моей магией, изменил траекторию. Вместо того чтобы размозжить мне голову, стукнулся о распахнутую дверь и рухнул на пол.
– Что тут происходит? – потеряв всю царственность, вскрикнула внезапно появившаяся на пороге мама со свитой из двух служанок и экономки. – Алви! У тебя кровь!
Она перепрыгнула через ящик и бросилась ко мне.
– У нас у всех где-нибудь кровь. Как минимум в венах, – пробормотал я, поднимаясь на ноги, продолая удерживать внимание на трепыхающемся на полу, будто подстреленный голубь, ящике.
Мама выхватила платок из рукава и, подбежав ко мне, приложила к моему виску. Я втянул сквозь зубы воздух, но не отвлёкся от барахтающегося кофра. Его надо было удержать.
Мама вдруг вспомнила, что она тоже маг, и накрыла моё облако своим. Конечно же, пастельно-лимонным, под цвет платья. Но кофр и так уже «умер». Что нормально: буквам нужна была бумага, они в неё зарылись. Кому – океан, кому – болото!
Висок мой ужасно саднил. Отодвинув мамин платок, я коснулся его и почувствовал горячее, липкое, увидел красное на пальцах. Мама запричитала. Несмотря на внезапное головокружение, я шагнул к окну. Не к разбитому, а тому, что было ближе.
– Алви, тебе надо лечь! – прокричала
