супружеского долга. Он готов был дождаться, пока девушка сама примет его в объятия. И поэтому теперь у Гипермнестры не поднималась рука лишить этого мягкосердечного человека жизни. Растолкав Линкея, она велела ему бежать и укрыться в святилище кого-нибудь из богов.

Поутру Данай, посчитав тела, обнаружил, что одного не хватает. В ярости он велел заключить Гипермнестру под стражу, намереваясь затем судить ее за то, что ослушалась отца.

А пока он вместе с остальными дочерями отрубил головы заколотым сыновьям Египта и зарыл их в соседней Лерне. Обезглавленные тела затем предали земле в Аргосе: Данай и Данаиды надеялись, что после такой разделки духи мужей не смогут мстить своим убийцам. Непорочная Афина, сочувствуя Данаю и его дочерям в желании отстоять свою честь, очистила их от скверны, так что обществу не было нужды их избегать.

Однако и Гипермнестре с Линкеем боги сочувствовали тоже. Афродита произнесла пламенную речь о силе любви, Артемида призывала принять во внимание, как благородно Линкей обошелся с Гипермнестрой. Вняв их доводам, аргосцы оправдали Гипермнестру и выпустили ее из заточения прямо в объятия молодого супруга, которого они тоже поклялись защищать.

Вроде бы все разрешилось благополучно и судьба благоволила ко всем участникам событий. У Гипермнестры и Линкея родился сын Абант. Данай нашел своим дочерям сорок девять других женихов, что уже было огромной удачей. Он дожил до появления многочисленных внуков, продолживших его род.

Но Гермес, сопровождая сорок девять дочерей Даная в Аид, как сопровождал всех смертных, завершивших свой жизненный путь, всякий раз сворачивал на слабо проторенную тропку, круто уходящую вниз. Там свет, который в подземном царстве и без того едва брезжил, тускнел еще больше. Дух каждой из дочерей, когда приходила его очередь спускаться, трепетал от страха.

Этот трепет и сам по себе не предвещал ничего хорошего, поскольку в подземном царстве телесные ощущения у бесплотных душ сохраняются только в Тартаре – области, где наказывают самых страшных преступников. Достигнув конца тропки и разглядев в полумраке Сизифа, Тантала и Тития, каждая из душ Данаид осознавала, где она, и пыталась сбежать.

Но эринии быстро ловили их и тащили к источнику, из которого хлестала ледяная вода. Вручив каждой из Данаид по кувшину, эринии указывали им на стоявшую поодаль лохань. Смысл жеста был предельно ясен: лохань нужно наполнить. Для гречанок, у которых ходить с кувшинами по воду было привычной домашней обязанностью с девичества, задание выглядело пустяковым.

Однако дно каждого кувшина было дырявым, как решето. Снова и снова погружали Данаиды кувшины в воду, пока руки не начинало ломить от ледяного холода. Снова и снова вода лилась по их дрожащим телам. Снова и снова они плелись к лохани, которая даже и не начинала наполняться.

{43}

Асклепий бросает вызов смерти

У Хрисы, дочери лапифского воина, родился сын от Ареса. И когда этот сын, которого назвали Флегием, достиг зрелости, Арес посадил его на трон Трикки – города, располагавшегося на диком севере, где жила родня Хрисы. Воинственный по крови своей, Флегий вскоре завоевал земли соседей, забрал их богатства и угнал их скот. Он правил безраздельно и привык не знать ни в чем отказа.

У Флегия была дочь, Коронида, чьи прекрасные черные волосы славились на все царство. Аккуратно уложенные в прическу, они блестели, как вороново крыло, а освобожденные от гребней и лент струились волнами по спине до самой талии, словно река ночи, которую каждый вечер стелила перед своей колесницей Селена.

Однажды эти прекрасные волосы заметил Аполлон – и вскоре Коронида уже носила его ребенка. Ее отца, который сам был рожден от бога, эта беременность обрадовала.

– Какая удача для семьи! – ликовал он. – Гордись, дочь моя! Тебе, как и моей матери, выпала честь послужить сосудом для божественного семени!

Но Коронида пала жертвой двух величайших слабостей, одолевающих смертных, – тяги к неведомому и пренебрежения к имеющемуся. Когда в Трикке появился молодой красавец по имени Исхий из далекой Аркадии, Корониде безумно захотелось с ним возлечь, несмотря на уже хорошо заметный живот. Сладкая парочка забралась в тайные переходы дворца и занялась любовью, зная, что там их не отыщет ни один смертный.

