общего с гостем, которого он успел узнать. Царь разрывался, не понимая, кого слушать – Сфенебею, распекавшую его за трусость, или голос совести, велевшей не судить сгоряча того, кого он принял в своем доме.

Наконец, не в силах выносить эти терзания, Пройт нашел малодушный выход. Он отправил письмо отцу Сфенебеи, ликийскому царю Иобату, прося без промедления казнить гонца, доставившего это послание, поскольку тот намеревается покрыть позором его, Иобата, собственную дочь. Капнув растопленным сургучом на веревку, перевязывающую свиток, Пройт запечатал его царским перстнем. А потом велел позвать Беллерофонта.

– Царь Иобат должен получить это письмо как можно скорее – со скоростью Пегаса, так что лети сейчас же.

Беллерофонт, обрадовавшись возможности отплатить Пройту за добро, сделал, как было велено. Под внимательными взглядами богов он полетел в Ликию, где на берегах реки Ксанф стоял дворец Иобата. Тот принял Беллерофонта со всем радушием, полагавшимся посланцу зятя и притом царевичу, и даже слушать не хотел ни о каких делах, пока не закончится устроенный в честь гостя девятидневный пир, для которого зарезали девять волов.

На десятый день Иобат, сыто отдуваясь, наконец поинтересовался у Беллерофонта, какое у Пройта к нему дело. Юноша отдал письмо. Иобат прочитал, и съеденное встало поперек горла: убить гостя, которого он принял в своем доме, ему, как и Пройту, не позволяла совесть.

И он поступил так же малодушно, как Пройт.

– Беллерофонт! – сказал он. – Моим подданным не дает покоя ужасное чудовище по имени Химера. Она истребляет скот, уничтожает посевы, а иногда пожирает и детей. Не мог бы ты с твоим чудесным конем избавить мое царство от этой беды?

{59}

Химера

Иобат был уверен, что даже с таким помощником, как Пегас, Беллерофонт не только не одолеет Химеру, но и погибнет сам.

Химера родилась от союза Ехидны и Тифона и, как многие ее братья и сестры, представляла собой причудливое смешение созданий, которых люди привыкли видеть порознь. У нее было тело львицы, но на голове почему-то росла не положенная самкам грива. Вместо хвоста извивалась ядовитая змея – гладкая, откормленная, смертоносная.

Между двумя этими грозными оконечностями прямо посреди спины торчала шея с козьей головой. Казалось бы, уж в козьей-то голове (особенно по соседству с очевидными страшилищами) ничего страшного нет. Но стоило ей открыть рот, и становилось ясно, что внешность обманчива: из глотки у нее вырывались пламя и зловонный сернистый дым. То есть любой дерзнувший приблизиться к Химере спереди рисковал угодить в львиную пасть, приблизившийся сзади – погибнуть от змеиного яда, а подбирающийся сбоку – сгореть в пламени, извергнутом вращающейся козьей головой. Пастбища в царстве Иобата были покрыты выжженными проплешинами – немыми свидетельницами бесславной гибели быков, попытавшихся поднять на рога неведомую тварь, которая вторглась на их территорию.

Беллерофонт с Пегасом весь день кружили над широкой равниной, по которой протекал Ксанф, силясь найти в этих проплешинах закономерность, подсказывающую, где искать логово Химеры. На следующий день они расширили зону поиска, включив в нее окрестные предгорья, где низкорослые кедры сражались с ракитником за скудную почву меж голыми камнями. Здесь им повезло еще меньше, потому что на скалах не было даже выжженных пятен. Наверное, подумал Беллерофонт, ни у кого, за кем охотилась Химера, не было защитника, который отразил бы атаку козьей головы. Хотя одних львиных когтей и зубов хватило бы, чтобы насытить общее брюхо.

Тут Беллерофонт увидел каменистую вершину, курившуюся дымом из трещин, и направил Пегаса поближе. На склоне что-то темнело – судя по всему, вход в пещеру. Земля перед этим входом была разрыта, трава вокруг вытоптана кем-то явно очень крупным. Там совершенно точно поселился какой-то зверь, а какой еще зверь, кроме Химеры, мог выпускать дым?

