Карпатский рассеяно кивнул, возвращаясь за стол.

― Возможно. Я тут как раз решил пробить его…

Он уставился в монитор. ДТП, но не серьезное, штраф, еще штраф… А дальше шла куда более интересная запись.

― И что там? ― поинтересовался Соболев, пытаясь заглянуть в экран.

― Полгода назад на Васина написали заявление. Девушка обвинила его в изнасиловании, но после доследственной проверки дело так и не было возбуждено. Заявительница не смогла доказать даже сам факт полового акта, поменяла показания на приставания и непристойное поведение, но и это не прокатило.

― О, ну вот и причина, ― почти обрадовался Соболев. ― Васин был ложно обвинен, стрессанул, возможно, понял или просто предположил, что его отца тоже оболгали, из-за чего тот сошел в могилу, и решил врушек наказать, использовав образ из городской легенды. Как тебе версия?

― Восторг, ― мрачно согласился Карпатский, поднимаясь из-за стола. ― Особенно если учесть, что на Васина-младшего заявление подала Александра Гордеева, наша массажистка.

Глава 25

4 июня, пятница

г. Шелково

Об убийстве Леры Регина узнала еще вечером: один из полицейских, приходивших тогда расспрашивать о Кире, позвонил ей узнать, все ли с ней в порядке, заодно сообщил трагическую новость и задал несколько вопросов. В том числе спросил про мешок, который Лера, очевидно, нашла, выходя из салона. Остальные вопросы Регине не запомнились.

После разговора с полицейским она никак не могла успокоиться, полночи не спала. Саше позвонила сразу, но та на известие о гибели Леры отреагировала как-то странно: нервно хохотнула, а потом уточнила, шутит ли Регина. Как подобное вообще может прийти в голову? Разве таким шутят? Услышав, что все правда, Саша просто отключилась, даже не стала прощаться. Регина убедила себя, что это шок, но все равно не могла отделаться от мысли, что с подругой что-то не так.

Несмотря на долгую бессонницу, проснулась она рано. А вот встать смогла только после того, как решила, что сегодня отменит все записи. И гори оно огнем! Она лучших подруг потеряла, одну за другой, ей, вероятно, тоже грозит опасность. До стрижек ли сейчас? Даже потерянные деньги не казались чем-то важным. Когда подобное происходит, все начинаешь видеть иначе.

Бо́льшую часть дня она провела в квартире, боясь высунуться наружу. Позвонила маме, поболтала с дочкой, ни одной из них о случившемся, конечно, не сказала. На вопросы о странном голосе соврала, что немного приболела, поэтому планирует какое-то время отсидеться дома.

Вот только как долго ей здесь сидеть? Пока убийцу не поймают? Так со способностями современной полиции можно и навсегда дома засесть. И если еду и другие товары еще можно заказать с курьером, то с деньгами так просто вопрос не решить.

Саша за день позвонила дважды. Первый раз утром, спросила, когда она собирается появиться. Узнав, что Регина не собирается, конечно, не обрадовалась. И, конечно, осудила, пусть и не впрямую. Но неодобрительные нотки отчетливо слышались в ее голосе.

Следующий раз она позвонила уже во второй половине дня и с явным раздражением в голосе. Сказала, что это подло ― бросить ее тут одну, когда к Кириным клиентам, некоторые из которых до сих пор были не в курсе случившегося, добавились еще клиенты Леры.

― Мне вообще-то работать надо, а не только этих непонятливых девиц гонять! ― рявкнула Саша напоследок и бросила трубку.

Регина испытала двойственное чувство: одновременно обиделась за резкий тон и ощутила себя виноватой. Действительно, зря она бросила Сашу в такой ситуации. Через какое-то время она перезвонила ей, но та не ответила. Тогда Регина написала сообщение с извинениями. Саша ответила не сразу. То ли работала, то ли слова подбирала. Подобрала в итоге своеобразные, но вполне в своем стиле: «Хватит нюни распускать. Тащи сюда свою задницу. Обсудим, как быть дальше. Заодно девчонок помянем».

Регине не хотелось никуда ехать, хотя, проведя почти целый день взаперти, она и почувствовала себя немного глупо. Дождь прошел, выглянуло солнышко, за окном на игровой площадке начали бегать и орать чьи-то дети. Люди ходили по своим делам. Жизнь кипела. И казалось, что никакой угрозы нет и быть не может.

