Шрифт:
Закладка:
И всего через пять месяцев кардиналы собрались в Ананьи, объявили Престол пустующим, что обычно случается в период от смерти папы до выборов нового, конклав – недействительным, так как выборщикам угрожала римская толпа, а папу – не папой, а узурпатором и антихристом. В этом же сентябре они избрали нового папу (который считается антипапой) – Климента VII.
Публичная коронация папы римского
1460. The New York Public Library Digital Collection
Означенный иерарх попытался взять Рим штурмом, что ему не удалось, после чего он отправился в Авиньон, обменялся с Урбаном взаимным отлучением от Церкви, восстановил былую администрацию, что было несложно, и мирно зажил. Так у христианского мира стало аж два папы, и Европа разделилась: половина стран поддерживала Рим, половина – Авиньон, а Святой престол окончательно утратил свой авторитет. Сакральность римского престола трещала по всем швам.
И было чему трещать. Богословие придает папе в ту эпоху невероятно высокое значение. Точнее, не в ту, а в предыдущую, но XIV и XV века эту позицию разделяют. Папа не только преемник Петра, первоверховного апостола. Он еще и викарий Христа. Это вовсе не удвоение одного и того же достоинства, вписанное в папский титул для красоты.
Папа наследует Петру как первоверховному апостолу, то есть миссионеру и главе Церкви. А вот как он наследует Христу? Точнее так: каким функциям Христа наследует папа, пребывая в роли vicarius Christi?
Короли, по словам Нормандского Анонима, были тенью Христа-царя: «Цари прошлого являются лишь провозвестниками Христа, а цари, пришедшие после Воплощения, – тени Царя царствующих». Примерно так выглядит полная цитата.
Однако тот же Нормандский Аноним пишет, что король – persona geminata, то есть двойственная. Всего два образа соединились в нем. Один – от природы, второй – от благодати миропомазания.
Но то короли, а то папа. Он более чем persona geminata, он – persona mixta. Как так вышло, нам расскажет святой Бернард из Клерво в одном из писем, адресованных папе Евгению III. Он пишет, что папа подобен Авелю первенством, Ною – управлением, Аврааму – патриаршеством, Мелхиседеку – чином, Аарону – достоинством, Моисею – авторитетом, Самуилу – правосудием, Петру – властью, Христу – помазанием.
Это очень важно и очень по-средневековому логично. С одной стороны, папа уподобляется Христу именно как Христу-царю. А с другой, раз уподобившись Христу, он уподобляется всем тем исполинам Ветхого Завета, которые были провозвестниками Христа.
И здесь мы видим серьезное отличие королевского уподобления Христу от папского: король уподобляется тому Христу, провозвестниками которого были земные владыки, а папа – тому, кого возвещали своей жизнью и смертью пророки и праотцы. Принципиально разные масштабы.
И теперь, с избранием второго папы, эта прекрасная, строгая и священная иерархическая модель идет путем всея земли. Для средневекового мировосприятия это был серьезнейший удар: есть ли справедливость в мире, в котором два понтифика, не рушится ли этот мир?
Точнее так: где искать точку опоры в размышлении о социальном устройстве в мире, в котором самая главная аксиома – единство Святого престола – оказалась нарушена? Чтобы понять шок средневекового человека, пытающегося объяснить себе такой поворот, попытайтесь представить обычного школьного учителя геометрии, у которого в евклидовом пространстве взяли и пересеклись параллельные прямые.
Итак, папский авторитет, как и само папство, – в глубоком кризисе. Что остается? Какие еще есть аксиомы, к которым можно апеллировать при построении (для начала внутри своей головы) социальной конструкции? Таких аксиом (при условии кризиса папства) ровно две. И они друг другу в целом не противоречат: император и Вселенский собор.
Давайте разберемся с тем, что это такое.
