Посмотрел недоверчиво, но в глазах уже промелькнуло, проявилось подозрение.

– Кевин Ланнерон?

И вроде тихо сказал, а для меня слова его громом небесным прогремели. Как приговор.

Усмехнулась невесело, кивнула, подтверждая страшное, да и повторила просьбу:

– На живот перевернись.

Но архимаг даже не пошевелился, лишь смотрел на меня, а что было во взгляде его – леший разберет. Я не вглядывалась, я отвернулась и, запрокинув голову, на месяц посмотрела… не до слез мне сейчас, совсем не до слез.

– Быть того не может, ведьма, – что-то не так у мага этого было с голосом, говорит вроде тихо, а пробирает до костей, – не сходится. Я по вашему следу шел, я следы заклинания видел, я… Вас лес поглотил. И раз ты стала лесной ведуньей, значит, ты ученая ведьма и…

И он осекся.

Вспомнил, стало быть, слова мои.

Вспомнил и понял:

– Но ты не ученая, тебя лес призвать не мог, ты действительно прирожденная… Твою мать!

Резко повернувшись, посмотрела на него с яростью и прошипела:

– А вот мать мою не трогай!

– Остынь, ведьма, это было ругательство, – холодно произнес архимаг.

Я-то остыну, тебя, сволочь, сейчас спасу, потом из лесу своего вышвырну, потом остыну!

– На живот! – прошипела, с трудом ярость сдерживая.

Маг молча перевернулся.

Мне же пришлось снова рубашку задирать, но мучить меня архимаг не стал – стянул рубашку одним рывком через голову, лег, предоставляя мне всего себя, и лишь когда я к коже его притронулась, не к самой печати, а к черным молниям наложенных проклятий, тихо сказал:

– Ты же обманула меня, ведьма.

– Смотря в чем, – не стала оправдываться я.

Усмехнулся, затем произнес:

– Если ты прирожденная, значит, лес призвать не могла. Но лес вас поглотил, головой ручаюсь, а значит, силу свою ты на призыв потратила. Так? И это был вовсе не план Кевина Ланнерона, да, ведьма?

Я провела пальцем по черным отметинам да и не стала молчать:

– Охранябушка, родненький, умен ты больно. Так умен, что шанс у тебя есть, хороший такой шанс… стать богаче на парочку проклятий сверху тех, что уже имеются. Не зли меня, маг, просто – не зли!

Злить не стал – лежал молча, дышал осторожно, стараясь не шевелиться даже, а я, устроившись удобнее, проводила пальцем по черным молниям проклятий, незримо повторяя рисунок каждого из них. И уже почти закончила, когда неугомонный этот вдруг высказал:

– Лечишь ты хорошо. Слишком хорошо и для ведьмы, и уж тем более для ведуньи лесной. Хорошо лечишь. Лучше целителей.

– Ой, а я посмотрю, ты у нас не только умен, а еще и на комплименты горазд. Ох, охранябушка, ой смутил меня старую, – протянула язвительно.

– Молодую, – возразил маг. – Очень молодую. Слишком молодую для того, чтобы настолько овладеть целительским ремеслом. И это притом, что у тебя даже дара нет целительского.

Я замерла.

Хотя и не стоило на таком моменте останавливаться – больнее ему будет потом. Вот только, даже не догадываясь, сам архимаг сейчас причинял невыносимую боль мне, вскрывая старую рану каждым из слов.

– Замолчи! – не попросила, скорее потребовала.

Замолчал… жаль, что ненадолго.

– Его вылечить не смогла, да, ведьма? – тихо спросил маг.

Вскочила, сама не ведаю как, развернулась, сбежала вниз по ступеням крыльца, дороги не разбирая, ушла в лес, без клюки родимой даже.

Шла куда глаза глядят, потом сил не осталось – рухнула на колени, рукавом закрывая крик и всем телом сотрясаясь от рыданий.

Не смогла…

Все сделала, что умела, что не умела, сделала тоже… Два месяца его мучила, к смерти не отпускала, а спасти… не смогла.

И захлебываясь слезами, не услышала тихой поступи, лишь замерла, когда укутал одеялом, когда обнял, прижимая к себе, когда произнес сокрушенно:

– Прости меня, Веся, прости. Нужно было заткнуться.

Нужно было.

Но говорить я этого не стала, лишь спросила:

– Как ты меня нашел?

Маг молча положил передо мной клюку.

