напоминала шелковистое воронье перо на сияющем снегу. Губы, которые ни разу в жизни не сушил ветер, поражали сочностью и алым блеском. Разумеется, Зевс был просто обязан рано или поздно заметить эту изысканную красоту – ни бронза, ни земля божественному взгляду не помеха, – а заметив, он, разумеется, должен был вознамериться овладеть Данаей.

Зевс гордился тем, что дарил удовольствие своим избранницам, – по крайней мере, когда ему ничто не мешало и пока ему это было удобно. Он услаждал взгляд Европы в обличье белого быка, величаво шагающего по цветущему лугу; он ласкал колени Леды в обличье лебедя; он обнимал польщенную Каллисто, притворившись Артемидой. Но Даная ни разу не видела ни животных, ни других людей, кроме своей няньки. Зевс понимал, что внезапное явление любого живого существа, каким бы чудесным оно ни было, испугает девушку до полусмерти. Он тщательно обдумывал, как же поступить.

И однажды перед глазами Данаи возникло мерцающее облако золотой пыли. Оно поблескивало в свете масляных ламп и словно дразнило девушку, меняя форму и резко отстраняясь, когда она пыталась его коснуться, а потом возвращаясь, стоило ей убрать руку. В конце концов оно помедлило и позволило приблизиться к себе. Погрузив руку в его теплое сияние, Даная почувствовала, как золото струится сквозь ее пальцы, будто вода, и подивилась его неожиданной тяжести. Усевшись, она устроила облако у себя на коленях и стала взбивать, как пену, так что золотая взвесь вздымалась искрящимися горами и опадала солнечными долинами.

И вдруг золото заклубилось, задышало, лаская живот Данаи, целуя ее шею и струясь по ложбинке груди. Даная рассмеялась – так это было забавно и чудно́, хоть и непонятно. Но потом облако пробралось ей под платье и скользнуло между ног. Теперь оно обволакивало ее уже не теплом, а жаром, и Даная почувствовала, как ее прижимает неожиданной тяжестью к ложу.

А потом все вдруг закончилось, и облако исчезло, так же внезапно и загадочно, как появилось.

Девять месяцев спустя Даная родила Персея – маленькую тайную радость, которую они с нянькой обожали, холили и лелеяли, заботясь о том, чтобы у малыша даже повода не появилось заплакать и тем самым выдать себя. Но вместо слез он однажды залился смехом. Его дед, как раз в этот момент подходивший с недельным запасом провизии к люку, озадаченно рванул на себя крышку и, вглядевшись в полумрак, к полнейшему своему изумлению, обнаружил Персея.

Няньку, не долго думая, казнили. Данаю с Персеем на руках перетащили из бронзовой темницы в деревянный короб немногим больше того, в котором когда-то спасались от потопа Девкалион и Пирра. Слуги Акрисия погрузили короб в лодку и, не обращая внимания на отчаянные мольбы царевны, выгребли в открытое море. Там короб столкнули в воду.

Акрисий мог себя поздравить: он обрек Данаю с сыном на верную гибель, не коснувшись их даже пальцем. В строгом смысле слова его руки остались чисты. Он постарался стереть из памяти и свою злополучную дочь, и внука.

Короб тем временем качался на волнах. Даная, хоть и страшилась смерти, которая ей казалась сейчас неминуемой, сделала все, чтобы Персей был счастлив в эти последние минуты. Прижимая сына к себе, она баюкала его, пока он не заснул, а когда проснулся, затеяла игру с чайками, кружившими над головой.

Так прошло несколько дней. Данаю мучил голод, и она уже начинала ждать смерти как избавления, когда на горизонте вдруг показалась земля. Зевс тотчас повелел ветрам гнать короб туда. Вскоре загадочный ящик заметил в прибое местный рыбак и, забросив невод, вытянул Данаю с Персеем на берег острова Сериф.

{53}

Полидект и голова горгоны

Диктис – рыбак, спасший из моря Данаю с Персеем, – был человеком добрым. Ужаснувшись тому, что рассказала Даная о своих злоключениях, он предложил ей с сыном приют и защиту. Шли годы. Диктис помогал Данае растить Персея и учил его рыбачить, хотя и знал, что когда-нибудь тот займет свое законное место среди знати.

