Аполлон, услышав крики матери, вихрем понесся на помощь, а за ним подоспела и Артемида. Близнецы осыпали обидчика тучей стрел. Одна из них пронзила правый глаз Тития, но и тогда он не сдался, а, вытащив стрелу, продолжил ломиться дальше, круша деревья и дома и топча людей. Наконец он повалился на землю, подстреленный Артемидой. Лето, высвободившись из-под плеча поверженного великана, кинулась в объятия детей.

Аполлон с Артемидой сумели удержаться и не прикончить Тития на месте, зная, что наказание гораздо чувствительнее для живой плоти, чем для бесплотной тени. Они ввергли Тития в Тартар и распластали его там на спине, как охотник распластывает оленя, прежде чем выпотрошить. Два огромных грифа с безжалостными клювами возникли из ниоткуда по обеим сторонам от его живота. Растерзав сперва кожу, потом жир, потом мышцы, они добрались до печени, того самого органа, из которого поступает в кровь вожделение и спесь. Титий отчаянно корчился, пытаясь отогнать ненасытных птиц, но только зря ободрал запястья в железных оковах, пригвоздивших его к земле.

Эта сцена повторилась еще тысячу тысяч раз, потому что, едва грифы заканчивали трапезу, печень отрастала снова, обеспечивая вечное пиршество хищникам и вечное наказание Титию.

{40}

Иксион, облако и кентавры

Иксион был человеком не только злым, но и безрассудным, то есть, в принципе, подходящим царем для лапифов – северного клана, печально известного своей жестокостью и свирепостью. Тем не менее Иксиону улыбнулась удача: он получил в жены Дию, лучезарную дочь Деионея.

Традиция обязывала молодого супруга принести дары своему новоиспеченному тестю, и Иксион пообещал Деионею несколько золотых и серебряных кубков. Деионей, однако, не получил ни одного – и начал задавать вопросы. Иксион мямлил и увиливал, не желая расставаться ни с Дией, ни с самой крошечной частью своего несметного богатства.

Но Деионей не отставал, и Иксион, понимая, что бесконечно отнекиваться не выйдет, задумал отвратительное. Он вырыл перед дворцом глубокую яму, на дне которой развел жаркий костер, а потом прикрыл ее настилом из уложенных крест-накрест прутиков, которые припорошил тонким слоем земли, притоптав края так, чтобы они сливались с нетронутой почвой вокруг. Когда ловушка была готова, Иксион пригласил Деионея на ужин, пообещав наконец отдать ему обещанное.

Деионей прибыл, ликуя в предвкушении не только золота и серебра, но и окончательного скрепления союза двух семей. Сойдя с колесницы, он зашагал к гостеприимно распахнувшему объятия хозяину дворца, не замечая его коварной улыбки. Еще несколько шагов – и под треск проломившихся прутьев несчастный отец полетел навстречу гибели в огне. В этот миг Иксион стал первым в мире человеком, убившим члена семьи.

Создавая людей, боги догадывались, что рано или поздно такое преступление будет совершено, и заранее придумали, как преступник сможет искупить содеянное. Чтобы смыть с себя печать злодеяния, Иксиону требовалось найти того, кто согласится провести над ним очистительные обряды. До тех пор он будет вынужден бесцельно скитаться, голодный и всеми отвергнутый, постепенно теряя рассудок по мере того, как скверна, порожденная злодеянием, все сильнее будет отравлять его разум.

Но и соседей Иксиона, и самих богов его поступок настолько ужаснул, что желающих совершить требуемые обряды не находилось. В отчаянии он воззвал к Зевсу (который, как поговаривали шепотом, и был настоящим отцом Иксиона), и тот в конце концов сжалился над ним. Он вознес Иксиона на Олимп, очистил от скверны, а потом пригласил оголодавшего скитальца отужинать с богами.

Нектар и амброзия, которыми угостил Иксиона Зевс, не только подкрепили его, но и преобразили: вкусив пищи богов, он вроде бы и сам приобщился к сонму. Осознав это, он стал осваиваться среди тех, кого теперь считал себя ровней. Обведя взглядом присутствующих богинь, каждая из которых пленяла по-своему, Иксион начал грезить о ласках небожительниц. Особенно увлекла его Гера, и, к ее изумлению, он начал с ней заигрывать, украдкой подмигивая и делая недвусмысленные жесты.

