что она не чувствует того же. Она ничего не говорит о Тиме, кроме того, что он ждет результатов переэкзаменовки. Но, насколько я знаю, они пытаются во всем разобраться. И это хорошо. Я не заслуживаю ее.

Занятия мини-триатлоном проходят в Херефордшире, на территории величественного дома. Мы договорились провести забег, как в наши лучшие времена, так что она не будет сдерживаться во время заплыва, а я не буду сдерживаться во время пробежки.

Но когда я прыгаю в озеро, стесняясь выпуклости моего ИКД под гидрокостюмом, она рядом со мной и не дает мне отстать.

Когда мы снова вылезаем, обнаруживается, что на ней надет ужасный темно-синий купальник, а ее ноги и руки покрыты пятнами от холодной воды, но для меня она не могла бы выглядеть более великолепно. Мы смеемся, садясь на велосипеды, и продолжаем смеяться, пока наши ноги горят, поднимая нас в гору.

Когда мы начнем финальный забег, я вряд ли пересеку финишную черту без нее…

Мы остановились на ночь в трактире, чтобы не ехать обратно, в отдельных комнатах. Плачу́ я, вернее, мои родители. Они восстановили мне пособие после того, как Ант и анализ мочи убедили их, что я чист. Это заставляет меня чувствовать себя неудачником каждый раз, когда я беру их деньги из банкомата, но я найду способ вернуть их.

– Какой кайф! – произносит Керри, открывая бутылку кавы.

– Выпьем за нас. За мини-триатлетов, – я поднимаю свой стакан с диетической колой, и мы салютуем друг другу. – Но завтра у нас все будет болеть.

– Давай не будем говорить о завтрашнем дне! – ее голос звучит грустно.

– Что ты сказала Тиму насчет того, что останешься на ночь?

Он думает, что она занимается триатлоном в одиночку.

– Его не потребовалось долго уговаривать не составлять мне компанию. Мы… в последнее время у нас все непросто. Я сказала лишь, что хочу побыть одна после мероприятия.

Если бы я был с Керри, я бы однозначно торчал возле финишной ленты.

– Одна? Значит ли это, что мне нужно уйти?

Она качает головой.

– Нет. Ты не в счет.

– Даже не знаю, как к этому отнестись.

Пауза длится слишком долго.

Затем мы заговариваем одновременно:

– Я умираю с голоду…

– Джоэл, я бы хотела…

Я улыбаюсь.

– Ты первая.

– Я просто хотела бы, чтобы жизнь всегда была такой, – она наливает остатки кавы и выпивает ее. – Я так устала от того, что жизнь проходит мимо меня. От ощущения, что я… ну не знаю… Золушка. Мне нужно еще выпить. И стейк. Мне нужен стейк.

Стоя в очереди в баре, я так сильно хочу ее! Картины когда-то происходившего между нами проносятся у меня в голове.

СТОП.

Я не хочу быть человеком, который пользуется слабостью.

– Два стейка с жареной картошкой, пожалуйста, приятель, за мой счет. И большой стакан красного.

– Какого именно? У нас есть мерло, сира, риоха…

Я оборачиваюсь, чтобы окликнуть Керри и спросить, что она предпочитает. Она смотрит в окно, нахмурившись, и выглядит точно так же, как раньше, когда сидела у моей больничной койки.

И теперь в моей голове возникают образы того, какой могла бы быть наша жизнь, если бы я доверял ей, вместо того чтобы закрываться от нее, когда клуб отпустил меня.

Счастлива ли она с Тимом? Что, если это наш второй шанс?

– Дайте самого дорогого, – только когда он протягивает мне стакан, я отвожу взгляд от Керри.

Я возвращаюсь к столу и ставлю вино перед ней.

– Я люблю тебя, Керри Смит.

Она моргает. Я пытаюсь прочитать выражение ее глаз. Надежда воспаряет. Затем умирает.

– Нет, не любишь, – она делает большой глоток вина. – Сядь.

Я подчиняюсь.

– Джоэл, ты мне очень небезразличен. Ты забавный и делаешь все возможное, чтобы быть добрым и храбрым. И как раз вовремя. Но ты причинил мне слишком сильную боль, чтобы я когда-нибудь смогла полюбить тебя так, как любила.

– Верно, – мне хочется сказать ей, что она ошибается. Но я вспоминаю лицо Зойи, когда я отвез ее на аборт, и понимаю, что не могу просить ни одну женщину снова доверять мне.