На самом деле Диктис и сам был птицей не самого низкого полета. Его собственный брат Полидект возвысился настолько, что стал правителем Серифа. И однажды, навещая Диктиса в его рыбацкой хижине, царь Полидект заметил Данаю, месившую тесто на хлеб. К этому времени солнце уже позолотило ее кожу, убрав нездоровую бледность, и она стала еще прекраснее, чем тогда, когда ее заметил Зевс.

– Братец! Какую чудесную женушку ты себе нашел! – воскликнул Полидект.

– Она мне не жена, просто помощница. Их с сыном выбросило на берег, буквально прибило волнами к моему порогу.

– Подумать только! Ну, кем бы она ни была, порода в ней чувствуется. Стало быть, возможно, это я нашел себе жену!

И он стал добиваться руки Данаи, но эти ухаживания не нравились никому, кроме него самого. Они не нравились Диктису, который знал вспыльчивый и властный характер брата. Они не нравились Данае, которая после всех этих долгих лет в темнице была совершенно счастлива на вольном морском берегу.

Месяц за месяцем Даная и Диктис придумывали всевозможные отговорки и, как могли, водили Полидекта за нос. Персей тем временем взрослел. Наконец настал день, когда в хижину явился царский гонец – пригласить юношу на пир во дворце, где соберется вся знатная молодежь острова. Приглашение означало, что Персею открывается дорога в высшее общество, откуда уже рукой подать до богатства и славы. Хмельной от восторга, со свойственной юноше его лет горячностью Персей воскликнул: «Я приду на этот пир, даже если для этого мне придется отрубить голову Медузе!» Гонец передал ответ Персея Полидекту слово в слово, и тот, услышав, усмехнулся про себя.

Вечером юноша оделся во все самое лучшее и отправился во дворец. Чего он никак не ожидал увидеть, так это целый табун чистокровных жеребят, заполнивших весь двор: Полидект не потрудился предупредить, что каждый из гостей пообещал коня в подарок хозяину. Покраснев от стыда, Персей извинился за незнание – впрочем, знание все равно ничего не изменило бы, потому что купить коня ему было не на что, – и попросил царя не гневаться.

Полидект осклабился в подобии улыбки.

– За что же тебе просить прощения, дорогой мой Персей? Я и не ждал от тебя коня – ты ведь обещал мне кое-что поинтереснее! Так что же, когда ты пойдешь добывать мне голову горгоны Медузы?

До этого остальные юноши тихо потешались над неловким положением Персея, но после слов Полидекта они разом побледнели. Все три горгоны были чудовищными порождениями Кето и Форкия: выглядели они, по слухам, как женщины с бронзовыми когтями и могучими орлиными крыльями, а вместо волос на голове их извивались ядовитые змеи. Бессмертием при этом обладали только две из трех сестер. Третью, Медузу, можно было лишить жизни, однако от сестриц она отличалась еще кое-чем: все живое при взгляде на нее обращалось в камень. Одного этого хватало, чтобы никто даже в мыслях не держал добыть ее голову. Полидект, как прежде Акрисий, полагал, что придумал отличный способ избавиться от Персея, не замарав рук.

Когда пир закончился, Персей взобрался на утес над морем и стал думать, как теперь быть. Внезапно из той темноты, где небо сливалось с водой, появился человек в дорожной шляпе и коротком плаще. В правой руке он держал посох – такой извилистый, что Персей ахнул изумленно, приняв его в первый миг за змею.

– Персей, – заговорил незнакомец текучим, словно вода, голосом. – Не печалься, послушай меня. Я Гермес, твой брат, и я несу тебе дары от Зевса, нашего общего отца. Первый дар – шлем Аида, нашего дяди: надень его, и станешь невидимым. Второй дар – адамантовый серп, такой же острый, как тот, которым оскопили Небо. Третий дар – вот эта торба, сотканная из шерсти так плотно, что удержит даже голову горгоны. Четвертый – бронзовый щит, отполированный до зеркальной гладкости. Чисти его хорошенько, он может тебе пригодиться! И наконец, – Гермес наклонился и начал развязывать тесемки на лодыжках, – вот тебе мои крылатые сандалии, они будут носить тебя по небу.