«Метнусь быстро туда и обратно. Поговорим, обсудим, помянем… ― решила в итоге Регина. ― Все-таки нас теперь двое осталось. Не стоит ссориться».

* * *

Алина торопилась. Было уже без двадцати шесть, ее смена начиналась совсем скоро, а она еще не собралась. Пусть идти ей всего ничего, если иногда переходить на бег, можно и за десять минут добраться, прибегать в мыле не хотелось.

Впрочем, к ее опозданиям все давно привыкли. Каждую неделю она стабильно опаздывала хотя бы раз! Думала, на этой случится исключение, но нет. Видимо, что-то такое сидит в голове.

Сегодня у нее, конечно, вполне уважительная причина для некоторой рассеянности, но на работе ее не расскажешь. Как-то не хочется признаваться, что они с Гошей влипли в какой-то криминал. По крайней мере, Гоша влип…

Эта мысль ― или, скорее, подозрение ― появилась давно, но оформилась только после утреннего визита полиции и их вопросов. Постепенно она росла и занимала в голове все больше места. И теперь Алина никак не могла собраться, потому что постоянно думала о том, откуда Гоша знает темноволосую девицу из гостиницы, что он делал, когда выходил той ночью, и связан ли как-то с человеком, стоявшим за окном. Вопросы сводили с ума.

Когда в замочной скважине завозился ключ, Алина невольно вздрогнула и посмотрела на часы: слишком рано для возвращения Гоши, но ни у кого другого ключа нет. Она застыла в прихожей перед зеркалом, почему-то не зная, что делать, и чувствуя, как сердце в груди постепенно ускоряется и становится трудно дышать.

Дверь распахнулась, порог переступил хмурый Гоша. Бросил на нее быстрый и какой-то недовольный взгляд, словно не одобрял, что она все еще дома.

― Привет! ― Алина постаралась, чтобы это прозвучало спокойно и даже радостно. ― Ты чего так рано?

― А ты что, против? ― буркнул Гоша, кидая сумку и снимая туфли. При этом он наступал носком одной на задник другой, что портило обувь и всегда раздражало Алину. ― Сама-то почему до сих пор не на работе?

― Собираюсь вот, ― несколько обиженно отозвалась Алина и продолжила красить ресницы: именно это занятие прервало внезапное появление друга. ― А ты что, пораньше ушел сегодня?

― Нет, блин, подольше задержался… Конечно, ушел пораньше! Ко мне полиция приходила, весь день насмарку. Кто им стуканул, что я той ночью выходил из номера? Ты? Чего добиваешься?

― Ничего я не стучала! ― Алина обиделась еще сильнее. Закрутила тушь, кинула в косметичку и решила, что этого достаточно: и так красивая. Поэтому принялась обуваться. ― Они сами уже все знали, когда приходили! Я им, между прочим, не сказала, что ты на ту чернявую пялился.

― Какую еще чернявую? ― тихо, почти с угрозой переспросил Гоша, выходя из ванной с полотенцем в руках. ― Ты чего городишь?

― Ту, с девичника, ― буркнула Алина, завязав шнурки на второй кроссовке. В груди вдруг стало как-то холодно и тревожно. ― Которую ты назвал тупой сукой. О чем я, кстати, им тоже не сказала. Возможно, зря!

Вот это она точно зря сказала… Лицо Гоши потемнело, он шагнул к ней, как-то странно скручивая в руках полотенце.

«Сейчас накинет его мне на шею и задушит, ― мелькнуло в голове. ― Потому что мешка под рукой нет».

Наверное, что-то такое отразилось и на ее лице, а может быть, его все же разозлило прежнее ее заявление, но когда она потянулась к двери, торопясь выбраться из квартиры, Гоша вдруг заорал:

― А ну стой!

Алина не послушалась: щелкнула замком, рванула дверь на себя. Она почти вырвалась, когда он вдруг схватил ее и попытался затащить обратно. Алина вскрикнула и инстинктивно завопила:

― Помогите!

― Пусти ее! ― послышался совсем рядом мужской голос.

Гошины руки разжались. Он толкнул Алину