Шрифт:
Закладка:
Дверь отворилась, но лишь Ревекка в испуге оглянулась. К ее облегчению, это была Манци, а не та белокурая надзирательница. Мало кто из женщин в «Канаде» уже всерьез остерегался капо, да она и не свирепствовала больше. Все поняла загодя и ходила мрачная, наверняка отчаянно размышляя, что предпринять. В один день и вовсе обратилась к Ирене на «вы», но, осознав и смутившись, тут же вышла по своим делам под изумленными взглядами женщин из команды.
Теперь на Манци посмотрели нетерпеливо и вопросительно. Она ничего не сказала, дошла до ближайшего вороха одежды и села прямо на него. Только сейчас девушки догадались, что капо была вдрызг пьяна. Кася с отвращением сплюнула, даже не пытаясь скрыть своего презрения. Манци посмотрела на нее долгим замутненным взглядом и протяжно выдохнула. Казалось, это было все, на что у нее доставало сейчас сил, но она все же взяла себя в руки и забормотала:
– Я ж, по сути, такой же номер, как и вы… Меня ведь заставили…
Сильная отрыжка прервала ее. Она утерла рот рукавом, виновато и глупо улыбнувшись, и продолжила:
– Разве я хотела делать это… вот это все? Отказалась бы, так мигом в барак на кислую брюкву… и гнила бы со всеми. Какой у меня был выбор? Никакого.
Глаза ее перебегали с одного застывшего лица на другое. В каждой она пыталась разглядеть пусть не сострадание, но хоть понимание ее доли, сейчас, в пьяном бреду, казавшейся ей самой горькой на свете. Нужно было выяснить, к кому бежать, к кому ластиться, кому выказывать свою преданность, чтобы сохранить жизнь. Теперь на тех, кто был опорой ее власти над этими женщинами, рассчитывать нельзя было.
Кася подошла к ней, и Манци уставилась на нее снизу.
– Выбора у тебя не было? У тебя? Выбора не было у матерей, которых отправляли в крематорий, если они отказывались разделяться со своими детьми. Понимаешь, мразь? – наклонившись совсем близко к Манци, прямо в лицо ей проговорила Кася.
На нее смотрели мутные пьяные глаза, лицо осклабилось в едкой ухмылке.
– Осмелели… Почувствовали, вши грязные, силу, унюхали свободу… Вот уж не думала, что буду завидовать вам, еврейским сукам…
Она вдруг криво вскинула руку и вытащила из-за пазухи какую-то смятую бумагу, бросила ее Касе:
– На вот, подпиши, гадина, подпиши! Спаси хорошего человека! Хотя, где там, ведь не подпишешь, знаю… Ты ж ничем от меня не отличаешься! Не лучше и не хуже, такая же, понятно тебе?
Она хотела снова поднять руку, чтобы дать Касе пощечину, но на это сил уже не хватило и она бессильно уронила ее и, завалившись на вещи, тут же захрапела.
Кася молча подобрала измятый листок, еще теплый от тела Манци, пробежалась по нему глазами, затем молча показала остальным. На бумажке криво и с ошибками было написано: «Подательница сего за время пребывания в качестве капо при группе заключенных, работавших на сортировке вещей из транспортов, прибывавших в лагерь Биркенау, показала себя человеком, который всеми силами старался облегчить тяжелое положение своей рабочей команды в нацистской неволе. С риском для себя Фрида Манци позволяла членам своей рабочей команды добывать для себя дополнительные средства для существования (в том числе теплую одежду и продукты питания из сортируемых запасов). Также Фрида Манци, невзирая на опасность, которая грозила ей непосредственно, сообщала своим подопечным о реальном положении дел на фронте, чтобы подбодрить их и позволить продержаться до прибытия Красной армии. За эти действия заключенные, работавшие под началом Фриды Манци, выражают ей свою сердечную благодарность и просят советские органы при предъявлении сего оказать Фриде Манци всяческую поддержку в устройстве. Подпись: рабочая команда на сортировке».
Женщины посмотрели на спящую Манци как на гадкое насекомое.
– Ах ты тварь… – Кася отбросила листок в сторону.
– Все ясно. Нужно готовиться, – тихо, но твердо проговорила Елена. – Организуйте удобную теплую обувь, консервы, хлеб, солонину и лекарства. Когда позаботитесь о себе, постарайтесь организовать всем, кому сможете.
Никто уже не спорил. После работы женщины несли вещи в барак в открытую, некоторые и вовсе нацепили походные рюкзаки. Сидя на койке, Кася и Ревекка распределяли ботинки, свитера, шарфы, перчатки и шапки.
– Это твои… это Любе… у Зофки нога побольше будет… Завтра попробую для нее найти. – Кася отложила обувь. – Теперь консервы… пока нашла только фруктовые, а мясные уже растащили. Каждой по банке… Может, завтра еще урвем… Лыжная куртка…
– Это тебе, – твердо проговорила Ревекка.
Но Кася с сомнением покачала головой:
– Куда мне? На пузе не сойдется. Тебе.
– Нет, Касенька, она теплая, стеганая, с капюшоном, удобнее не найдем. Повезло, что сейчас такую отхватили. Тебе. – Ревекка была непреклонна.
– Посмотрим, – уклончиво ответила Кася, – надо еще найти.
– Ах, Кася, – Ревекка задумчиво смотрела на вещи, лежавшие перед ними, – не думала, что наступит день, когда буду готовить что-то в дорогу. Неужели… – она не договорила, страшно было произнести вслух то, о чем даже мечтать себе запрещала.
Кася внимательно посмотрела на нее. Видно было, что хотела что-то спросить, но не решалась. Ревекка и без вопроса поняла:
– Он и сам ничего не знает, каждый день разное им говорят. Верит, что успеют уйти до прихода русских.
– Пусть уходят, попутного ветра, а нам тут надо схорониться. С этими харчами и теплой одеждой досидим. А там отобьют нас, отобьют, Бекки, слышишь?
Кася напряженно смотрела на нее, ожидая ответа. Ревекка медлила и вдруг уронила лицо в ладони, спрятавшись за ними. Выдохнула виновато:
– За ним пойду… Прости, Касенька.
– Куда за ним-то, в новый лагерь?
Лицо Каси пылало негодованием, она приникла к Ревекке и с силой отняла ее руки от лица.
– Куда за ним-то? – повторила она, глядя в потерянные глаза Ревекки.
Ревекка замотала головой и крепко прижала к себе Касю, припала к самому ее уху и торопливо зашептала:
– Он в сопровождении будет. Мы отстанем. На первой же станции отстанем и уйдем в ночи. Он уже документы выправил. Будем пробираться к его отцу. А как все закончится, я непременно разыщу тебя. Ваши уже близко. Раньше меня познаешь свободу, сестричка моя. – И Ревекка прижала ее к себе до хруста в костях.
Кася уткнулась ей в плечо, не хотела, чтобы Ревекка видела ее слезы.
Ночью раздался взрыв. Ревекка испуганно раскрыла глаза. По бараку уже носились перепуганные женщины, лихорадочно собирая вещи.
– Авианалет!
– Началось! Пришли!
Сквозь хаотичное мельтешение тел к Ревекке пробилась Кася и крепко ухватила за руку, чтобы не потерять в
