политические лидеры не придавали этому значения, главным образом потому, что, по их мнению, напряженность между Британией и континентальными державами должна была оставить дверь для германо-британского сближения постоянно открытой. На этом фоне известие об англо-французском сердечном согласии стало серьезным ударом. В письме Бюлову от апреля 1904 года кайзер Вильгельм сообщил канцлеру, что Антанта дала ему «много пищи для размышлений», потому что тот факт, что Англия и Франция могут больше не бояться друг друга, означает, что для них «необходимость действовать с учетом нашей позиции становится все менее актуальной»[459].

Как могла Германия выбраться из этого печального состояния? Существовали два варианта. Первый заключался в том, чтобы подписать соглашение с Россией и тем самым ослабить или нейтрализовать франко-русский союз. Второй – найти способы ослабить новый союз между Англией и Францией. Русско-японская война дала возможность опробовать оба варианта. Немецкий кайзер в течение некоторого времени до этого – безуспешно – призывал к дипломатическому подходу к русским, и он быстро заметил преимущества, которые можно извлечь из затруднительного положения России. В письме к царю от февраля 1904 года он указал, что французы снабжали японцев сырьем и поэтому вряд ли вели себя как надежные союзники[460]. В июне он сообщил Николаю, что уверен: Антанта Франции с Великобританией, союзником Японии, «препятствовала тому, чтобы французы пришли вам на помощь!» В других письмах сочувственно говорилось о неудаче русской армии и выражалась уверенность в будущих успехах[461]. Немцы также оказали и практическую помощь, такую как бункеровку русских линкоров углем с немецких станций по пути на восток. Эти прелюдии завершились двумя официальными предложениями о союзе. Первый, представленный 30 октября 1904 года, предлагал союз, предусматривающий, что каждая из двух подписавших сторон придет на помощь другой в случае нападения в Европе или в любой точке мира. Но царь Николай не хотел заключать формальное соглашение, не посоветовавшись со своим французским союзником. Поскольку было сложно представить, чтобы французы согласились, это было равносильно отклонению предложения.

К лету 1905 года, однако, внутреннее и военное положение России резко ухудшилось. Когда кайзер возобновил свои подходы к Николаю, он обнаружил, что царь теперь более склонен рассматривать немецкие предложения. Летом 1905 года королевская яхта «Гогенцоллерн» направилась к небольшой рыбацкой деревушке Бьёркё в Финском заливе для встречи с царской «Полярной звездой». Два судна пришвартовались рядом друг с другом 23 июля, и царь отправился на борт к кузену обедать. Последовали конфиденциальные переговоры, в ходе которых Вильгельм смог с успехом сыграть на беспокойстве Николая по поводу антироссийских замыслов Британии и ненадежности французов, которые теперь связали свою судьбу с Великобританией. Переутомленный Николай расплакался, обнял своего немецкого кузена и расписался на пунктирной линии. Однако получившийся в результате проект договора не выдержал проверки царскими чиновниками в Санкт-Петербурге. Они указали, что невозможно согласовать союз с Берлином с французским альянсом, который все еще составлял основу безопасности России. Сообщения из Парижа подтвердили, что французы не потерпят изменения условий русско-французского договора ради русско-германского сближения. Царь по-прежнему благосклонно относился к возможности соглашения с Германией, но под давлением своих политических и экономических советников он постепенно отказался от этой идеи. Таким образом, восточная дорога из немецкой изоляции была перекрыта, по крайней мере, в обозримом будущем.

В то же время немецкое руководство искало способы снова открыть дверь, которую недавно захлопнул англо-французский договор. В рамках всеобъемлющего урегулирования нерешенных колониальных споров, достигнутых в рамках Антанты, британцы согласились признать Марокко находящимся в сфере влияния Франции в обмен на признание Францией британского первенства в Египте. Решив извлечь выгоду из этой договоренности, пока британские обязательства были еще свежи, французское правительство в январе 1905 года направило дипломатическую миссию в Фес с целью организации укрепления французского контроля над Марокко.

