Ее голос звучит слишком громко, и посетители оглядываются на нас. Я пытаюсь не реагировать, но она никогда раньше не говорила таких вещей публично.

– Дело не в этом. Она… Мы… мы больше не уверены.

Мои слова даже близко не описывают всю ложь и боль.

– Но вы созданы друг для друга! Так было всегда. Как вы могли все испортить?

Кажется, она вот-вот заплачет.

– Пожалуйста, не вини Керри за то, что она хочет все отложить, пока мы не будем уверены.

– Я ее и не виню, идиот! Что ты натворил, Тим?! Ведь эта девушка любила тебя и…

– Вы закончили? – с сомнением спрашивает официантка, глядя на наши тарелки.

Мы ждем, когда она уйдет.

– Мама, мы выросли. Мы изменились. Но я изо всех сил стараюсь все исправить, поверь.

– Желаете что-нибудь еще? – другая официантка – старше моей мамы, но с румяным лицом и добрыми глазами – кладет перед нами меню, не дожидаясь, пока мы попросим. – Торт добавит немного мяса к вашим костям, милая, – обращается она к маме.

Мама отодвигает меню.

– Стараешься изо всех сил? Это пораженческие разговоры. Ты должен бороться за нее, Тим. Хотя я сомневаюсь, что ты на это способен.

– Иногда ты можешь бороться и бороться, мама, но это не изменит чье-то мнение.

Интересно, знает ли она вообще, что я когда-то слышал? Она сражалась за моего отца. Уговаривала, соблазняла, плакала и бушевала, и это не имело никакого значения. Так я понял, что недостаточно лишь рассказать кому-то о своих чувствах. Это может только ухудшить ситуацию, потому что это нагромождает унижение поверх боли.

Она отказывается смотреть на меня.

Я прошу счет, оплачиваю его, и мы возвращаемся к машине. Мама умеет враждебно молчать лучше, чем кто-либо из моих знакомых. Я должен пройти повторные экзамены, потому что мысль о том, чтобы сказать ей, что я к тому же потерпел неудачу в медицине, вызывает у меня желание остановить машину и блевать в канаву. Какой же я жалкий экземпляр!

– Наконец-то дома! – я паркую машину матери Керри на их подъездной дорожке. Помогаю маме выйти из машины, но, когда пытаюсь перевести ее через дорогу, она сбрасывает мою руку.

Керри вернется поздно. Мама толкает дверь в свою спальню, но я ловлю ее прежде, чем она закрывается за ней.

– Я знаю, ты расстроена, но…

– Ты рискуешь всем, если потеряешь ее, Тим.

– Мам, ты думаешь, я этого не знаю?

– Серьезно?! Мне почему-то кажется, ты просто спрятал свою тупую голову в песок. Делай то, что должен сделать. Потому что ты нуждаешься в ней намного больше, чем она в тебе.

Она выпроваживает меня из комнаты с таким презрением, что я чувствую себя пятилетним ребенком.

Я иду на кухню и наливаю себе рюмку кондитерского бренди. Это отвратительно на вкус, но не так плохо, как знание, что моя родная мать, которая обожает меня больше, чем любой другой человек в мире, думает, что я обречен, если Керри исчезнет из моей жизни.

15 декабря 2004 года

34. Керри

Тим сделал все, что мог, чтобы загладить свою вину передо мной.

В ту ночь, когда я получаю результат своего A-Level – АА, который был мне нужен четыре года назад, – Тим ведет меня в Regency на берегу моря, покупает каву и обещает, что не сдастся, пока я не стану врачом.

Он помогает мне с моими заявками в медицинский колледж, ищет лучшие места для зрелых студентов, приносит буклеты о том, как куда поступить, добавляет правильные ключевые слова в каждый раздел формы. Тем временем сам сдает экзамены и лучше справляется с последним годом учебы. Он даже по собственной воле присоединился к «Анонимным наркоманам», хотя я могу только представить, как ему больно сидеть в комнате и говорить о своих чувствах.

Он больше занимается Элейн, чтобы предоставить мне свободное время, но, несмотря на его обычную методичную заботу, он отказывается делать определенные вещи, если считает, что она может справиться сама. К моему удивлению – а может быть, и к его тоже, – она сотрудничает больше, чем раньше.

Перемены – это хорошо. Не знаю, достаточно ли их, чтобы спасти мои отношения с Тимом, но мы стараемся изо всех сил, и я не хочу торопиться с какими-либо решениями, по крайней мере, до окончания учебы Тима.

