дар имел особые отклонения. И официальная точка зрения, и наиболее правдоподобные слухи сходятся на том, что изыскания на этом острове уже прекращены. Теперь единого центра нет – все, что осталось, рассредоточено по разным базам. Однако важнейшие эксперименты проводились именно в Эсмире. А возможно, проводятся по сей день. Когда-нибудь я туда вернусь и выясню.

– Ничего об этом не знаю.

– Мадам д’Ортолан была бы рада это услышать.

– Продолжай.

– Как ты сказал, меня считали перспективным кадром и полагали, что я многого добьюсь. Мадам д’Ортолан любит держать таких людей при себе или, по крайней мере, наблюдать за ними. Пока они думают, что сами занимаются научной работой, Теодора их оценивает. Меня она пригласила поучаствовать в программе, где, помимо прочего, исследовалась возможность транзитировать автономно. Мы проверяли, позволяют ли определенные изменения в мозге испытуемого перемещаться между мирами без септуса или, по крайней мере, при меньшей подготовительной дозе.

– Я думал, это невозможно.

– В какой-то мере да. Если ты когда-нибудь получишь нужный уровень допуска, то увидишь, что именно наше исследование доказало невозможность таких перемещений.

– И правда доказало?

– С оговорками. Вообще-то мы вели более углубленную и обширную работу. В целом программа была призвана установить, на что способны рандомайзеры, развеять мифы и предрассудки, связанные с их странными талантами, подвести под догадки научное основание. А транзиция без септуса… это как непокоренная вершина, достичь которой мы не чаяли, но и терять из виду не хотели.

– Какие методы вы применяли?

– Пытки. – Она задержала на мне взгляд. – Со временем дело дошло до пыток.

Миссис Малверхилл вновь отвлеклась на игру; крупье уже сгреб наши фишки в сторону. Она поместила еще одну на тот же квадрат. Я поставил на соседний.

– Одни рандомайзеры были умственно отсталыми, другие испытывали трудности в обучении и общении, но встречались и настоящие гении с нестабильной психикой. Поначалу все выглядело безвредно. Нам внушили, что мы помогаем убогим. Это было интригующе, увлекательно, почетно – провести отпуск, исследуя нечто на грани возможного. Докажи мы, что теория жизнеспособна, произошел бы настоящий прорыв, эхо которого звучало бы во множестве миров еще долгие столетия. Это открытие навсегда вписало бы наши имена в историю. А даже если дар, который мы искали, оказался бы пустым домыслом, как считалось изначально, – мы все равно узнали бы много нового. Самое волнующее время в моей жизни!.. Когда настала осень и пришла пора вернуться к работе в университете, я добилась специальной командировки длиной в год, чтобы остаться на острове и продолжить изыскания. Мадам д’О. самолично уладила все сложности с руководством факультета. И тогда… для большинства я исчезла. – Миссис М. подняла на меня глаза. – Прости, что не попрощалась с тобой. Не попрощалась как следует. Я думала, мы увидимся в начале нового семестра, а вышло… мне очень жаль. – Она отвела взгляд.

Ясно. Я не стал признаваться, как сильно скучал по ней все эти годы, как думал тогда, что мое сердце разбито, как из-за нашего внезапного разрыва стал другим человеком, забросив исследования и перспективную карьеру в научных кругах ради обучения на транзитора, как сделался оперативным сотрудником, агентом, а в конце концов – наемным убийцей. Прозвучало бы слезливо, а толку-то?

– Полагаю, – продолжила миссис М., – Теодора спутала мою увлеченность теоретической стороной вопроса с подлинным рвением. Посчитала, что я разделяю ее страсть. – Улыбка, мелькнувшая на ее губах, тотчас исчезла.

Ее взгляд задержался на фишке, а когда ее убрали вслед за предыдущими, миссис М. поставила новую на прежний номер.

– В тот год, когда многие ученые, приезжавшие на остров во время летнего отпуска, вернулись к привычным делам, в нашей работе наметился сильный прогресс. На базе остался лишь основной костяк. С нами сотрудничали эксперты по септусу, отозванные со своих обычных рабочих мест. Они прекрасно разбирались в создании, использовании и побочных эффектах препарата. Это само по себе считалось привилегией: как правило, мы с этими людьми не контактируем. Ты знал, к примеру, что в септус добавляют микроэлементы, которые помогают отслеживать транзиторов? (При этих словах мои брови взмыли вверх.) – Не будь этих примесей, работа следопытов сильно усложнилась бы. Им пришлось бы действовать по наитию. А сейчас, когда в каждую стандартную дозу что-то подмешивают, после перемещения остается нечто вроде дымного облака, и малейшие его остатки выдают следопыту новое воплощение транзитора.

– Ты серьезно? – изумился я.

– Абсолютно. – Миссис Малверхилл медленно кивнула, все еще не глядя на меня. – И мадам д’Ортолан была абсолютно серьезна в своих намерениях. Она проводила в лаборатории уйму времени: руководила исследованием, давала указания, порой даже исправляла излишне абстрактные, надуманные выводы. Несколько вечеров я только и делала, что обсуждала с ней теорию транзиции. Она довольно умна – для психопатки. Впрочем, тогда я не считала ее безумной. Разве что… слишком увлеченной. Стремясь к своей цели, она рисковала, юлила, изматывала себя. Впервые за много веков она позволила транзиторам, следопытам и фармацевтам работать вместе, в результате чего некоторые из нас узнали больше, чем следует.

– Например, о примесях в септусе.

– Например, о примесях, – кивнула миссис М. – Видимо, мадам д’Ортолан полагала, что мой живой интерес касался только изучаемой задачи – выяснить, какими способностями обладают рандомайзеры и возможно ли перемещаться без септуса. Не думаю, что она догадывалась о моем главном стремлении узнать как можно больше обо всем и сразу, особенно о вещах, умышленно скрываемых.

Добрая половина наших фишек исчезла. Некоторые игроки ушли, их сменили другие. Миссис М. еще раз сделала ставку, не изменяя себе. Я положил фишку на соседний квадрат.

– Рандомайзеры доставляли много хлопот: это плохо адаптированные к социуму, крайне беспокойные люди с целым букетом проблем, зачастую неполноценные по здоровью. Порой они не могли совладать с кишечником или мочевым пузырем. Неудивительно, что многие из нас начинали их презирать, глядеть на них сверху вниз, забывая, что они тоже люди. Иногда казалось, они нарочно не выдают своих секретов, лишь бы нас позлить. К тому же ради объективности нам запрещали дружить с рандомайзерами и велели относиться к ним как к испытуемым. Мол, они сломленные, почти бесполезные люди, угрожающие как обществу, так и самим себе. А мы делаем им одолжение или даже оказываем честь, препарируя их нескладные, беспорядочные таланты. Мы даруем им предназначение, делая участниками исследования, от которого выиграют абсолютно все.

Мы начали подвергать их стрессу. Это оказалось довольно легко. Они вели себя как упрямые дети – взбалмошные, несговорчивые. Часто намеренно не слушались, иногда проявляли агрессию. Мы создавали для них стрессовые ситуации: строго ограничивали в еде и питье, лишали