Итак, Вселенский собор есть собрание епископата христианской Церкви во всей ее полноте, то есть на нем должно быть представлено наибольшее количество территорий. Если какая-то поместная церковь не может прислать представителей на собор, она должна выразить свое признание канонического статуса собора, то есть признать его Вселенским. Собор имеет право выносить решения догматического, канонического и судебного характера.
До раскола 1054 года на католицизм и ортодоксию было созвано семь Вселенских соборов, на которых были сформированы практически все догматы Церкви. Православная Церковь до сих пор считает лишь эти соборы Вселенскими, именуя остальные поместными.
Католики же продолжили умножать число Вселенских соборов, именуя ими и те всекатолические соборы, которые имели место после 1054 года. Так что к описываемому моменту в мире западного христианства произошло уже не семь Вселенских соборов, а пятнадцать.
Изначально Вселенский собор имел больше полномочий, чем понтифик, из-за чего возникло движение концилиаризма, (от латинского consilium – «собор, совещание»), которое ставило решения собора выше решений понтифика. Это движение появилось еще в эпоху Авиньонского пленения, но сейчас, во времена схизмы, заиграло с новой силой. До Авиньонского пленения вопрос о главенстве особо не поднимался, так как соборы собирали папы и решения отцов собора озвучивались от имени Престола – идеальная симфония. Но теперь, когда ситуация усложнилась, этот вопрос стал очень важен.
И да, тут на арену богословских споров, звеня шпорами, выходит еще один персонаж – император. Дело в том, что самый первый Вселенский собор созвал именно император – святой равноапостольный Константин, первый император-христианин. И раз это однажды было сделано и не просто сделано, а освящено церковной традицией, значит, и другой император может собрать собор. А если он может собрать собор, значит, его воля имеет какие-то сакральные, канонические источники и при определенных обстоятельствах может распространяться на Церковь. Этот спор, спор о правах императора и папы, более древний, чем спор о соборах, и казалось, что он канул в Лету со времен споров за инвеституру, но тут он вновь ожил, подогреваемый интересом к соборному праву.
Дело в том, что Средние века не знали четкого разделения на сакральное и профанное. По крайней мере, в вопросах власти. Да, папа – викарий Христа, но и император имеет божественные права.
Константин Великий, крещенный святым Сильвестром
Ок. 1290. KB, National Library of the Netherlands
О фигуре императора и его правах средневековые юристы задумывались очень давно. Нормандский Аноним в конце XI века пишет о нем как о смешанной персоне – persona mixta, которая объединяет в себе две личности: простого человека и христа (с маленькой буквы). Государь in officio – imago Dei est, то есть государь при исполнении своих обязанностей есть образ Бога, образ Христа. Но если Христос был и есть Царь в вечности и по природе, то император есть христос во времени и по благодати, а не по природе. Но Дух, третье лицо Троицы, единосущный Христу, освящает власть императора, так что к власти императора нужно относиться так же, как к власти Бога. Нет власти, которая была бы ближе к Богу, и нет власти, которая была бы выше его власти.
Это было написано примерно в 1100 году. Через полвека Иоанн Солсберийский напишет об императоре как об образе Бога, образе справедливости, ибо Христос есть высшая справедливость, отце и сыне справедливости, ибо он сын Бога, как и все люди, но проводник воли его в мир. То есть мы видим развитие богословия императорской власти.
В конце XII века император перестает быть наместником Христа, этот титул стараниями папы Иннокентия III отходит к Святому престолу, но император становится одухотворенным законом и душой закона, символом присутствия Господня на земле живых.
Так вот, когда папский престол разделился сам в себе, сторонники концилиаризма – и не только они – увидели неизменный символ божьего присутствия в мире именно в фигуре светского государя. И имя одного из них – Джон Уиклиф – будет иметь прямое отношение к нашей истории.
Джон Уиклиф – английский священник и богослов, оксфордский профессор, живший в беспокойном XIV веке. В юности он застал Авиньонское пленение пап, а незадолго до его смерти папа вернулся в Рим, и Престол разделился сам в себе, чему Уиклиф успел стать свидетелем.
Он прожил весьма бурную
