Шрифт:
Закладка:
Той весной я окончил школу и теперь учился в профессиональном колледже. Даже тогда, уже порядком возмужав, я толком не знал, как понравиться девушке, так что проследил за Л. Ю. от клиники до дома, а на следующее утро встал пораньше, чтобы подкараулить ее у школьного автобуса. Когда она пришла на остановку, я сказал «привет» и на этом иссяк, отгородившись от нее газетой. Да, поначалу я собирался завязать беседу, однако в итоге решил действовать постепенно. Подошли еще две девушки в школьной форме, но с Л. Ю. не заговорили. Когда подкатил автобус, все залезли внутрь. Кроме меня, разумеется, ведь автобус ехал в школу, а я там больше не учился.
Следом наступили выходные, и я обошел в городе все места, где когда-либо видел Л. Ю., вот только она не появилась. В начале новой учебной недели я опять пришел на ее остановку. На этот раз я с улыбкой поздоровался и попробовал вовлечь Л. Ю. в разговор. Она отвечала тихо и смущенно. А когда появились еще две девушки – совсем умолкла и отошла. Подружки странно на меня покосились. Я сел на первый же подошедший автобус, хотя он ехал не туда, куда мне нужно.
Не собираясь сдаваться, я вернулся на следующий день и вновь заговорил с Л. Ю. Несмотря на пасмурную погоду, она пришла в темных очках – чтобы я ее не узнал, подумалось мне, однако причина была в другом. Две подружки поглядывали на нее, хихикая и шушукаясь. Одна из них громко спросила, не врезалась ли Л. Ю. в дверной косяк. Та в слезах бросилась к дому. Школьный автобус уехал без нее.
Л. Ю. забыла на остановке рюкзак. Заглянув внутрь, я обнаружил учебники, ручки с карандашами, точилку, девчачий журнал и несколько мармеладок в обертках. Внутри точилки что-то постукивало. К ней был приделан цилиндрический контейнер для стружки. Я открутил его и обнаружил четыре запасных лезвия, но крошечной отвертки для их замены не нашел. На двух лезвиях темнело что-то похожее на запекшуюся кровь. Я сунул одно из них в карман, а остальные вещи уложил обратно, за исключением вишневой мармеладки – ее я съел.
Я остался ждать свой автобус, и тут вернулась Л. Ю. Я снова поздоровался, протянул ей рюкзак и спросил, все ли хорошо. Она кивнула, что-то пробормотав. Мы зашли в один автобус, но села она поодаль.
Назавтра она опять была в солнечных очках. На остановке она глядела на меня, хотя мои вежливые попытки заговорить игнорировала. Когда пришли две другие девушки, а затем и третья, она и с ними не стала здороваться. И в школьный автобус не пошла. Водитель пожал плечами и укатил. Как только подъехал мой автобус, она поднялась вслед за мной и спросила, можно ли сесть рядом. Конечно, я ответил «да», радуясь такому нежданному повороту событий. Я занял место у окна, она – у прохода.
Едва автобус тронулся, она повернулась ко мне и прошипела:
– Где мое лезвие? Что ты с ним сделал? Куда его дел?
Мы сидели так близко, и свет падал под таким углом, что я разглядел за темными стеклами ее очков синяки вокруг глаз и на переносице.
Я собирался хорошенько изучить лезвие, которое взял из точилки, – быть может, даже с помощью старого микроскопа, лежавшего, насколько я знал, где-то в глубинах шкафа. Вот только времени так и не нашлось. В колледже выдался трудный денек. Я забыл про экзамен, что совсем на меня не похоже, к тому же ввязался в драку с однокурсником. Такое тоже случалось редко. По крайней мере, с тех пор, как мама от нас ушла, а я покинул ее дурацкую секту и обрел Истинную Веру. В общем, до утра мысли о крошечном лезвии напрочь вылетели у меня из головы. Я повертел его в руках по пути к остановке, но ничего интересного не обнаружил.
Сперва я сделал вид, будто не понимаю, о чем Л. Ю. толкует, однако она не сомневалась, что, когда она утром выходила из дома, лезвие было на месте, а я, мол, вытащил его, стоило ей оставить рюкзак без присмотра. Она обвинила меня и в краже вишневой мармеладки.
Помнится, я пришел в ужас от мысли, что она разоблачила мой подлый поступок, но вдруг меня охватило странное спокойствие. Я придумал объяснение, которое ее убедит и в то же время не выставит меня виновным: заявил, что вспомнил, как две девчонки заглянули в рюкзак и принялись в нем копаться – одна из них, наверное, и забрала лезвие. Мол, потом они нашли на остановке дохлую мышь и сунули в ее рюкзак, а когда они умчались на школьном автобусе, я вытащил мышь, хотя мне неловко признаваться, что я копался в чужих вещах. Мармеладку, наверное, тоже съели девчонки; я, мол, с детства терпеть не могу конфеты с вишневым вкусом.
Л. Ю. нахмурилась, отчего на ее посиневшей переносице появились морщинки. Я, кажется, ее убедил, ощутив торжество и громадное облегчение. Больше всего я гордился легендой насчет мыши.
– Говоришь, это была одна из них? – в голосе Л. Ю. еще звучало сомнение.
Я кивнул.
– Которая?
Я сказал, что не знаю. Мол, сам процесс кражи я не видел, но больше к рюкзаку никто не подходил, поэтому это точно одна из девчонок. Похоже, мой ответ ее устроил.
Я представился. Она тоже назвала свои имя и фамилию – Л. Ю. Я отметил, что ее, наверное, все любят – с такими-то инициалами. Мои слова ее позабавили, хотя смех она сдержала. Улыбаясь, она всегда прикрывала рот ладонью, чтобы не показывать брекеты.
Лезвие от точилки я выбросил в сточную канаву возле колледжа.
Мы с Л. Ю. стали встречаться в кафе после учебы. Я рассказывал ей анекдоты и смешные истории про однокурсников. Она болтала о поп-группах и других знаменитостях, а иногда, воткнув в ухо по наушнику, мы слушали ее любимые песни.
Ни братьев, ни сестер у нее не было. Мать умерла, так что Л. Ю. жила с отцом. Я сказал, что ей повезло быть единственным ребенком: никто вокруг не бесит, но она, похоже, моих взглядов не разделяла. Об отце и домашней жизни она рассказывала неохотно.
Впервые мне удалось ее поцеловать на остановке, когда мы ждали автобус, чтобы вернуться домой. Оказалось, брекеты не так уж мешают, хотя ощущения все равно были необычные. Мы пошли на дискотеку в молодежный клуб и танцевали, крепко обнявшись, вплоть до закрытия. Скорее всего, она почувствовала сквозь одежду мой стояк,
