выложены белой глазированной плиткой, пол — метлахской плиткой. Прилавок был отделан плиткой из мраморной крошки, а сзади, на железной балке, висело множество крючьев различной величины.

Когда Захаров захлопнул за собой дверь, раздалось звяканье колокольчика, на звук которого из небольшой дверцы за прилавком, с трудом протискиваясь, показался очень толстый пожилой немец. На лице его была написана угодливость и любезность. Он низко поклонился и, показав рукой на пустые крючья, на какой-то польско-немецкой смеси языков извиняющимся тоном произнёс:

— Менса нема. Швайн нема, герр офицер.

Захаров пренебрежительно махнул рукой и, так как его знания немецкого языка были ничтожны, сперва сказал по-русски:

— Не нужно мне мяса, мне дом нужен!

Немец испуганно таращит круглые бесцветные глаза, а в дверце показалась дрожащая от страха женщина. Захаров добавил по-немецки:

— Их габе дер хауз!

Убедившись, что немец всё равно не понял, он поманил его рукой и, показывая на прихожую, через которую он вошёл, приказал:

— Геен зи!

Немец послушно вышел с ним, и они стали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа Захаров увидел открытые двери двух квартир. Всё в них находилось в страшном беспорядке: на полу, на стульях и даже на неубранных кроватях валялись разбросанная женская и мужская одежда. Очевидно, хозяева квартир покинули их в такой спешке, что не захватили даже самых нужных вещей. Обе квартиры состояли из трёх больших комнат и кухни. Таким образом, учитывая четыре свободных этажа, в доме имелось восемь квартир, за исключением той, которую занимали хозяева магазина.

Немец молча следовал за Захаровым и когда они обошли все квартиры, сказал:

— Мешканне эсс… капут.

Захаров понял, что здесь жили эсэсовцы, очевидно, офицеры, в своё время сбежавшие, и спросил:

— Каких-нибудь солдат нет?

Немец понял:

— Зольдатен нихт, кайне нихт.

— Хорошо, — сказал Захаров. — Никого не пускайт, моя занимайт.

Неизвестно, понял ли немец эти, непонятно на каком языке произнесённые слова, но согласно кивнул головой.

Выйдя из дома, Захаров вырвал листок из полевой книжки и, написав на нём крупными буквами «Хозяйство Алёшкина», прикрепил его к входной двери. Когда он вернулся к своей машине, сюда же подъехал и Борис. Он одобрил действия Захарова, и спустя сутки на складе уже лежало сваленное в огромные кучи имущество госпиталя, на площадке ровно выстроились разгруженные машины, а в здании напротив шла генеральная уборка помещения и расселение личного состава.

Амбулаторию устроили в помещении магазина, потребовав от хозяина убрать все крючья. Медикаменты разложили на прилавки, посредине поставили два перевязочных стола, у витрины — стол для врача, а у стен — несколько стульев.

Работа амбулатории началась почти с первых часов прибытия госпиталя, и за время стоянки в этом помещении госпиталь принял около трёхсот амбулаторных больных.

Алёшкин поселился в одной из квартир второго этажа, заняв две комнаты и кухню. В кухне жил новый ординарец с Джеком. Первая, проходная, комната служила кабинетом начальника и местом для проведения различных совещаний, вторая — спальней. Третья комната этой квартиры, самая большая, отводилась под штаб, там же жил и начальник штаба Добин. Остальные люди удобно разместились в квартирах, только Павловский поселился в соседнем доме, заняв квартиру из четырёх комнат, очень хорошо обставленную. Очевидно, хозяева этих домов сдавали меблированные квартиры внаём. В период войны в этом районе жили в основном эсэсовцы, сбежавшие при наступлении наших войск. Для размещения строевых воинских частей эти квартиры были непригодны, и поэтому до прихода тыловых частей штаба фронта они пустовали.

Пользуясь временной передышкой, Борис и Захаров решили первым делом по-настоящему разобраться с имевшимся в их распоряжении имуществом. К этой работе они подключили заведующую аптекой Иванченко и старших операционных сестёр. Всех людей, свободных от несения караульной службы, поставили на сортировку имущества.

Расскажем, зачем понадобилась караульная служба. Дело в том, что количество тыловых учреждений в Лигнице всё увеличивалось, и размещаться в городке им было уже негде. Жизнь в соседних фольварках многих не устраивала, поэтому желающих занять помещения госпиталя № 27 находилось немало. В карауле было 36 бойцов, 12 человек дежурили ежесуточно в амбулатории, шофёры занимались ремонтом своих автомашин. Таким образом для работы на складе оставалось около 60 человек.

Алёшкин и Захаров решили так: взяли инвентаризационные ведомости по состоянию на 1 января 1945 года, по ним собрали всё, что полагалось иметь госпиталю по штатному расписанию, не обращая внимания на то, какое это имущество — отечественное или трофейное. Например, по ведомостям числились вёдра оцинкованные, сто штук. Часть их давно выбыла из строя, часть бросили по дороге и заменили трофейными — эмалированными, да ещё и с крышками. Суконных одеял числилось 500 штук, их заменили одеялами из верблюжьей шерсти, которых на складе имелось более 1 500. Точно так же поступили и с другим инвентарём, и с медимуществом. Всё, что полагалось иметь госпиталю по штату, сложили на отдельных стеллажах, чтобы при переезде взять с собой, а излишки складывали в противоположный угол сарая, чтобы передать их трофейному отделу штаба группы войск.

Время за работой проходило быстро. Кончался октябрь, а никаких распоряжений о дальнейшей судьбе госпиталя пока не поступало. Ещё в Сандомире 3 октября 1945 года все военнослужащие госпиталя были награждены медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Их вручал представитель управления кадров фронта на торжественном митинге, собранном по этому поводу.

21 октября Алёшкина и Павловского вызвали в сануправление. Борис предполагал, что госпиталь получит приказ на новую передислокацию, и поэтому приказал Захарову и Лагунцову готовить транспорт и имущество к погрузке, но оказалось другое.

Генерал Жуков объявил, что решением Военного совета Северной группы войск будет произведено сокращение численности войсковых частей, а, следовательно, и расформирование некоторых тыловых учреждений, в том числе и госпиталей. Хирургический полевой передвижной госпиталь № 27 также будет подлежать расформированию. На проведение работ по демобилизации личного состава и сдаче имущества отводится полтора месяца. Демобилизации подлежат в первую очередь женщины, а также мужчины, призванные из запаса. Личный состав, проходящий действительную службу, а также начальствующий состав молодого возраста после окончания всех работ по расформированию должен быть передан в распоряжение управления кадров группы войск. В отношении лично Алёшкина и Павловского вопрос будет рассматриваться особо: о первом будет думать сануправление группы войск, а о втором — политуправление. Так что по окончании всех работ оба должны явиться в эти управления для дальнейшего решения их судьбы.

В связи с тем, что весь личный состав госпиталя в течение военных операций, проводимых 2-м Белорусским фронтом, обеспечил отличное выполнение боевых заданий, командующий, маршал Рокоссовский приказал всех наградить в