Помолчал и добавил:

– Прости.

Вытерев слезы, тихо ответила:

– Дело прошлое.

Я поднялась, маг поддержал.

И убрал руки прежде, чем я успела попросить об этом.

* * *

В остатки избушки вернулись молча. Я сходила к бочке, умылась ледяной водой, постояла, глядя на лес… Лес меня и защитил, и вылечил. Лес мудрее нас. Он бережет, он хоронит, он скрывает… Хорошо мне в этом лесу было. Так если подумать – я даже счастливая живу в нем. Мне здесь и хорошо, и спокойно, и это дом мой теперь, да только страх появился, что уничтожить и его могут. Но позволю ли? За первый свой дом я сражаться не могла, мала была еще, из второго «дома» сбежала, а третий дом для меня вот он. Мой лес. Мои леший, кот, ворон и чаща, пусть и зловредная. Так что не позволю! Никому не позволю!

Когда в дом вернулась, маг за столом сидел, опять с книгой.

– Спать ложись, охранябушка, скоро рассвет, – сказала я, в постель укладываясь.

Взгляд архимага не увидела, скорее почувствовала, да в ответ смотреть не стала… не сегодня.

– Веся, я могу спросить?

– Ведьма, – поправила я, – называй меня так, мне привычнее, тебе проще.

– Мне не проще, Веся.

Ну, твое дело, значит. Я отвечать не стала, укрылась почти с головой. Но охранябушка мне попался упорный и настойчивый.

– Прирожденная ведьма ведь слабее ученой, я правильно понял?

Да что ж ты все не уймешься никак?!

– Правильно, – тихо ответила.

И зажмурилась, надеясь перейти в то состояние дремоты, в котором видишь лес и не видишь воспоминаний и снов. Да разбередил маг все, все, что болело на сердце, но уже, казалось бы, похоронено было под прошлогодней листвой, но нет – тлел еще тот костер, на котором сожгли мою мать.

«Ведьма!»

«Дочь ведьмы!»

«Смотрите, ведьма идет!»

Я слышала это с детства, с самого раннего детства, но однажды селяне перешли черту.

«Смотрите, опять эта ведьма до колодца идет! А бей ее! Бей ведьму!»

До меня и первый камень не долетел. Не знаю, как это вышло, до сих пор не знаю. Я навроде только голову руками прикрыла, но что-то случилось, и от скрещенных в попытке защититься рук ударила в толпу волна силы. Да такой силы, что снесла подростков, организовавших травлю, и взрослых, что стояли в отдалении, наслаждаясь моим унижением, и даже парочку домов сила тоже снесла.

И осталась я, со слезами застывшими в глазах, а повсюду прочь бежал народ, дети кричали, страх поселился, и тучи сгустились, страшные тучи, внезапно превратившие ясный день в серую муть.

Потом прибежал отец, тряс меня, ухватив за плечи, и все орал: «Ты что наделала, Веся?! Ведьма, что ты сделала?!» А я не ведала, что ответить. Только больно было от того, что и папа меня ведьмой назвал, ох как же больно от этого было. И спросить мне хотелось только одно: «За что? За что так со мной? За что так с матерью моей?»

– Весь, но прирожденных ведь много, – вдруг сказал архимаг. – Да почти каждая вторая, у тебя не должно быть силы, практически вообще никакой.

Ее и не было, до того самого дня. Ее не было…

– Знаешь, охранябушка, если тебя ведьмой с детства кличут, ведьмой и станешь, – едва слышно ответила ему.

А мама ведьмой не была. Это я потом, когда у Славастены в обучении находилась, уже точно выяснила, к отцу приехала и под нос ему сунула выписку из учетной книги. Мама ведьмой не была! А вот я ею стала. В тот самый день и стала, о чем было указано во второй выписке – всплески силы всегда фиксировались ведьмами, так что все было наглядно и других доказательств не требовалось.

Отец выписку прочел, на меня посмотрел, пошатнулся. Мачеха кинулась, воды принести, а отец… он только и смог, что сказать: «Прости меня».

Не простила.

За себя, может, и простила бы, а вот за маму – нет!

Молча вышла из дому, силой отшвырнув от себя брата, что кинулся на меня с вилами, да сестру с топором. На дворе постояла, ловя отовсюду перепуганные взгляды соседей. О да, теперь они меня боялись, я больше не была маленькой беззащитной девочкой, которую