Николай позвонил Владимиру Алексеевичу в контору, но на противоположном конце провода к телефону никто не подошел. Тогда он набрал номер мобильного, прождал целую минуту и положил трубку. Это удивило его, тем более что они договаривались созвониться именно в это время. Извинившись перед барменом, Буздырь обзвонил еще три места, где он мог застать своего компаньона. Ответили только по одному номеру. Николаю сказали, что Владимир Алексеевич на работе и домой вернется только после девяти.

Еще вчера Буздырь не обратил бы внимания на подобную ерунду, но сейчас странное исчезновение компаньона показалось ему зловещим предзнаменованием надвигающейся трагедии. Он в последний раз позвонил Владимиру Алексеевичу по мобильному, затем положил трубку и спросил у бармена:

– Здесь есть еще какой-нибудь выход?

– Для посетителей нет, – ответил молодой человек с бесстрастным лицом выставочного манекена.

– Сделай доброе дело, выпусти меня через служебный. Не хочу встречаться со знакомыми, – попросил Николай.

– Не положено, меня уволят с работы, – на этот раз твердо ответил бармен и тут же доверительно добавил: – За нами следят.

– Понятно. – Буздырь постукал пальцами по стойке, отвернулся к залу и тихо проговорил: – Слушай, парень, я работаю администратором ресторана «Буревестник». Если будут проблемы с работой, приходи, я тебя запомнил. А сейчас мне надо выбраться из гостиницы.

Бармен оценивающе взглянул на клиента, затем посмотрел в конец зала, опустил глаза и ответил:

– На первом этаже за мужским сортиром есть дверь. Днем она всегда открыта. Войдешь, два поворота направо и вниз.

– Спасибо, – поблагодарил Николай и припечатал к стойке купюру: – Выпей за мое здоровье.

– Я не пью, – тихо ответил молодой человек. Он аккуратно, будто слизнул, забрал деньги и с ловкостью фокусника сунул их в карман.

Буздырь миновал охранников и вышел из казино. Здесь он стрельнул глазами по углам, быстро пересек фойе и нырнул в боковой проход, где и должна была находиться спасительная дверца. Очень скоро он нашел ее и очутился в тускло освещенном коридорчике с большим количеством дверей. Не останавливаясь, Николай добрался до лестничной клетки, сбежал вниз и уперся в обитую железом дверь. Она была закрыта только на засов, и уже через пару секунд он оказался во внутреннем, хозяйственном дворе гостиницы.

Буздырю пришлось сделать большой крюк, прежде чем он рискнул выбраться на дорогу. Он почти сразу остановил частника, забрался на переднее сиденье и объяснил водителю, куда ехать. При этом, когда открывал дверцу, Николай заметил, что у него сильно дрожат руки.

«Еще ничего не известно, – думал он, по привычке следя за дорогой. – Рано паниковать. Сейчас мы все обсудим. Владимир Алексеевич опытный мужик. Это просто нервы. Совпадения бывают такие… Надо позвонить в ресторан, может, и Ленку не взяли. Главное – не терять голову».

Буздырь вытер ладонью потный лоб, попросил притормозить у перекрестка, расплатился и вышел из машины. Оставшиеся двести метров до дверей фирмы, где работал Владимир Алексеевич, он решил пройти пешком по другой стороне улицы и, только хорошенько осмотревшись, войти туда. Но едва он свернул за угол на Большую Переяславскую, как увидел две милицейские «Волги» и микроавтобус скорой помощи. Они загородили въезд в скверик, где его компаньон оставлял свой «мерседес», и Николай не то чтобы сообразил, он почувствовал, что произошло.

Между машинами стояло несколько милиционеров и один в штатском. Рядом разговаривали две женщины, которых Буздырь видел много раз в одном из отделов фирмы. Все окна в здании были открыты, и в каждом торчало по меньшей мере по два сотрудника. Молодой сержант с рацией прохаживался вдоль улицы и иногда что-то говорил в черный прямоугольный ящичек. Рация хрипела, изредка выплевывала редкие членораздельные фразы, а милиционер с равнодушным лицом поглядывал по сторонам и делал вид, что происходящее его совершенно не интересует.

– Здравствуйте, – поздоровался Николай с напуганными женщинами и попытался рассмотреть машину Владимира Алексеевича. Но ему удалось заметить только разбитое лобовое стекло. Двое в штатском загораживали большую часть передка «мерседеса», а сразу за женщинами мельтешили милиционеры. – А что здесь?…

Узнав человека, который частенько заходил к начальнику, обе сотрудницы фирмы начали наперебой рассказывать о происшествии.

– Владимира Алексеевича убили, – с ужасом в глазах проговорила первая.

– Застрелили, – уточнила вторая. – Полчаса назад. Ох, что делается, что делается!

– Его в машине? – пытаясь унять дрожь в коленях, спросил Буздырь.

– Прямо здесь, на улице. Никто ничего не видел, – продолжила первая. – И не слышал. Столько народу, а толку мало.

– Бесшумным пистолетом, – снова пояснила вторая. – Какой кошмар! Какой кошмар! Средь белого дня.

Выяснив все, что ему было нужно, Николай несколько раз вежливо поддакнул, затем торопливо попрощался и ушел, не желая дожидаться, когда кто-нибудь из оперативников поинтересуется, кто он и зачем появился здесь сразу после убийства. Но еще больше он боялся человека, убравшего Владимира Алексеевича. Ему казалось, что тот прячется где-то поблизости, наблюдает за ним и, улучив момент, обязательно пристрелит и его.

Буздыря охватил такой страх, что он и не заметил, как отмахал несколько кварталов. Наконец, немного придя в себя, он остановился.

«Как они его вычислили? – испуганно озираясь, подумал Николай. – Ленка не знала, что он в деле. Значит, взяли кого-то из наших? Тогда почему они начали не с меня?»

Очнувшись от своих мыслей, Буздырь обнаружил, что стоит у светофора, на площади трех вокзалов. Дневная жара уже начала спадать, длинная тень от высотки поделила площадь на две почти равные части – теневую и солнечную. Рядом с Ярославским привычно гужевался праздный привокзальный люд: почерневшие от пьянства и грязи бомжи, спившиеся немытые девки и их не многим более респектабельные сутенеры. Некоторых приезжих можно было отличить от местных алкоголиков только по баулам, от которых они боялись отвернуться даже на секунду. Здесь же толклись те, кого опасались гости Москвы – их профессия была отчеканена у них на лицах. Несколько обитателей этой самой суетной площади страны уже отдыхали под стенами вокзала, и Николай невольно сравнил себя с ними – ему некуда было идти.