Матрёша не сдержалась, зевнула широко.

– Устала я что-то. Давай спать. Завтра придумаем, как лучше с Оней объясниться.

Заснула Матрёша мгновенно.

Анна же долго ворочалась, вздыхала. Когда начала дремать – прыгнуло что-то на кровать, навалилось тяжестью на ноги. Шевельнулась Анна и схлынула тяжесть. А на одеяле смятый листочек остался с припиской короткой:

– Жду.

Сердце кувыркнулось в восторге – это откликнулся Тимофей! Непонятно лишь было, где ждёт, во сколько встреча.

Анна позвала негромко:

– Батюшка-дворовый, ты здесь? Котеич?

Кот смолчал. А из-под кровати показался серый, словно из пыли слепленный ком, помедлил немного да подкатился к двери.

– Ты кто? – озадачилась Анна. – Вместо дворового, да?

Ком не ответил. Качнулся к ней и снова завис у дверей, будто приглашал за собой.

– Ты меня отведёшь! – догадалась Анна. Наспех одевшись, осторожно приоткрыла дверь и выскользнула за провожатым на улицу.

10

Луна светила ярко и отстранённо.

Ночь полнилась шепотками и вскриками. Раздавались дальние всплески с реки. Мелькали в воздухе быстрые лёгкие тени – не то летучие мыши, не то ночные бабочки.

Меж цветов сновали крошечные существа, вроде людей, да с копытцами, с дыбом торчащими волосами, со светящимися щёлочками глаз. Словно муравьи, лезли ото всюду, и Анна замерла на миг, не решаясь идти вперёд.

Кто-то вроде совы слетел с дерева, прихватил лапами парочку, поволок куда-то. Остальные прянули в стороны, и Анна проскочила, пустилась дальше за серым комом, что терпеливо ждал в отдалении.

Матрёшины цветы повернулись ей вслед. Зашевелили лепестками, залепетали что-то невнятное – пытались предостеречь.

Подле заборов вдоль улицы шевелились темные фигуры – группками да по одиночке собрались там иные жители деревни, домовые да дворовые духи. Судачили меж собой, обсуждали что-то, следили за Анной, недобро сощурившись. Она же спешила вперёд, думая лишь о предстоящем свидании.

Грозной мрачной громадой поднялся впереди лес, и сжалось вдруг сердце, дрогнуло от нехорошего предчувствия.

Из-за стволов у самой опушки выступила старуха, перегородила дорогу. Неприметная, обычная самая, отчего-то показалась знакомой.

Когда сказала негромко: «Не ходи!» – вспомнила Анна, где виделись раньше. В автобусе, что вёз в Ермолаево, сидела она рядом, что-то похожее говорила, предостерегла от чего-то.

– Не ходи! – повторила старуха.

– Мне нужно!

Только бабка на своём стояла, одно твердила:

– Не ходи!

– Кто вы?

– Доля твоя. Слушай меня! Не ходи в лес! Можно ещё обернуть всё. Отмотаем назад времечко и окажешься дома, заживёшь как раньше.

– Не смогу я как раньше! И не хочу! Здесь моё место!

– Хорошо подумай! Последний раз предлагаю.

– Нет-нет и нет! – выпалила Анна.

– Воля твоя. Не пожалей после.

И пропала доля, растворилась во тьме.

Серый ком кувырнулся, завис в лунном свете возле деревьев.

– Ау! – прозвучало совсем рядом. – Ау!

И завторило эхом:

– Ау! Ау-Ау!! Ау-у-у!!!

То хороводилась на русалии нечисть. Рыскала всюду, искала себе развлечений.

Только не боялась теперь Анна, не нужны стали ни полынь, ни четверговая соль, была у неё понадёжнее защита – маров крест.

Когда показались навстречу русалки, сказала спокойно:

– К Тимофею я. Пропустите. Пройду, никого не трону.

Не спешили отступать водяницы. Приглядывались, ворочали головами. Страшны были они, перемазаны илом, оборваны да косматы. Перепутались в волосах тина с улитками, тухлые рыбёшки да жабьи лапки.

Сверху с ветвей тянулись их древесные сёстры. Свесившись вниз, так же смотрели на Анну, ворчали грозно, узнавая.

– Что ж медлите? Хватайте! – подстегнул нечисть знакомый голос.

Не сдержалась, вышла из-за дерева Тоська! В рубахе длинной, завешанная волосами, казалась и сама лесной бабой. Кривился в гримасе рот, дикой злобой горели глаза. Лишь полынный венок да зажжённая пасхальная свеча выдавали в ней человека.

