– Подменка, что от Марьяшки сбегла. – дворовый умастился рядышком, продрал лапами бороду, расправил усы. – Табачку бы, – протянул, с намёком поглядывая на Тимофея.

Тоська тем временем застонала, приподнялась, потирая шею:

– Где я?..

– В самой лесной дебре! – охотно пояснил кот.

Увидев Тимофея, обнимавшего Анну, смолчала Тоська, только задышала шумно и часто.

– Ну, здравствуй, сестра! Не думал, что вот так свидимся.

– И тебе не хворать, – просипела та в ответ. – Ещё чуть и убила б меня Анька.

– Нет! Я точно знала, что должна сделать! Сразу разглядела другую.

– Сильна! – улыбнулся Тимофей. – Только не ты силой, а она тобой управляет.

– Ты в ноженьки склониси, что вытрясла из тебя тварину! – встрял в разговор дворовый.

Тоська будто не слышала, смотрела в одну точку:

– Она меня вела. Направляла. Всё, что скрывала – всё учуяла подменка, на том и сыграла. Не могла я воспротивиться. И не хотела…

– Зачем тогда понадобилась защита? Полынь, соль?

– Не знаю. Может, чтобы не тронули меня лесные.

– Как ты позволила такое? Как могла настолько опуститься? – холодно спросил Тимофей.

– Так и позволила… И опять скажу… Хочу, чтоб знали вы – никогда не приму Аньку. Противится душа!

Охнул в страхе дворовый. Притихла лесная нечисть, замерла в предвкушении ответа.

Взглянула Анна в погасшие Тоськины глаза, отметила морщинки да скорбную складку у рта и смолчала. С ясностью ощутила вдруг, насколько тускла и безрадостна у той жизнь.

– Что смотришь? Действуй давай! Заморозь, разорви… Покажи, что ещё умеешь.

Анна с тревогой прислушалась к себе, но ничего не всколыхнулось, никак не среагировала сила на Тоськину браваду.

– Перестань. – поморщился Тимофей.

– С чего бы? Лучше так, чем на твоё место.

Мигнула и пропала луна. Сделалась непроглядной темнота.

– Держитя Тоську, утекёт! – всполошился дворовый.

– Куда ей бежать… – пробормотал Тимофей. И почувствовав, как вздрогнула Анна, шепнул. – Сейчас костры зажгут…

И точно – далеко-далеко за деревьями вспыхнуло, заиграло пламя. Вздох прокатился по лесу, замелькали на фоне огня чёрные тени, затянули ликующую песнь.

Дворовый пошептался со странным рогатым зайцем, сунул тому кисет, в ответ же принял банку, доверху наполненную порхающими искорками. Протянул после Анне, смутился:

– Фонарик. Для тебя расстаралси.

Анна осторожно приняла подарок, залюбовалась мерцающим мягким светом.

Внезапно оборвалась далёкая песня, застыли пляшущие фигуры. Дрогнули и заметались за стеклом светляки.

Взвыла разочарованно Тоська.

Скорчилась она на земле, а над нею белело лицо.

Поначалу лишь оно привиделось Анне. Тёмную накидку скрывала ночь.

То была женщина с картины отца. Женщина из её недавнего сна.

– Морена-матушка! – встрепенулся дворовый, подбежал, подхватил подол, приложился к нему с почтением. А потом ощетинился и прикрикнул на Тоську. – Ишь, удумала! Крест умыкнуть!

– Подай оберег, – велела коту Морена.

Нахмурившись, попеняла Анне:

– Негоже дарами разбрасываться! Почуяла силу так и не нужен стал?

Охнула Анна, схватилась за шею – позабыла совсем про крест крестов!

Оказалась совсем рядом Морена, протянула Анне украшение.

– Береги его! – так повелела да предложила вдруг. – Останешься с Тимофеем? Вижу, нравится тебе у нас.

Анна выдохнула было:

– Останусь…

Но осеклась, дрогнула. Страшно стало отчего-то, вспомнился давешний разговор с долей. Права оказалась бабка —сейчас решалась её судьба.

Согласится – и прошлая жизнь, привычный с детства мир навсегда останутся позади, за чертой.

– А как же… родители? – спросила беспомощно.

Ничего не сказала Морена. Молча смотрела, ждала.

Тоська же оживилась, уговаривать принялась:

– Оставайся, Ань! Заживёте с Тимкой в радости, ещё и детишек народите.

Такое фальшивое участие звучало в её голосе, что Анне сделалось противно.

Тимофей с тревогой следил за ней и когда замешкалась, быстро сказал:

– Не нужна эта жертва. Не приму. Сам сюда пришёл, сам дальше жить стану.

