Он идет мимо больших городских часов и доходит до моста, по которому можно перейти на другой конец города. Под мостом черная свиноматка пробирается через кучу мусора, у ее ног – два поросенка. Перейдя на другую сторону, он спрашивает у прохожего дорогу к магазину месье Годена.

Ему говорят, что нужно идти вдоль Робека, зловонного ручья шириной не более взмаха крыльев, и перейти на другую сторону по настилами из досок для пешеходов. Поражает не только запах, но и цвет: местами фиолетовый, местами индиго – единство вони и красоты.

По мере того, как он удаляется от ручья, запах ослабевает, но тошнота не проходит. Наконец он доходит до магазина с витринами, уставленными приветливыми розовыми гортензиями. Ему кажется, что все его будущее зависит от того, что сейчас произойдет за этой дверью.

* * *

В магазине витает слабый запах плесени. Вокруг него на каждой полке круглые часы в квадратных деревянных корпусах, с крепкими четкими римскими цифрами. Ни намека на сусальное золото или греческий миф. Это часы, которые выше трендов. Эти часы симметричны и суровы, они размечают день, напоминая людям о том, как мало сделано и как много еще предстоит сделать.

В дальнем конце сидит Годен за рабочим столом, уставленным деревянными шестеренками. Он отверткой помешивает чай в чашке и морщится, делая глоток.

Аббас выходит вперед с кепкой в руке.

– Добрый день, месье Годен.

– Да, – говорит Годен, – был до этой секунды.

– Простите, что прерываю вас, месье.

– Ну, чего тебе? Ты еще не все украл? – Годен ставит чашку и встает. Он одного роста с Аббасом, но его прямоугольная голова внушительно нависает над ним с широкого постамента плеч. Он осматривает деревянные шестеренки, разложенные на рабочем столе как свежеиспеченные печенья, поднимает и опускает каждую, словно не может решить, какую из них съесть.

– У меня не было намерения что-либо красть, – продолжает Аббас. – Я просто продолжил работать с клиентами, которые были верны моему учителю, Люсьену Дю Лезу. Которого вы, возможно, знали.

– Конечно, я его знал, – отвечает Годен, беря незаконченную шестеренку. Он садится, сгорбив плечи, и начинает обтачивать зубья маленьким напильником. – Старый щеголь, который делал щегольские вещи. А теперь на его месте ты, необученный, фактически показывающий язык Почтенному обществу часовщиков, – Годен дует на зубчик. – Это название нашей гильдии, и, честно говоря, я его ненавижу. Наверное, за четыреста лет мы могли бы проголосовать и за новое название, но есть такая вещь, как правила.

– Месье, прошу прощения, если оскорбил. Мадемуазель Жанна, дочь моего учителя…

– Ой, не надо. У таких мужчин, как он, не бывает дочерей.

Аббас делает паузу, чтобы подавить свой гнев.

– Мадемуазель Жанна одна. Я пытался помочь ей.

– Как платонично с твоей стороны, – Годен откладывает шестеренку и сцепляет пальцы. – Тогда зачем ты пришел сюда? Отпущение грехов – это все, что тебе нужно?

– Я пришел спросить, не возьмете ли вы меня в ученики. Я учился часовому делу у месье Дю Леза, но он уехал во Францию, не окончив мое обучение, – Аббас делает шаг вперед (Годен отшатывается) и разглаживает на углу стола газетную вырезку о Тигре Типу. – Мы сделали этот механизм, месье Дю Лез и я, много лет назад.

Годен даже не смотрит на вырезку; вместо этого он прищуривается и осматривает Аббаса со смесью недоумения и отвращения.

– Ты хочешь завершить обучение у меня, чтобы стать моим конкурентом.

– Нет, месье, я хочу делать вот такие механизмы, – Аббас постукивает пальцем по иллюстрации. – А по окончании обучения, если вы пожелаете, я перевезу свои навыки в другое место. В Руане у меня никого нет. Ничто меня здесь не держит.

Годен рассматривает вырезку со скептицизмом. Задает несколько вопросов о размерах механизма, его внутренней механике и движениях, Аббас может дать лишь неполные ответы.

Наконец Годен отодвигает от себя вырезку.

– Хочешь сказать, это сделал ты?

– Да, Дю Лез и я.

– Откуда мне знать, что ты не врешь?

– Потому что я рассказал тебе, как он работает. И на нем мое имя, на мехах, внутри.

– Если я тебе скажу, что мое имя написано на больших городских часах, ты мне тоже поверишь?

Аббас смотрит в недоумении.

– Но это я, это мое, мое и его…

– Послушай: гильдия никогда не примет дикаря. Но я, будучи более либерального склада, могу согласиться, если механизм будет стоять здесь, в витрине моего магазина.

Годен жестом указывает на окно, на котором золотыми буквами задом наперед написано его имя.

– Как же я принесу вам механизм, месье? Он с меня размером!

– Тогда принеси мне мехи. С твоим именем, доказывающим, что ты тот, за кого себя выдаешь, – Годен поднимает вырезку двумя пальцами и опускает ее в раскрытую ладонь Аббаса. – Похоже, ты изобретательный парень. Изобрети способ.

* * *

Аббас стоит и очень долго смотрит в зловонные воды Робека. Он слышит стук телеги по камням, блеяние козы. Кто-то бормочет:

– Что с этим парнем?

Колокола звонят к вечерне. Те же колокола, которые он изо дня в день слышал с церквей Пондишери, стоя на пристани, склоняясь и протягивая руку, когда кто-то проходил мимо. Докажи, что ты тот, за кого себя выдаешь. Но кто он такой, уже не важно. Важно только то, чем он владеет. С пустыми руками он ничто.

Жирная капля воды падает ему на голову. Он поднимает глаза и видит множество голубых призраков, машущих ему из высоких окон. Он прищуривается, и они превращаются в клубки хлопка, сохнущие на столбах. В их голубых переливах есть что-то такое, что навевает его на мысли о стихах бегум:

Выбери художник меня моделью,

Как бы он рисовал форму вздоха?

* * *

Его вздох растворяется во вздохах хлопка. Создать нечто столь же нерушимое, как эти две строки. Получить хоть небольшую власть над могилой.

3

Жанна продаст только четыре шляпки-пальмье, прежде чем спрос совсем иссякнет. Ну что ж. У нее есть другая идея: попросить у Изабель ссуду и превратить магазин в кафе. Она выставит на аукцион все диковинки, а также множество карманных и домашних часов Люсьена. Выручка от продажи и кредит позволят ей продержаться первые три месяца. На большом листе бумаги она намечает расположение столиков и стойки для подачи блюд, полок для хранения банок с чаем и кофе. Убедить Изабель будет непросто, но в кои-то веки Жанна чувствует себя уверенной и сильной, ведь она починила сломанную задвижку на окне своей спальни, поймала в ловушку кухонную мышь и разобралась со счетами сразу после