Учитывая условия англо-французского соглашения, не было ничего особенно удивительного в стремлении укрепления французского влияния в Марокко. Но министр иностранных дел Франции решил придать этой политике показательный антигерманский оттенок. Возможные разногласия с Испанией были разрешены путем обмена территориями, а Североафриканское соглашение 1902 года с Италией гарантировало уступчивость Рима, согласие Лондона было частью условий Антанты. Однако немцам не предложили ничего. Берлин не был даже заранее поставлен в известность о намерениях Франции. Это было отходом от собственной прежней политики Делькассе, которая предусматривала, что согласие Германии будет достигнуто в обмен на территориальную компенсацию «в других частях Африки, где у нее могут быть интересы»[462]. Решив исключить немцев, Делькассе добавил абсолютно лишний элемент провокации в свою североафриканскую политику, за что подвергся критике со стороны своих французских коллег: даже Поль Ревуа, ближайший соратник Делькассе в марокканском вопросе, сетовал на непримиримость министра; «великое несчастье», говорил Ревуа, состоит в том, что Делькассе счел «неприемлемым вести переговоры с Германией. „Немцы – отвратительные мошенники“, – говорит он. Но, ради всего святого, я прошу не обмена романтическими словами или свадебными кольцами, а делового разговора!»[463] Даже Эжен Этьен, лидер Французской колониальной партии, оценил отказ Делькассе вести переговоры с немцами по Марокко как «верх неосторожности»[464].

Со своей стороны, министерство иностранных дел Германии уже давно с подозрением следило за активностью Франции в Марокко и твердо намеревалось не допустить, чтобы французское правительство, действуя в одностороннем порядке, нанесло ущерб интересам Германии в этом регионе. Немецкая позиция была законна с юридической точки зрения: международное соглашение 1881 года официально признавало Марокко как область, статус которой может быть изменен только на многосторонней основе, посредством международного договора. Однако конечной целью политики Германии было не соблюдение международного права, а, скорее, испытание на прочность Антанты. Сообщения из Лондона дали немцам повод предположить, что британское правительство не будет считать себя обязанным вмешиваться в спор по поводу Марокко между Францией и третьей державой[465]. Была надежда, что это, в свою очередь, напомнит французам – в причудливой формулировке кайзера, – что «у флота нет колес», и тем самым смягчит их сопротивление тому или иному варианту поиска взаимопонимания с Германией[466]. В этом смысле марокканскую инициативу можно рассматривать как развернутую на запад версию поиска подходов к России в 1904–1905 годах.

В начале января 1905 года французская делегация отправилась вглубь марокканской территории, в Фес, чтобы потребовать передачи Франции контроля над марокканской армией и полицией; султан Мулай Абд аль-Азиз ответил отказом. 31 марта 1905 года кайзер Вильгельм II, совершавший прогулку на яхте по Средиземному морю, нанес неожиданный визит в Танжер. Встреченный восторженными толпами жителей города, увидевшими в немецком государе желанный противовес французам, Вильгельм поехал в германскую миссию, где оказал холодный прием третьему секретарю французской миссии, который приехал приветствовать его «от имени г-на Делькассе», и выступил на устроенном ему торжественном приеме с речью, в которой заявил, что немецкие коммерческие и экономические интересы, а также независимость и целостность Марокко должны быть сохранены[467]. Пробыв в городе едва ли два часа, он вернулся на яхту и покинул Танжер.

В краткосрочной перспективе это впечатляющее упражнение в политике театральных жестов имело большой успех. Высадка вызвала гневное возмущение во Франции, но британцы не выказали желания вмешиваться, и после фазы взаимных угроз и балансирования на грани войны французское правительство решило продолжить мирное урегулирование. Теофиль Делькассе был отправлен в отставку, а его политика провокаций была временно дискредитирована. Его обязанности взял на себя новый и неопытный премьер-министр Франции Морис Рувье, предложивший двусторонние переговоры о будущем Марокко. Но немцы неразумно попытались, как мы теперь ретроспективно можем заключить, воспользоваться обретенной инициативой, отклонив предложение Рувье и настаивая вместо этого на разрешении спора на международной конференции, как того требует договор 1881 года. В конечном итоге их требование было удовлетворено, но триумф Германии оказался недолгим. На конференции, созванной в испанском портовом городе Альхесирас в январе 1906 года, квазинезависимость Марокко была подтверждена в общих чертах, но немецкие переговорщики не смогли заручиться какой-либо поддержкой своих предложений относительно интернационализации марокканской полиции и финансовых учреждений со стороны других великих держав (за исключением австрийцев). Великобритания, Италия и Испания, которые были фактически куплены за счет компенсационных сделок, и Россия, которой в обмен на поддержку был