Шрифт:
Закладка:
Вверху Джон Уиклиф, проповедующий толпе в Оксфорде; внизу – развеивание праха Джона Уиклифа после того, как его тело было эксгумировано, а кости сожжены спустя 41 год после его смерти
1812. Wellcome Collection
Итак, что же говорил и писал Уиклиф? Во-первых, он отрицал власть папы, именуя его антихристом. И это очень жесткое заявление не могло не найти ему союзников среди английской высшей аристократии, которая тоже страсть как любила папу-француза, живущего в Авиньоне. Не будем забывать, что идет Столетняя война и отношения между папой, Англией и Францией не самые радужные. Покровителем Уиклифа стал Джон Гонт, герцог Ланкастерский, граф Ричмонд, сын Эдуарда Третьего Английского. И когда Уиклифа пытались судить, он приходил на суд вместе с ним, и суд как-то сам собой вдруг заканчивался. И ни архиепископ, ни университет не могли ничего сделать человеку, у которого был такой покровитель. Так что наш герой мог писать и говорить многое. И пусть вас не удивляет, что сразу после того, как он назвал папу антихристом, его не сожгли.
Но во время пандемии чумы 1446–1449 годов Уиклиф додумывается до еще более интересной мысли. Он приходит к идее, что в Евхаристии нет подлинного Тела и подлинной Крови Спасителя. Смотрите: во время этой пандемии умерли множество священников и добрых католиков, которые регулярно причащались Святых Тайн. Они причащались, но все равно умерли. А значит, Причастие не приводило к смене качества человека, что оно должно делать, раз мы причащаемся плоти Воскресшего Господа, не подвластной тлену и разложению. Следовательно, по мысли Уиклифа, Причастие не несет в себе Тела и Крови и является не Причастием, но причастием – ритуалом, обрядом, обычаем, но не таинством.
Такая концепция, безусловно еретичная сама по себе, несла не менее еретичные и тяжелые последствия. Не зря же Уиклиф считается одним из предтеч Реформации. Ведь если Причастие не истинно, значит, рано или поздно мы можем отказаться от апостольской преемственности священства. Да, что такое апостольское преемство? Христос на Тайной вечере свершил первую Евхаристию: преломил хлеб и подал ученикам, говоря: «Примите, ядите, сие есть Тело Мое». После же он взял чашу и подал ее, говоря: «Пейте от нее все, сия есть чаша Крови Моей». А по Воскресении своем он дал ученикам-апостолам право и силу совершать Евхаристию, те рукоположили первых епископов и диаконов, епископы рукоположили следующих и так далее. В православной и католической Церкви нить апостольского преемства тянется до сих пор. Так вот, если Евхаристия не Чудо соприсутствия на Тайной вечере Христа, если там не происходит пресуществления, то к чему все вообще? К чему монахи, послушание папе, церковные имущества и налоги? Джон Гонт и его присные очень разделяли эти мысли Уиклифа. Вряд ли из глубины религиозного благочестия, скорее от желания протянуть свои руки к землям и сокровищницам монастырей и аббатств. Но, так или иначе, Уиклифу они не мешали. А если Евхаристии нет, то что остается священнику? Даже так: если нет Чуда в Евхаристии, если нет власти и всего, что с нею связано, то что остается священнику? Проповедь. И здесь Уиклиф был последователен. Он перевел Евангелие на английский, а его соратники, коих было немало, помогли ему перевести Библию. И это было своего рода потрясение – первая Библия на национальном языке, которую могут читать и понимать все.
Да, а что же папа? Разве он не писал против Уиклифа или не знал о нем? Знал и писал. Григорий XI, тот, который вернул престол в Рим, написал против него аж пять булл, адресуя их и архиепископу в Кентербери, и в университет, но особого успеха не имел. Да, в конце концов Уиклиф удалился, не без нажима, в свой приход, где спокойно дожил до собственной смерти, что можно счесть его отдельным достижением: так жить и умереть самому – это надо суметь.