Но от Аполлона скрываться бесполезно. Когда Коронида изменяла ему с Исхием, он сидел в своем оракуле в Дельфах, однако это не помешало ему узреть ее действия. В гневе он послал свою сестру Артемиду покарать вероломную. И вскоре мать Корониды уже оплакивала погибшую дочь, а Флегий укладывал ее тело на погребальный костер. Костер запалили, и пламя стало жадно лизать дрова.

Удовлетворение, с которым смотрел на это Аполлон, вдруг сменилось ужасом, когда он осознал, что вместе с Коронидой сгорит и его нерожденный сын. Разведя руками языки пламени, он проворно выхватил ребенка из материнской утробы и унес в пещеру кентавра Хирона, чтобы тот воспитал мальчика вместе с другими юными героями. Имя Аполлон дал ему сам – Асклепий.

Бог попросил Хирона научить Асклепия искусству врачевания, в котором самому Аполлону не было равных. И Хирон обучил мальчика всему: как применять травы и делать снадобья, как накладывать лубок, как оперировать, заклинать, массировать, когда нужны холодные ванны, а когда горячие, как использовать целебные грязи и пиявок. У мальчика обнаружился прирожденный талант к этому делу. Еще до того, как юношеский пушок пробился на его щеках, он отправился в большой мир лечить людей. Потом вместе с героями, с которыми рос в пещере Хирона, поплыл за золотым руном – лечил морскую болезнь, врачевал мозоли и больные суставы гребцов. Потом охотился с теми же товарищами своего детства на Калидонского вепря. Полюбив женщину по имени Эпиона, Асклепий женился на ней и передавал все, что знал и умел, родившимся у них детям – Махаону, Иасо, Подалирию, Гигее и Панацее. Всей семьей они понемногу начали искоренять недуги и хвори, заполонившие мир, когда Пандора открыла злополучный сосуд.

Но однажды Асклепий зашел слишком далеко. Когда у Артемиды погиб любимый последователь Ипполит, вылетев из перевернувшейся колесницы, богиня уговорила Асклепия воскресить его из мертвых. И когда об этом чуде пошла молва, люди стали молить Асклепия воскресить и их любимых, и он работал не покладая рук. Души стали пропадать из подземного царства пачками.

Зевса это всерьез обеспокоило. Что, если Асклепий обучит других врачей воскрешать мертвых? А если смертные перестанут бояться смерти, то, чего доброго, и перед богами перестанут трепетать? Ведь тогда они и сами приблизятся к богам? У Зевса голова шла кругом, когда он представлял себе возможные последствия. Поэтому он порылся в своем арсенале, достал одну из молний, выкованных Циклопами, и сразил Асклепия. Тот погиб, объятый пламенем, не в силах исцелиться.

Аполлон, разгневанный гибелью сына, жаждал мести. Но поскольку самого Зевса он не смел и не мог тронуть, то обрушил свой гнев на Циклопов, ковавших громовержцу оружие. За эту выходку он поплатился. Раз Аполлону не очевидна разница между смертными и бессмертными, заявил Зевс, пусть выяснит на собственном опыте, в чем она состоит. И он приговорил Аполлона целый год служить смертному – некоему Адмету. Адмет обращался с ним хорошо, и Аполлон не забыл ему эту доброту, а завязавшиеся узы побудили его позже еще раз подвинуть границу между богами и смертными.

Но и Зевс признал, что несколько погорячился, когда сразил Асклепия молнией. Поэтому он разгреб оставшуюся от целителя горстку дымящегося пепла, вознес Асклепия на Олимп, причислил к сонму богов и поручил ему и его детям, которых он тоже сделал богами, заботиться о бренных телах смертных.

Больные и немощные стали стекаться к святилищам Асклепия, где служители приглашали их устроиться на ночлег в священных покоях. Ночью Асклепий с детьми навещали больных во сне и лечили от всевозможных недугов. Проснувшись, слепые прозревали, немые обретали речь, а парализованные начинали двигать руками и ногами. Случались и более дивные чудеса: женщина, ходившая беременной пять долгих лет, наконец разрешилась от бремени – и новорожденный сам прошагал к храмовой купели, чтобы смыть с себя кровь