Гера пожаловалась Зевсу, но громовержцу не верилось, что человек, которому он помог, окажется настолько неблагодарным. Чтобы разрешить сомнения, Зевс слепил из облака точную копию Геры и оставил наедине с Иксионом. Тот, разумеется, тут же потащил ее в постель, доказав, что Гере его намеки не почудились.

Придя в ярость от такого вероломства, Зевс стал придумывать Иксиону подобающее наказание. Это было нелегко, ведь отведавшего пищу богов нельзя было бросить в Тартар, как смертных преступников или титанов. В конце концов Зевс все-таки нашел решение: он приказал Гефесту выковать огненное колесо, а потом велел распять на нем Иксиона, приковав к спицам. После этого Зевс запустил колесо – вместе с распятым Иксионом – описывать вечный круг по небосводу, чтобы наказанный снова и снова смотрел с этой заоблачной выси на все, чего лишился из-за своей алчности и подлости.

Преступления Иксиона аукнулись не только ему самому, но и остальному миру. Поддельная Гера, которую боги совершенно неизобретательно стали звать Нефелой, что означало попросту «облако», забеременела от той связи с Иксионом и в положенный срок произвела на свет Кентавра – такого же необузданного жеребца, каким был его отец. Нефела отдала его на воспитание лапифам.

Кентавр рос, росла и его похоть, становясь неуёмной. Однажды, проходя по лугам у горы Пелион, Кентавр увидел табун пасшихся там холеных кобылиц и не смог совладать с нахлынувшим желанием. Покрыв всех до единой, он породил создания, подобных которым не видели прежде ни люди, ни боги: у каждого из малышей было косматое лошадиное тело от хвоста до передних ног, но вместо конской шеи вверх уходил человеческий торс с руками и головой.

ИКСИОН{7}

Это были первые кентавры, как их назвали вслед за отцом, и в их жилах текла порченая кровь Кентавра и Иксиона. Несмотря на происхождение от лапифов, они завидовали народу, которым когда-то правил их дед, и ненавидели его, а лапифы, в свою очередь, не признавали полуконей своими. Так что мир между двумя ветвями Иксионова рода всегда был худым и непрочным.

Диа родила сына, которого нарекли Пирифоем. Его отцом кто-то считал Иксиона, а кто-то подозревал Зевса, предположительно совокупившегося в обличье жеребца с Дией после того, как Иксион пытался соблазнить Геру. Достигнув зрелых лет, Пирифой стал царем лапифов и выбрал в жены свою подданную, Гипподамию.

Свадьба показалась ему подходящим поводом объединить обе ветви отцовской семьи, и он пригласил на торжество кентавров. Однако полукони, привыкшие скакать по горам и пить козье молоко, ни разу до тех пор не пробовали вина, поэтому очень быстро опьянели. Когда к гостям вывели для официального представления Гипподамию, кентавр Эвритион схватил ее и галопом понесся в лес. Другие кентавры, вдохновленные примером товарища, тоже похватали приглянувшихся лапифянок. Началось побоище. Лапифы метали копья, защищая честь своих женщин, кентавры размахивали вырванными из земли сосенками.

Пирифой со своим лучшим другом – афинским царем Тесеем – помчался вдогонку за Эвритионом. Нагнав кентавра, они выхватили у него Гипподамию, а потом отрезали ему нос и уши. Те кентавры, которым посчастливилось уцелеть в битве, были выдворены из владений лапифов и в конце концов удалились в совсем уж глухие скалистые земли на северо-западе. Но это не значит, что люди больше никогда их не видели.

{41}

Смерть Сизифа

Третьим преступником, ввергнутым за великое злодеяние на вечные муки в Тартар, как и Тантал с Титием, стал коринфский царь Сизиф.

Величайшей радостью для этого прожженного мошенника и плута было плести сети, строить козни и хитростью выманивать желаемое. Надо ли удивляться, что он приятельствовал с царем Парнаса Автоликом, который и сам был тем еще пройдохой и вором. Позже будут шептаться, что именно Сизиф, гостя однажды у Автолика, соблазнил его дочь Антиклею и та затем родила Одиссея, который превзойдет хитроумием всех смертных на свете. Узнав о беременности Антиклеи, Автолик быстренько выдал