молила о смерти, производя этого ребенка на свет, потому что человеком он был только от шеи до пят, а голова у него получилась полностью бычья, и рога не уступали остротой отцовским. Пасифая назвала его Астерием, но, когда слухи об особенностях этого ребенка просочились за пределы дворца и расползлись по острову, его стали за глаза называть Минотавром, «быком Миноса».

Что до самого Миноса, он был унижен именно так, как рассчитывали Посейдон и Афродита. Узнав о том, как поспособствовал случившемуся Дедал, Минос потребовал, чтобы изобретатель в искупление своей вины построил темницу, из которой Астерий не сможет выбраться никогда. Тогда Дедал и соорудил то, что впоследствии будут называть Лабиринтом, – головоломное переплетение темных коридоров. Несчастного мальчика с бычьей головой втолкнули туда через люк в крыше, и больше он уже никогда не видел света дня.

{47}

Дедал и Икар

На Крит Дедалу пришлось бежать потому, что он пытался убить своего племянника Пердикса. Оба они, будучи родственниками царя Эгея, жили в Афинах, и Пердикса отдали Дедалу в ученики осваивать ремесло резчика и зодчего. Однажды, гуляя по берегу моря, Пердикс увидел на песке рыбий хребет и, вдохновившись его видом, придумал пилу. Еще через несколько недель он изобрел гончарный круг. Становилось ясно, что вскоре ученик превзойдет учителя.

Зависть разрослась в сердце Дедала, словно сорняк, заглушив всю симпатию к Пердиксу, и в конце концов, обезумев от этого чувства, он столкнул юношу с высокой башни. Но падающего Пердикса вовремя заметила Афина – она превратила его в куропатку, не дав коснуться земли, и он благополучно улетел прочь на глазах ошеломленного Дедала. Несостоявшийся убийца, испытав сперва неимоверное облегчение, а потом жгучий стыд, схватил своего маленького сына Икара и отплыл на Крит, пока Пердикса не хватились его родители.

Годы спустя, выстроив Лабиринт и создав для Миноса много других диковин, Дедал попросил отпустить его на материк. Расставаться с Дедалом Миносу хотелось еще меньше, чем когда-то с Полиидом. И он приказал капитану порта не пускать Дедала ни на один корабль.

Но кипучий ум Дедала не знал отдыха. Как-то раз, вышагивая по берегу, мастер увидел на песке перья, сброшенные чайками, которые кружили над волнами. Так у Дедала возникла идея попробовать сбежать по воздуху: на море Минос пусть хозяйничает как хочет, но над небесами он точно не властен.

Несколько дней Дедал собирал перья и сортировал по размеру. Потом, прикрепив их воском к кедровым планкам, он соорудил крылья – точь-в-точь как у чаек, только крупнее, чтобы удерживали человека. Вторую пару, поменьше, он изготовил для Икара, к тому времени уже восьмилетнего, который наблюдал за отцовской работой и гонялся за летающим по мастерской пухом.

Потом наступил период тренировок – чудесное приспособление нужно было еще освоить. Подыскав подходящий пригорок на безлюдном отрезке берега, отец с сыном снова и снова взлетали с разбега, скользили в потоках воздуха, парили, поворачивали, пока не научились пользоваться крыльями так же ловко, как птицы. Но снова и снова Дедал предупреждал сына о том, как уязвимы материалы, из которых эти крылья сделаны:

– Не поднимайся слишком высоко, Икар, иначе солнце растопит воск, которым перья крепятся к каркасу, они облетят, и ты рухнешь в море. Но и слишком низко не опускайся, иначе перья намокнут от соленых брызг, отяжелеют и утянут тебя под воду. Держись посередине! Не пытайся показывать удаль! Лети прямо за мной, и все будет хорошо!

Икар, который всегда старался слушаться, хотя и не всегда у него это получалось, отвечал: «Да, папа».

Наконец пришел день, когда ветер показался Дедалу идеальным для полета, и отец с сыном взмыли в облака с уступа над морем. Ощущения были непередаваемыми – ни на одной тренировке они не испытывали такой эйфории. Человек впервые летел по небу, словно птица, легко и свободно!

