В один из выходных она пришла ко мне в гости. Мои родные навещали какого-то умирающего дядюшку. Я должен был поехать с ними, однако наплел, что у меня стажировка.

Л. Ю. принесла с собой четверть бутылки спиртного, так что мы немного напились. Еще она захватила любимую музыку, и мы потанцевали в родительской гостиной. Необычные ощущения. Когда мы плясали и целовались, она дала мне расстегнуть под блузкой лифчик и погладить ее между ног через ткань длинной юбки, не возражая, когда я сжимал ее ягодицы, разводил их в стороны и проникал пальцами так глубоко, насколько позволяла одежда. Ее ногти царапали мне спину через рубашку. Затем она притянула меня за шею и яростно впилась губами в мои губы.

– Хочешь меня трахнуть? – спросила она.

Прочитав в ее взгляде и голосе решимость, я дико занервничал. Сперва хотел сказать: «Ничто не доставит мне большего удовольствия» – эту фразу я подслушал в каком-то фильме, – а в итоге сухо кивнул и просипел:

– Да, давай.

– Пойдем к тебе в комнату, – сказала она, взяв меня за руку. – Только не забудь задвинуть шторы.

На тот момент я уже целовался с несколькими девушками, а одна – теперь она училась в универе в другом городе – как-то раз подрочила мне, сунув руку в мои штаны, однако в главном я оставался девственником. Я надеялся все увидеть, хорошенько разглядеть женское тело в мягком солнечном свете или при полной луне, вот только Л. Ю. потребовала зашторить окна и запретила включать лампу.

Презервативы, которые я стащил из бывшей маминой тумбочки, не пригодились: Л. Ю. заверила, что нужды в них нет.

В первый раз я кончил очень быстро. Она захотела, чтобы я овладел ею сзади. Она держалась за изголовье моей узкой кровати, я стоял на коленях. Затем она ласкала меня ртом. Сначала я забеспокоился, что все вокруг запачкаю, но мои опасения вызвали у нее лишь смешок. Мой член снова затвердел, и я кожей ощутил ее брекеты. Почувствовав приближение оргазма, я дернулся назад и, тяжело дыша, попытался объяснить ей, что хочу вытащить, однако она не разжала губ и позволила кончить себе в рот.

После этого мы еще раз занялись любовью, лицом к лицу, правда Л. Ю. все время пролежала, крепко зажмурившись. Она до крови расцарапала мне спину, хотя понял я это уже потом. В тот миг мне было не так уж больно; я даже подумал, что это занятно. Ее смешило, что, кончив, я первым делом хватаюсь за салфетки.

Полумрак, царивший в комнате, до полной темноты недотягивал, так что я сразу заметил на теле Л. Ю. множество шрамов и следов от ожогов. Даже если бы в комнате стояла кромешная тьма или будь я слеп, то все равно нащупал бы бугорки рубцов на ее руках, бедрах и животе. Я об этом догадывался и раньше. Один из двух моих приятелей – друзьями я их не назвал бы, просто зависали вместе – давно предполагал, что не случайно Л. Ю. всегда ходит в закрытой одежде и освобождена от физкультуры и плавания.

С тех пор мы занимались сексом при любой возможности. Чаще всего – в отцовском сарае, по ночам. Сарая не было видно из окон, и ключ я доставал без труда: отец хранил его возле задней двери дома.

Временами мы с Л. Ю. притворялись, будто делаем друг другу больно, используя разные предметы: пилы, молотки или громадные тиски, закрепленные на верстаке. Одна знакомая пригласила нас к себе на вечеринку, и мы с Л. Ю., выстояв целую очередь из желающих, занялись сексом в специально отведенной для этих дел гостевой спальне.

Л. Ю. давно состояла в девчачьей организации «Юные лесничие», где успела получить звание младшего офицера. Однажды мне удалось затащить ее в постель в форменном костюме. Ощущения – словами не передать! Я представлял себе, что однажды она начнет служить в полиции и я смогу отыметь ее и в полицейской форме тоже.

Как-то раз мы около недели присматривали за домом пожилой дамы, у которой Л. Ю. подрабатывала уборщицей. Пока хозяйка лежала в больнице, мы трахались в ее доме до боли в мышцах. Вот только синяки у Л. Ю. на руках и бедрах оставлял не я.

– Разумеется, это отец, – подтвердила она однажды вечером, расположившись на полу.

В этом доме мы занимались сексом исключительно на полу: расстилали лоскутное одеяло, а поверх него – простыню. Трогать хозяйские кровати Л. Ю. не хотела. Я спросил, не отец ли избил ее до синяков. Этот вопрос тревожил меня уже несколько месяцев, но я все не знал, как к нему подступиться. Честно говоря, я и тогда сомневался, верное ли выбрал время. Скорее всего, я рано или поздно понял бы, что нужный момент не наступит никогда. И все же мне хотелось знать, ведь наши с Л. Ю. отношения, уже довольно долгие и крепкие, давали мне право задавать подобные вопросы.

Я спросил, давно ли отец ее бьет.

– Сколько себя помню, – вздохнула она. – С тех пор, как мама ушла от нас.

А я-то думал, что ее мать умерла.

– Это он так говорит, – объяснила Л. Ю. – Не признается, куда она ушла или где погибла. Если, конечно, погибла.

Она перевернулась на живот. Я погладил ее ягодицы – круглые, упругие и, в отличие от многих других частей ее тела, не покрытые следами от порезов, которые она наносила себе сама. Меня тянуло узнать, издевался ли над ней отец и по-другому. В сексуальном плане. Я предполагал, что да, однако хотел убедиться. В то же время я боялся затруднений. Л. Ю. часто становилась беспокойной и напряженной; в ответ на скользкие темы и неудобные вопросы она злилась, бросалась в слезы, а то и вовсе выбегала из комнаты.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – произнесла она.

Пока я ласково поглаживал ее пониже спины, она по очереди отодвигала кутикулу на каждом пальце, рассматривала открывшиеся бледные полумесяцы и грызла неровные кончики ногтей. Я медлил, гадая, правда ли она прочитала мои мысли, и с недобрым предчувствием заключил, что, вероятнее всего, да. Впрочем, я ничего не сказал и продолжил скользить ладонью по ее лоснящейся коже.

– Ты, наверное, размышляешь, что еще он мог со мной сделать, если дошел до такого? Да? – предположила Л. Ю.

Я по-прежнему молчал. Она никак не оставляла в покое свои ногти, терзая их и обкусывая, а ко мне так и