И Джоэл тоже придерживается своего обещания. Мы видимся немного реже, чем летом, но он управляет кафе, пока Ант пытается помочь своим родителям обосноваться в Испании. И мы никогда не говорим о любви. Просто.

Зима наступает поздно, но, придя, стремится взять реванш. Половина наших абонентов убеждены, что у них птичий грипп – один даже кашлянул в трубку и произнес: «Вам не кажется, что я говорю, как орлиный попугай? Это, должно быть, птичий грипп!» – в то время как мои коллеги начинают поддаваться обычному типу.

Начинается сезон рождественских вечеринок. Тим прошел большую часть курса по акушерству и гинекологии – и все еще держится. Когда я прихожу домой с двенадцатичасовой смены, в доме безупречный порядок, ужин готов, и он почти патологически оптимистичен.

– Есть планы на вечер? – интересуется Мо, пока мы мумифицируемся в слоях флиса в раздевалке, готовясь к граду, который рикошетит от окон.

– Встречаюсь со старым другом.

Джоэл заезжает за мной в фургоне Анта, и, когда я забираюсь внутрь, он наклоняется, чтобы коротко чмокнуть меня в щеку. Безопасно. Когда он едет вдоль фасада, ветер дует с моря, и гирлянды огней смотрятся так, будто их вот-вот выпустят на свободу. Он выглядит намного лучше: прибавил в весе и сидит на водительском сиденье прямо. До этого он горбился, словно постоянно готовился к следующему удару.

Фургон поворачивает налево по Олд-Стейн, и мы выезжаем из центра.

– Куда ты меня везешь?

– Волшебный мистический тур, помнишь? Просто откинься поудобнее и наслаждайся поездкой.

Мы едем по Льюис-роуд, затем поворачиваем направо и петляем по извилистым дорогам предместья. Джоэл паркуется возле общественного зала, который напоминает мне штаб-квартиру курсантов «Скорой помощи Святого Иоанна», где мы с Тимом проводили бесчисленные часы в такие же мрачные вечера, как этот.

– Готова узнать, чем я занимался?

Джоэл толчком открывает деревянную дверь. Внутри похожий на медведя мужчина в спортивном костюме раскладывает на потертом паркетном полу гимнастические маты, обручи и скакалки. Когда он поднимает голову, я понимаю, что у него на шее кольцо из мишуры, похожее на собачий ошейник.

– Ну что, Гринуэй, как проходит твоя неделя?

Джоэл подходит к нему, и они по-мужски крепко пожимают друг другу руки, прежде чем он подзывает меня.

– Керри, подойди и познакомься со Стивом. Он оберегал меня от неприятностей последние несколько недель.

Я получаю более деликатную версию рукопожатия, но Стив не может удержаться и сжимает мои пальцы в своей лапе размером с лопату.

– Привет, я знакомая Джоэла…

– Думаю, ты нечто большее, дорогая? Джоэл рассказал мне всю историю.

– Э-э, нет…

Что, черт возьми, наговорил Джоэл?

– Я имею в виду, ты же воскресила его из мертвых, так ведь? Мне кажется, это делает тебя намного больше, чем другом. Для меня ты героиня.

– Что такое несколько спасительных выдохов для друга? – отшучиваюсь я. – Итак… что здесь происходит?

– Это наш реабилитационный класс, – объясняет Стив, выкладывая еще несколько видов спортивного инвентаря. – Джоэл помогает, так, малыш?

Это реабилитация для наркоманов? Но люди, которые прибывают вслед за нами, не похожи на любителей острых ощущений. В основном это дородные мужчины возраста моего отца или старше, за исключением одного худощавого молодого парня, который, кажется, едва способен делать больше нескольких шагов за раз. Все одеты по-рождественски: шляпы Санты, велюровые оленьи рога, носки со снежинками.

Джоэл стоит рядом со мной.

– Уже догадалась?

Когда я качаю головой, он расстегивает свою флисовую куртку – его футболка задирается, обнажая плоский живот и линию волос, исчезающую ниже талии. Я спешно отвожу взгляд.

– Та-да! – восклицает он, указывая на логотип на футболке.

– «Вместе позаботимся о сердце!» – читаю я вслух. – О! Это кардиологическая реабилитация, – я улыбаюсь, но это