На этом заканчивается Свиток Эстер на иврите; хотя текст Септуагинты содержит еще пространный финал, объясняющий как включенный переводчиками «сон Мардохея», так и путь, каким Свиток попал в иудейскую общину Александрии, где праздник Пурим стал праздноваться так же, как в Палестине и Месопотамии.

Великое действие Божие может осуществляться тихо и прикровенно в мире, исполненном человеческой самостью, и проводниками его могут быть не сильные и знатные, а малые и незначительные. Те, кто не скрылись за собственной малостью, полностью сняв с себя ответственность за происходящее или готовящееся на их глазах зло, а дерзновенно приняли предлагаемую им Богом ответственность, возложив на Него всю надежду. И Бог, молчащий в пророках и героях, вдруг явил себя в них — сироте Есфири и переселенце Мардохее, а потом — в юной отроковице Марии, Сыне назаретского плотника и рыбаках Галилеи. Именно эту мысль как главное откровение желает донести до нас Свиток Эстер.

Услышим ее и начнем действовать!

Комментарий к Книге Песнь Песней Соломона

םיִריִּׁשַה ריִׁש

Перед нами одна из самых удивительных книг Ветхого Завета — Песнь Песней (шир-ха-ширим). Согласно общепринятому разделению книг Ветхого Завета, она входит в блок учительной литературы вместе с такими книгами, как Екклесиаст, Притчи, Псалмы и далее. Но чему учит Песнь Песней? На этот текст существует множество комментариев и в христианской, и в иудейской традиции, к некоторым из них мы обратимся. Однако, как ни странно, большинство комментаторов полностью игнорируют его базовый смысл.

Любое сколь угодно беглое знакомство с Песнью Песней дает понять, что она говорит о любви мужчины и женщины — любви страстной, горячей, не имеющей ни конца ни начала. Но если христианские комментаторы, затушевывая это смысловое поле, предпочитают говорить об аллегориях, обращают внимание на знаки и образы, то большинство иудейских экзегетов вовсе отвергают прямой смысл текста.

С точки зрения иудаизма, которую в общих чертах разделяют и христиане, Библия — это многослойный текст. За прямым — так называемым телесным смыслом, именуемым пшат, — кроются аллегорический, нравственный и мистический смыслы, часто очень далекие от прямого. Так вот, иудейские мудрецы почти всегда категорически отказывают Песни Песней в пшате, вся она — только о духовном, только о небесном.

Но насколько верно такое разделение? Разве любовь, в том числе и та, что реализуется в сексуальности, не может быть чистой и возвышенной? Если автор книги избрал эти образы для описания духовных реалий, значит, в образах человеческой любви есть нечто общее с духовными реалиями, позволяющее использовать первые для объяснения вторых. Итак, постараемся узнать, о чем же она — лучшая из всех песен Библии, о какой любви говорит, чему учит и к чему призывает.

Глава 1

Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вино (Песн. 1:1).

В книге нет формально организованных начала и конца. Нет сюжетной завязки, равно как нет и какого-либо прозрачного финала. Не вполне ясно, сколько участников повествования. И наконец, не раскрыты и действующие лица, возлюбленные, — кто они? Экзегеты дают массу вариантов, от Соломона и дочери фараона или царицы Савской до пастуха и пастушки.

В таком темном экзегетическом лесу прекрасно растут разнообразные теории, видящие в тексте то мистическое откровение, то сборник свадебных песен. По мере чтения мы попытаемся найти путь в дебрях толкований.

Книга начинается с возгласа возлюбленной, обращающей на себя внимание возлюбленного. Однако здесь нет обращения — она не говорит «лобзай», но да лобзает он, лишь во второй части стиха переходя к второму лицу — ласки твои. Такая грамматическая конструкция встречается в Писании, когда говорящий хочет подчеркнуть статус того, о ком говорит (например, 2 Цар. 9:11), — как в нашем речевом этикете мы используем вежливое обращение на вы. Это может свидетельствовать о том, что статус возлюбленного выше, чем статус девушки, что, однако, маловероятно. Дочь фараона не считает себя ниже правителя Израиля, а социальные статусы пастушки и пастуха равны. Здесь уважение иного порядка — не подчинения, а трепета как «страха Божия», о который претыкается множество наших современников и о котором сказал апостол Павел: …а жена да боится своего мужа (Еф. 5: 33); здесь речь также идет не о страхе наказания, а о трепете перед возлюбленным.

Знаковый факт: текст во многом построен таким образом, что указывает на женскую инициативу, он даже начинается с прямой речи возлюбленной. Это кажется совершенно удивительным в патриархальном мире Древнего Востока. Объяснений, не являющихся взаимоисключающими, может быть два. Первое — теологическое. Ветхий Завет часто делает акцент на уникальной роли женщины в истории народа и каждой конкретной семьи — это героини, от Деворы и Иаили до абстрактно-идеальной «добродетельной жены» Книги Притч (31: 10–31). Ева — мать всех живущих, живет в каждой своей дочери, и одна из них исполнит сказанное праматери: родит Того, Кто сотрет главу змия. Место женщины в истории спасения огромно, хотя и затенено, вследствие грехопадения, подчинением мужу — он будет господствовать над тобою (Быт. 3: 16). Таким образом, высвечивая роль возлюбленной, текст как бы возвращает читателя в Эдем — идеальный мир без социальных условностей, где любящие равны.

Второй довод: подобного рода тексты, давшие выразительные средства автору Песни Песней, были широко распространены у соседей иудеев — египтян, где положение женщины в обществе было выше, чем у большинства народов Леванта. В прекрасных переводах Анны Ахматовой слышится эта яркая женская инициатива:

О, поспеши к сестре своей,

Как на ристалище летящий конь,

Как бык,

Стремглав бегущий к яслям[16].

Возможно, перед нами возвышенная богословская идея, подчеркивающая истинную роль женщины в бытии мира, выраженная с использованием лучших культурных наработок соседних народов.

Если говорить о возможной аллегории, нельзя пройти мимо откровения Бога Своему избраннику Моисею, названному в Писании «другом Божиим», — с ним Бог говорил лицом к лицу (см. Исх. 33: 11). Человеческая душа ищет единства с Богом, как Моисей, и более, чем Моисей, не просто лицом к лицу, но губы к губам: поцелуй как символ плотнейшего единства — правда и мир облобызаются (Пс. 84: 11).

От благовония мастей твоих имя твое — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя (Песн. 1: 2).

Ласки любимого пьянят сильнее вина, и его имя приятнее всех благоуханий. Как разлитое миро далеко распространяет свое благоухание, так имя возлюбленного известно