А теперь мы оставим острова Англии и вернемся в Рим. Папы Рима и антипапы Авиньона продолжали править так, как будто ничего странного в мире не происходит. Новый папа, восходя на престол, в упор не хотел видеть того, что происходило у соседей за Альпами, и так продолжалось до 1409 года. К тому моменту успели скончаться и Урбан, и Климент. Римом правил Григорий XII, а в Авиньоне окопался Бенедикт XIII.
И вот кардиналы, иерархи собрались на соборе в Пизе, чтобы решить, как жить дальше. Дело в том, что римскую курию откровенно утомил их папа, а авиньонцев – их. И кардиналы за спинами своих предстоятелей решили договориться. Местом встречи избрали Пизу. Университеты направили туда свои делегации, чтобы помочь добрым словом и советом в столь важном деле. Да и просто посмотреть, ведь подобное случается не каждый день. Сам факт созыва этого собора вопреки папской воле, чем бы он ни закончился, – знак победы концилиаристов. Католический мир замер в ожидании. Ведь кардиналы решили, что ни один из правящих ныне пап не должен быть по итогу признан истинным понтификом.
О, что это был за собор! Там собрались четыре патриарха, двадцать два кардинала, восемьдесят епископов. Еще сотня епископов прислала своих уполномоченных, приехали аббаты восьмидесяти семи монастырей, сорок один приор или генерал того или иного монашеского ордена и три сотни докторов теологии и права. Вряд ли Пиза когда-нибудь видела более величественное зрелище.
Собор начался со средневекового ритуала. Все участники заседания расселись в храме, кардиналы открыли двери церковного здания и попросили войти тяжущиеся стороны: пап Григория и Бенедикта. Молчание было им ответом. Они попросили войти представителей тяжущихся сторон. И снова никого. Так продолжалось три дня. То есть три первых дня собора заседания были чисто формальными: пап приглашали, они не входили, все расходились. Все понимали, что это формальность, но соблюдали ритуал до конца. Никто не хотел, чтобы решения собора были впоследствии оспорены хоть кем-то из-за мельчайшего нарушения процедуры.
После были заслушаны показания против ответчиков. И на пятнадцатом заседании собора оба папы были низложены, признаны еретиками и раскольниками и, как следствие, отлучены от церковного общения. Беспрецедентный случай – ни до, ни после ни один собор не выносил подобного приговора. И что ожидаемо, было провозглашено долгожданное sede vacanto – Престол пуст.
И собор легким движением руки превратился в конклав. Четырнадцать римских и десять авиньонских кардиналов избрали Петра Филарга, принявшего тронное имя Александр V.
Но ни Рим, ни Авиньон не признали решения собора. И в Церкви оказалось уже три папы.
А в это время в Праге
Точнее, еще даже не в это самое время, а немного раньше. Но в Праге. Итак, в Праге подрастает юный Ян Гус. Это, как я уже говорил, столица империи, невероятно большой (по средневековым меркам) и красивый город. Который к тому же активно строится. Послы, вельможи, ремесленники, прекрасные дамы, рыцари и труверы – там есть абсолютно все. И само собой, студенты. Те студенты, к которым попадают завезенные из-за рубежа манускрипты. В том числе манускрипты Джона Уиклифа. Но о них позже.
Итак, Прага – имперская столица. В нее съезжаются все, кто только мог: рыцари, послы, господари со свитой, купцы. И большинство – немцы. То есть люди германской нации. И это в известной степени беспокоит чехов: вдруг приехавшие возьмут контроль над всеми источниками богатств, причитающихся короне? Вдруг удумают, что именно они тут самые главные? Особенно это тревожит тех, кто был в состоянии оценить значимость происходящих между Римом и Авиньоном событий. Остальных же это беспокоит намного меньше: будет сеньор добр – слава богу; не будет – увы нам грешным.