Когда они вернулись туда на закате, подозрения Беллерофонта подтвердились: из пещеры вылезла Химера, собравшаяся на вечернюю охоту. Юноша при виде ее содрогнулся. Благодаря львиному телу двигалась она с плавностью и грацией кошки, но змея и обе головы жили каждая своей жизнью, внося сумятицу и лишая чудовище той непринужденной легкости движений, которой обладают остальные животные. Плавно извивающуюся змею то и дело сносило вбок, и она хлестала Химеру по бедру, когда львиная голова, которая, видимо, была в этой команде за кормчего, приказывала телу прыгнуть или резко сменить скорость. Козья голова, вертясь во все стороны, лишь чудом не задевала низкие ветки, под которыми львиная голова изящно проскальзывала.

Беллерофонт приуныл, поняв, что у него не один противник, а три, причем совершенно разных, и одолевать их придется одновременно. Если ему удастся отрубить хвост-змею, львица и коза останутся в живых и набросятся на него. Если он обезглавит козу, нужно будет еще справиться с львицей и змеей. Если же сперва сразить копьем львицу, змея и коза никуда не денутся. Объединяет всех трех только туловище, а значит, прикончить Химеру можно, лишь расправившись с этой общей частью. Но где заканчивается общее тело и начинается каждая отдельная составляющая? Если пронзить стрелой грудь Химеры, она умрет целиком или погибнет только львица, голова которой растет из этой груди? Беллерофонт вернулся во дворец и погрузился в мрачные раздумья.

А потом кто-то из богов подсказал ему, что лучше всего бить врага его же оружием, и Беллерофонт вспомнил, как в Коринфе еще мальчиком побывал в кузнице. Кузнец отливал свинцовые гирьки для местных торговцев. На скамье во дворе были расставлены формы, но, когда кузнец начал заливать первую из них свинцом из наполненного до краев ковша, рука у него дрогнула от этой тяжести, и немного свинца пролилось на землю. Трава зашипела и скорчилась – до конца лета на этом месте так ничего и не выросло.

Вскочив, Беллерофонт поспешил в придворную кузницу. Там он добыл кусок свинца размером с кулак и просверлил в мягком металле отверстие шириной с древко своего копья. Сняв с копья бронзовый наконечник, он продел древко в просверленный свинец, а потом вернул наконечник на место, чтобы тот не давал свинцу соскользнуть. На следующий день он отрепетировал с Пегасом свою задумку. Ближе к вечеру братья устремились к пещере.

Когда в сумерках Химера вновь выбралась на охоту, Беллерофонт уже был наготове. Зависнув верхом на Пегасе над выходом из пещеры, он свистнул, привлекая внимание чудовища. Все три головы разом запрокинулись, и козья, раскрыв рот, дохнула пламенем.

Пегас выписывал круги над Химерой, виток за витком осторожно поднося своего всадника все ближе – насколько осмеливался. Наконец, улучив момент на очередном круге, Беллерофонт ударил копьем, погружая наконечник со свинцом прямо в рот козьей головы.

Свинец, мгновенно расплавившийся от жара в глотке козы, заструился в единый желудок чудовища. С диким рыком, яростным шипением и истошным блеянием Химера, корчась от боли, рухнула на землю. Беллерофонт уничтожил ее, исполнив предзнаменования богов.

{60}

Падение Беллерофонта

Тушу Химеры Беллерофонт навьючил на Пегаса, и они полетели, торжествуя победу, обратно во дворец.

Иобата, однако, уничтожение Химеры обрадовало куда меньше, чем ожидал Беллерофонт. После неловкого молчания Иобат откашлялся и попросил Беллерофонта оказать ему еще одну услугу:

– К востоку от нас живут солимы, наши враги, которые досаждают нам не меньше Химеры. Можешь ли ты положить конец их набегам на наши земли?

Пегас с Беллерофонтом полетели на восток и вскоре торжествовали победу и над солимами. Но Иобат почему-то обрадовался их возвращению еще меньше, чем в прошлый раз.

– Тогда вот еще какое дело. На севере обитает свирепое племя женщин, которые зовут себя амазонками, и они тоже очень нам мешают. Нельзя ли как-то их утихомирить?

Пегас с Беллерофонтом пролетели по ледяному северному небу и сокрушили амазонок. На этот раз, вернувшись на берега Ксанфа, они увидели дожидавшуюся их в засаде царскую стражу. Но и ее Беллерофонт с помощью богов благополучно перебил.

Однако теперь он был потрясен и зол: он служил Иобату верой и правдой, честно исполнив все три поручения, и только сейчас ему открылся истинный коварный замысел царя.