И тогда Анна решилась, взглянула Морене в глаза:

– Отпусти Тимофея со мной в мир! Верни справедливость!

– Разве не слышала, что не хочет он к людям. Не ждёт его никто на той стороне.

– Я жду!

– Вместе вы уже. Встретились, рядышком стоите. Тут и живите теперь.

– Но… У меня там родные остались… Как они без меня?

– Родные, говоришь?.. Что же… Праздник нынче, добрая я. Так и быть, отпущу вас обоих. Но с условием только! Докажи наперёд, что тосковать по тебе родные станут. Покажи, кому нужна.

– Мне нужна! Люблю я Анну! – шагнул вперёд Тимофей.

– Ты здесь, я же про ту сторону речь веду.

Анна, услышав его слова, потерялась от счастья. Кинулась к Тимофею на шею, зашептала ответное признанье.

Рядом шумно высморкался дворовый:

– Я и сам чуть в неё не влюбилси. Хороша девка!

Увидев недовольство во взгляде Морены, встряхнулся да щипнул Анну за ногу. Прошипел сердито:

– Матушка ответа ждёт, уважь её желанию!

– Простите, – раскраснелась Анна. – Я… родителям нужна!

– Докажи.

– Но… как? Мы семья, они меня любят…

– Докажи. – повторила Морена. – Позови их.

– Как позвать?

– Обычно. Услышат ли только?

– Как же они услышат, если далеко?

– Позови! – возвысила голос Морена.

И дворовый снова щипнул Анну, чтобы смолчала.

Анна зажмурилась. Представила, как мать курит да болтает с подругой. Увидела отца, пристально приглядывающегося к очередному мазку на холсте…

Позвала про себя:

– Мама! Отец!

Сначала робко, потом всё сильнее.

Мать как будто услышала, замерла на полуслове, обернулась растерянно…

– Мама! – настойчивее повторила Анна. – Мамочка!

Но та уже снова смеялась, что-то весело рассказывала собеседнице.

Отец её и вовсе не услышал, увлечённо рисуя новые образы на полотне.

– Нужна, говоришь? – выразительно сдвинула брови Марена. – Сомневаюсь! Так что жить вам здесь!

– Нет! – решительно заговорил Тимофей. – Не место Анне здесь. Я останусь. А её отпусти.

– Ох, люди… Определитесь уже. Отпущу, так и быть. Если слово дашь никогда больше с ней не видеться!

Тимофей взглянул на Анну с тоской, но смолчал, не смог решиться сразу на подобное обещание.

Замерла и Анна, не зная, что предпринять да вдруг услышала издали:

– Аннушка! Внученька! Мне ты нужна, мне! Как же жить без тебя буду?!

– Осторожней, Оня! Ещё врежемся куда! – кричала Матрёша.

– Подождите, не поспеваю за вами, – задыхаясь, просила Грапа.

Когда девчата выкатились из-за деревьев, кинулась Анна к бабе Оне.

– Сердцем почуяла, что неладно с тобой. – плакала бабка. – Прости меня, непутёвую. По нечисти убивалась, чуть тебя, родную, не потеряла.

Анна прижалась к ней, следом навалились Матрёша с Грапой. Виновато шмыгали носами, перебивая друг дружку каялись перед Анной.

Глядя на них, всплакнул и дворовый. Провыл, отжимая бородёнку:

– От, страсти какия! Всё ж доведёте меня до нервенного срыву!

Тоська нахохлившись, смотрела мрачно. Выжидала.

Хлопнула Морена в ладоши, скинула тёмную накидку, и стихли все разом. Во всей красе стояла теперь лесная хозяйка, блистала каменьями искристыми, сияла цветами расписными. Взирала бесстрастно, говорила громко:

– Дарю Тимофею свободу. Отпускаю и тебя, Анна. Здесь же останется та, кому предназначено было. Таково моё последнее слово. – и, взмахнув подолом, птицей яркой вспорхнула прочь.

Сжалась Тоська, окаменела будто. Молча смотрела перед собой, да только не видела ничего от шока.

– Прости, сестра, – с трудом прошептал Тимофей. – Мне жаль!

– Ох, Тоська-а-а, – в разнобой протянули девчата. – Как смогла ты… Как решилась ты на такое!

– Поделом злыдне!.. – припечатал дворовый.

Вздохнул Тимофей, свистнул тихонько и, когда слетел на Тоськино плечо ворон, сказал:

– Живёт здесь один, с нашей стороны. Не знаю, за что сослан. Поддержал меня, научил многому. Нужно будет – проси помощи, он не откажет.

Не