я с Луны свалилась. Это польские евреи, у них все время все страшно. Вдруг эта Софа прилетает из Польши, и все приехали меня встречать. Я, конечно, никого не знала. Это были родственники моих папы и мамы, которые были в Израиле с 1948 года, уехали туда после войны. Я помню, это было очень трогательно тогда, такая встреча. Из Польши я убегала, а тут красный ковер передо мной, красная дорожка. Там была тетя Вислава из Варшавы, жена двоюродного брата моего папы, польская еврейка. Она мне говорит: «Знаешь, Софа, ты приехала в Израиль. Этот Израиль – пикник на вулкане. Все время может взорваться вулкан, но тут все живут как на пикнике, все прекрасно», понимаете? И это до сегодняшнего дня. Израиль может взорваться не один раз – сто раз в день. Смотрите, как мы живем. Невозможно поехать в соседние страны, они же арабские, все время какие-то опасности, теперь этот ковид, эта армия, эти проблемы все время. Это же вулкан, но тут пикник, веселимся.

– София, а вы – Софа или Зося?

– У меня три имени. Это для меня имеет огромное значение, все три имени. Какие это имена? Мое первое имя – это Серка, по моей бабушке по отцу, которую я никогда не знала. Серка – это Сара, вероятно. Серка меня называют хасиды, Сурале, Сарале, Серка. Когда я приехала в Израиль, у меня было только одно имя – Серка. А в Польше, когда проходили разные церемонии, меня вызывали вручать какой-нибудь диплом и называли – Серка Левинтер, все думали, что я какой-то студент из Эфиопии, потому что это звучит не по-польски. Поэтому в Польше я была с польским именем, Zosia, Софья. Zosia – это Софа.

Я приехала в Израиль и хотела быть с польским именем. Но мне сказали: «Хорошо, мы тебе можем это изменить, Серка на Софья, но ты должна иметь также имя на иврите». Софья – это не еврейское имя. Я говорю: «Хорошо. Я поменяю. Третье имя». Какое имя? Израильское имя Tzofia, tz – по-русски это «ц», Цофия. Имя Цофия имеет два значения: первое – это смотреть, наблюдать, а второе – это ожидать. Вот эти все три имени для меня очень важные. Если я в университете – меня зовут София. Если я с хасидами – меня зовут Серка. А если я с вами – я буду говорить: меня зовут Софа. Все мои официальные документы содержат три имени. Паспорт, банк – всегда три имени. Я же не могу отказаться от бабушки.

Несмотря на то, что они не были из профессорской семьи, мои мама и бабушка, эти ленинградские женщины, – у них сохранилось… как будто они, знаете, только что вышли из Эрмитажа, из Зимнего дворца. У них такое внутреннее достоинство, что это невозможно описать. Моя бабушка – ей было восемьдесят три года! – приехала в Израиль. Весь Израиль не равняется одному Ленинграду, одной улице там. И она не хотела с этими простыми женщинами общаться. Потому что она же из Ленинграда, понимаете?

Мама и бабушка взяли, не с собой – в себе, такое аристократическое достоинство, и тем они всегда отличались от других. Они отличались, были выше всех только потому, что они жили в Ленинграде – все, одного адреса хватит. Моя бабушка не хотела разговаривать с теми, кто переехал сюда из Вильно, из Киева. Она… и мама тоже была такая. Это тяжело объяснить, тяжело понять. Кого мы уважаем? Профессора, доктора, адвоката… Но уважать кого-то за то, что у него такой адрес, а не другой, – это только ленинградцы могут, ну, и москвичи тоже.

– Итак, вы приехали и поступили в Иерусалимский университет. Где вы жили?

– Я жила в студенческом общежитии при университете. Когда я говорю «шестьдесят восьмой год» – это, знаете, была такая большая euphoria в Израиле, мы выиграли Шестидневную войну, люди танцевали на улицах. Я была на первом военном параде. Все-таки выиграли такую войну, против четырех стран, за шесть дней.

И я закончила такое учебное заведение, называется ульпан, где обучают языку. Большинство людей, которые сюда приезжают, не знают иврит. Я училась в ульпане пять месяцев. Приехала в апреле, а в октябре началась учеба в университете.

– Вы выбирали, куда пойти учиться дальше?

– Я должна была продолжать. Я же закончила пять семестров во Вроцлаве. Тогда государство Израиль очень-очень сильно помогало новым иммигрантам-студентам. Потому что это будущее каждой страны. Я стала продолжать учить химию, но потеряла один год из-за языка. Должна была быть на третьем курсе, а попала на второй, но неважно… Эта учеба, извините, – это была катастрофа, потому что все лекции – на иврите, а я только приехала. Все учебники на английском. А я же думаю по-польски – такой балаган. Слава Богу, что химические формулы – на международном языке. Это было тяжело, честное слово, я всегда думала: «Все, если я провалюсь, иду учиться истории искусства». Я очень люблю искусство.

В Израиле американская система: три года – это первый титул, бакалавр, а еще два года – это магистр. Я получила титул бакалавра. Но что это такое? Это как лаборантка, я же не буду лаборанткой. Я сказала: «Я получу второй титул, master». Я так измучилась, вы не представляете… органическая химия – самая тяжелая. У меня была подруга, мы работали до десяти вечера, когда мы уходили, мы закрывали не лабораторию, мы закрывали все здание. Это, конечно, сегодня недопустимо, и очень опасно. Мы хотели все быстро выучить и раньше закончить. И когда я получала диплом, то познакомилась с моим первым мужем, Артуром. Он заканчивал факультет археологии. Ему нравилась археология. Я не считала это серьезной профессией: ни одной цифры, кроме дат, – это же несерьезно!

– Почему?

– Я считала серьезными тех, кто учит химию, математику, физику… Археология, ну, что это? Рассказы… Но я любила древнюю историю, греческую историю. Я читала «Диалоги» Платона, была такая интеллектуальная студентка. И из-за этого он в меня влюбился. За то, что я такая интеллигентная. Кто читает «Диалоги» Платона? Никто не читает из тех, кто учит химию. Еще я ходила на концерты, это вообще было ужасно…

– Ужасно?

– Ну да, ужасно в смысле удивительно, потому что… кто еще ходит на концерты? А Платон и органическая химия? Так не бывает. В общем, я произвела хорошее впечатление на молодого человека. Мы закончили университет в один день, в 1972 году. И все получали дипломы все в один день. Он тоже был очень способный,