– К тому же ты не в ответе.

– Не в ответе за что?

– За все мои промахи, – Керри смеется. – Не ты один испортил последние четыре года.

– Это моя вина, что ты ушла с Тимом. Он не сделает тебя счастливой.

Она поднимает брови.

– А ты сделаешь?

– Мог бы тогда, до того, как облажался. Ладно, может быть, ты и права. Нет, ты определенно права. Я недостаточно хорош для тебя. Но и Тим тоже.

Группа людей за соседним столиком начинает смеяться в ответ на какую-то шутку.

– Мы работаем над этим, как это делают взрослые. Жизнь – не диснеевский фильм, Джоэл. Ты не можешь загадать желание гребаной звезде, чтобы все стало хорошо. И даже если мы расстанемся… может быть, я хочу навсегда остаться одна.

– Ты не должна. Ты слишком особенная.

Она краснеет.

– Послушай, все, что мне сейчас от тебя нужно – это честность. Я рассказываю тебе о нас с Тимом, потому что хочу, чтобы мы с тобой были друзьями. У нас все пошло наперекосяк, когда ты перестал со мной разговаривать, и теперь я понимаю, что, возможно, это был симптом того, что случилось с твоим мозгом.

– Я поступил как дерьмо. Никаких оправданий.

Керри протягивает руку, чтобы коснуться моей, и я игнорирую жар, потому что знаю, что он односторонний.

– Джоэл, я прощаю тебя, и ты тоже должен простить себя. Я обещаю, что останусь рядом, если ты будешь честен. Просто пообещай мне, что ты никогда не упомянешь слово на букву «л».

И с этими словами она берет бокал и направляется в свою комнату.

Честен. Я не могу рассказать ей о Зойи, потому что тогда Керри определенно возненавидит меня, а я не могу жить в мире, где она меня ненавидит. Получается, чтобы оставаться рядом с ней, нужно лгать.

Какой зашквар! Я опускаю голову на стол и остаюсь там, пока меня не выгоняют при закрытии.

27 июля 2004 года

33. Тим

Я не дурак.

Я понимаю, что, вернувшись из пригорода, Керри, скорее всего, решит, что все кончено. Пока ее нет, я отвожу маму на день в Альфристон, чтобы мы были в приличной обстановке, когда разрушатся ее мечты.

Она устает еще до того, как я сажаю ее в инвалидное кресло. Сувенирные лавки слишком тесны для нас. Шел дождь, и берег реки развезло так, что перемещаться по нему невозможно. Когда я вкатываю ее кресло в наше любимое кафе, салфетки, подставки для тортов и чайники давят на меня так сильно, что мне хочется немедленно вырваться отсюда.

Я не могу придумать ни одной темы для светской беседы, потому что мой мозг слишком забит важными вещами, которые мне необходимо сказать. Мы заказываем картошку в мундире и слышим писк микроволновки, когда порция разогревается. Картофелины огромные, точно пушечные ядра, и мама с удовольствием смотрит в свою тарелку.

– Выглядит хорошо, правда?

Первый кусок перегретой мякоти, который я глотаю, обжигает мне горло. Термическая травма гортани – по крайней мере, моя переподготовка продвигается. Я выпиваю колу, чтобы охладить горло.

– Глаза больше, чем твой желудок, Тим! – говорит мама так, как говорила всегда, сколько я себя помню.

Я не могу так поступить с ней.

Но вместе с тем невозможно ожидать от Керри, что она и это сделает за меня.

Как только мама отодвигает свою тарелку, едва притронувшись к еде, я делаю глубокий вдох.

– Мам, я должен тебе кое-что сказать, и мне жаль, потому что я не хочу, чтобы ты расстраивалась.

Ее лицо не меняется, но она, кажется, теряет еще один дюйм роста в своем кресле.

– Это насчет свадьбы, – я повторял эти слова мысленно снова и снова. Однако произнести их вслух – совсем другое дело. – Мы с Керри решили ее отложить.

Пока я жду ответа, мне кажется, что она стареет прямо у меня на глазах. Ее ярко-голубые глаза теперь кажутся серыми, а морщинки вокруг них становятся глубже.

– Мама, ты меня слышишь? Мы все отложили. Керри вернула большую часть денег и аванс за отель…

– Это из-за другой женщины? Ты изменял Керри?!

– Мама!

– Ты маленький засранец! После всего, что она для тебя сделала! Ты весь в своего