– Тося! – только и выдохнула Анна.

Та же на неё не взглянула, всё твердила на одной ноте:

– Хватайте-хватайте-хватайте!..

И послушались русалки, потянулись цепкими руками …

Сорвала тогда Анна с шеи шнурок, выставила вперёд себя крест крестов. Взблеснул, заискрился инеем оберег. Зашипели водяницы. Шарахнулись по сторонам. Освободили дорогу.

– Тимофей! Тимофей! – закричала Анна, рванулась вперёд.

Не заметила, как выпростало ближайшее дерево гибкий корень. Поймало Анну словно в ловушку. Крепко обхватив ногу, повалило на землю. Переплела тут же жёсткая трава руки. Отлетел куда-то маров крест.

Забилась Анна в тисках:

– Помогите! Кто-нибудь! Тимофей! Дворовый!

Захохотала рядом полубезумная Тоська. Встряхнула откуда-то взявшейся сетчатой сумкой. Словно в ловушке, сгорбился в ней поникший кот. Размазывая лапами слёзы, провыл тоненько:

– Подпоила меня стервь! Вот язык и развязалси. Рассказал про записочку-у-у-у…

Ярость затопила Анну, подбросила с земли. С лёгкостью слетели оковы. Захрустев, раскрошился смёрзшийся корень. Заледенела, осыпалась колким мусором трава.

Как оказалась возле Тоськи и сама не поняла. Выхватила сетку с котом и, отшвырнув, схватила тётку за рубаху, скрутила узлом.

Поговорить с ней собиралась, но мешала разъярённая сила, что клокотала внутри.

Тоська же скривилась дурочкой, растянув губы в отвратительной гримасе.

Когда взглянула Анна в глаза её – черноту увидела да нежить, что ужом извивалась в глубине, выпуская на свет тайные Тоськины мысли.

И поддалась силе Анна – прихватила Тоську за горло, легонько сдавила. Та же в ответ вцепилась ей в руки, глубоко вонзила под кожу ногти.

– Пипец котёнку, – зажевал усы дворовый и заверещал в азарте из сумки. – Так её, змеюку! Души-дави злыдню!

Заухала-застрекотала и лесная нечисть. Не решалась приблизиться, издали следила за схваткой.

Захлопали крылья, подлетел с карканьем ворон. Издали закричал Тимофей:

– Аня! Не надо! Погоди!

Но она не могла и не хотела останавливаться – нужно было довершить начатое.

Когда придушила сильнее – всхрипела Тоська, задёргалась, выпучила нечеловеческие глаза. И вырвалась изо рта чернота, слепилась в непонятную фигуру. Заметалась, рванула вверх да не успела скрыться. Дунула Анна вслед, и смёрзлась на лету тварь, шлёпнулась о землю ледышкой, разлетелась мелкой пылью.

Обмякла в беспамятстве и освобожденная Тоська. И Анна присела на землю – помутнело всё глазах, ватой заложило уши. Словно издалека слышалось ей сейчас:

– Аня! Аня! Держись!..

Очнулась Анна от тепла. Обняли её сильные руки, держали бережно, баюкали мягко, согревали. И прошла постепенно дрожь, прояснилось зрение. А когда в лицо брызнуло вонючей затхлой водой – вернулся и голос, прикрикнула Анна на дворового:

– Ты что творишь! Ополоумел совсем?

– Дык… Того я… До болота смоталси, водицы черпнул, – выпутавшийся из сетки кот размахивал ржавым котелком.

– На сестру плесни, – попросил его Тимофей.

– Что ей сделаетси, злыдни подколодной.

– Поговори у меня!

Кот опасливо подобрался к Тоське, принюхался. Покосившись на Тимофея, пнул легонечко лапой.

– Мож, подмогу привести? За Матрёшкой податьси?

– Сама оклемается. Помалкивай да лей понемногу, больше пользы принесешь.

Анна наблюдала, как дворовый поливает Тоську и вспоминала недавнюю схватку.

– Кто это был в ней?

– А ты не знаешь, кого гоняла? – поразился Тимофей. Улыбнулся после, зарылся в волосы, прошептал. – Откуда ты только взялась на нас, чудная такая.

И Анна затихла, прикрыла глаза. Хорошо сделалось ей. Спокойно и сладко. Так бы и осталась в его объятиях навсегда.

– Гхм-м-м… – прокашлялся рядом кот. – Пардону прошу, но скольки мне ещё надрыватьси?

Тимофей нехотя обернулся, разрешил ему передохнуть.

Анна же снова задала вопрос:

– Кто вселился в