Поначалу Икар, задыхаясь от восторга, следовал, как и было велено, строго за отцом, державшим курс на Сицилию. Но даже старательный и послушный, все равно он был еще ребенком. Вскоре, позабыв о данном отцу обещании, Икар начал гоняться за чайками, которые тут же подняли тревожный гвалт. Дедал обеспокоенно обернулся на шум:

– Сын, прекращай свои глупости!

Но Икар его не услышал, потому что был уже далеко. Погнавшись за чайкой, он поднимался все выше и выше, пока не произошло неизбежное: воск на крыльях подтаял и мелкие перья начали облетать. Потом отвалилось несколько перьев побольше. Икар стал терять высоту. Он и тогда еще мог бы спастись, если бы не растерялся, но он, наоборот, впал в панику, захлопал крыльями еще сильнее, крича: «Папа! Папа!», – и перья посыпались дождем.

В конце концов оголившийся каркас уже не смог его держать. Рухнув камнем с высоты, Икар пронзил волны прямо перед носом какого-то изящного корабля. Находившиеся на борту успели заметить, как что-то большое и непонятное упало с небес прямо в море, но никто даже представить не мог, что это такое. Через несколько дней тело Икара вынесло на берег ближайшего острова – там Дедал и похоронил его, а остров назвал Икарией. Сам он полетел дальше на Сицилию, убитый горем, зато вырвавшийся (как ему казалось) из железной хватки Миноса. Теперь он обрел убежище при дворе царя Кокала.

Однако Минос разыскивал Дедала повсюду, намереваясь вернуть его на Крит. Когда обычные поиски не увенчались успехом, он решил выманить изобретателя хитростью. Минос объявил состязание, выиграть которое, по его расчету, было по силам только Дедалу, и разослал глашатаев повсюду, обещая щедрую награду тому, кто придумает, как решить одну хитрую задачу.

Задача заключалась в том, чтобы пропустить нить виток за витком через морскую раковину и вывести в отверстие, просверленное на кончике. Кокалу, казна которого почти опустела, награда была нужна как воздух, поэтому он сразу обратился к Дедалу.

– Все просто, – ответил Дедал. – Принеси мне муравья.

Изобретатель привязал нить к ноге крошечного насекомого и запустил его в раковину, осторожно подталкивая, пока еще можно было дотянуться пальцем. Муравей скрылся в розовых недрах и через несколько минут, как и следовало ожидать, выбрался через отверстие в вершине конуса, вытягивая за собой нить.

Обрадованный Кокал послал за Миносом. Тот явился, осмотрел раковину и тотчас велел выдать ему Дедала:

– Иначе завтра на Сицилию нападет критский флот.

Предусмотрительный Дедал подготовил Кокала к такому повороту событий.

– Вот завтра и разберемся, – предложил Миносу Кокал. – А сейчас будь моим гостем, отдохни, прими ванну.

Миноса увели в дворцовые термы, где его уже ждали дочери Кокала. Кряхтя и охая, давно не юный Минос опустился в позолоченную ванну, закрыл глаза и расслабился в ожидании того блаженного мига, когда девушки начнут поливать его теплой водой. Но кувшины наполнял Дедал, поэтому вместо теплой воды там был крутой кипяток. Минос бился и вопил, потом затих – красный как рак и такой же тщательно проваренный.

Вот теперь-то, подумал Дедал, я наконец и вправду свободен! Ликуя, он сел на корабль, идущий в Афины, сошел после долгого плавания на родной берег и зашагал по знакомой тропинке. Под ногами порхнула из глинистой канавы птица, хлопая крыльями и дразня насмешливым криком: это была куропатка, давно дожидавшаяся дядиного возвращения. Так и будет она с этих пор смеяться над Дедалом до конца его дней.

{48}

Прокна и Филомела

Арес был не из тех, кто часто спал со смертными женщинами, но, если уж такое случалось, он предпочитал потом селить сыновей, рожденных от этих союзов, в диких северных краях, где бога войны почитали хотя бы не меньше, чем Зевса.

К числу таких сыновей Ареса принадлежал Терей, правивший племенем во Фракии. Он был искусным воином, плоть от плоти своего отца. И когда афинский царь Пандион что-то не поделил в приграничной области с фиванцами, он позвал на помощь Терея. Победа осталась за афинянами. В награду Пандион выдал за Терея свою дочь Прокну. Однако покровитель свадебных церемоний Гименей отказался сопровождать новобрачных в супружеские покои, предчувствуя недоброе. Вместо него в спальне их