Глава III. Ян Гус

Разговор о Яне Гусе стоит начать с краткого описания окружавшего его мира. Во-первых, это нужно для понимания его жизни и смерти, а во-вторых, это просто невероятно любопытно: уж больно яркое время застал почтенный магистр.

В год его рождения – 1369-й – возобновилась война между Англией и Францией. Та самая война, которую потомки назовут Столетней. Восемь лет длился хрупкий мир, подписанный в Бретиньи, но амбиции Черного Принца и принципиальная неуступчивость Карла V Французского вновь развернули боевые знамена над многострадальными полями Франции. В том же году император Византии Иоанн V Палеолог, с ужасом смотрящий через Босфор на надвигающуюся с востока грозу, отправился в Авиньон, к папе. Он признает догматы Рима и согласится склонить голову под папский омофор в надежде получить помощь против той стихии, которая готовилась преодолеть проливы и обрушиться на Европу. Но зря: ни один из западных владык не горел в тот год идеей крестового похода. Эдуард Английский и Карл Французский были заняты друг другом, а Карл IV Люксембургский – император Рима, король Богемии и господин многих других земель – был занят делами подвластных ему государств.

Его августейший отец, король Богемии Ян, более известный миру как Иоганн Слепой Люксембургский, прославился как великолепный воин и весьма неплохой дипломат, вечно вовлеченный в общеевропейские дела и свары, которых в ту эпоху хватало с избытком. Он даже погиб героически, чего нельзя отрицать, на чужой войне. В знаменитой битве при Креси он потребовал от своих оруженосцев, чтобы они направили его коня в сторону врага, сказав, что не было такого, чтобы чешский король бежал с поля боя. Армигеры исполнили волю господина, и слепой воин, склонив копье, ринулся в свою последнюю атаку.

А вот его отпрыск, Карл IV, хоть и занимался общеевропейскими делами, но не делал это главным занятием своей жизни и не воспринимал Чехию (в отличие от своего батюшки) исключительно как дойную корову.

Он превратил Прагу, столицу Чешского королевства, в столицу империи, украсил ее, отстроил. Город, и до того небедный, наполнился купцами, дворянами, прелатами, послами и гонцами. Похорошела Прага при Карле Иоганновиче. Были заложены собор Святого Вита и мост через Влтаву, названный впоследствии Карловым. Можно сказать, что добрая половина той Златой Праги, которую видит современный турист, – дело его рук.

Вид на Собор Святого Вита в Праге

1831. Art Museum of Estonia

Что очень важно для нас, здесь появился один из самых статусных элементов столичности – университет. И это был не просто университет, а первый университет в Центральной и Восточной Европе. И в 1347 году для его открытия Карл получает папскую буллу.

Но давайте остановимся и поговорим о средневековом университете как о феномене жизни той эпохи. Нам это важно в том числе и потому, что именно университет станет ареной для той борьбы, которую будет вести герой нашего повествования. Поговорим на примере университета в Париже, так как университет в Праге делался во многом именно с него.

Университет в средневековой Европе представлял собой сообщество студентов и магистров (преподавателей), которые хотели учиться и учить. Организовывался он обычно более-менее самостоятельно: в удобном для учебы месте собиралось достаточно много заинтересованных людей, которые просили папскую буллу и, если получали ее, объявляли себя университетом.

Папская булла давала членам университета право экстерриториальности: они были неподсудны местным органам власти, не платили королю или иному феодалу налогов, считались клириками, то есть принадлежали к сословию духовенства. Даже если студент обладал древним гербом и добрым мечом, с юридической точки зрения он – клирик. И если он набедокурит, то судить его будет университетский суд.

Если же дело окажется сложным, то им займется более старшая церковная инстанция. А так как университет не подчинялся не только местному феодалу, но и местному епископу, судить такого студента могли курия или ее полномочный представитель.

И самое главное, что давала такая булла, – право выносить экспертное суждение об академическом прогрессе того или иного лица. Плюс связанное с ним право преподавать, известное как Licentia docendi (буквально «разрешение преподавать»). Благодаря этой фразе европейские дипломированные преподаватели стали называться лиценциатами, а российские – доцентами.

При этом стоит отметить одну важную деталь: степень, присвоенная в одном университете, котировалась во всем христианском мире. Это, к слову, вообще важный элемент средневековой культуры: неважно, кто ты и откуда, важно то, к какой организации и к какому сословию ты принадлежишь, какой статус внутри этого сословия/организации имеешь. Если ты рыцарь, с тобой будут обращаться в первую очередь как с рыцарем, а уже потом посмотрят, француз ты, англичанин или итальянец.

То же самое можно сказать и про университеты. Если ты магистр, скажем, свободных искусств или лиценциат права, то для всех ты в первую очередь лиценциат права. И неважно, из какой ты страны. Университеты являлись миром латинского языка (старый университетский квартал в Париже до сих пор зовется Латинским), который ни для кого не был родным. Это эсперанто средневековой науки и мысли. И любой студент или магистр в любом университете (от Толедо до Праги, от Болоньи до Уппсалы) говорил со своими собратьями на одном языке.

А если учесть, что к концу Средневековья университетов насчитывалось около девяноста, то можно сказать, что паутина этой научной организации охватывала всю Европу. И это была очень подвижная паутина. К примеру, некто решил стать доктором богословия. Для этого ему нужно сначала стать магистром свободных наук и искусств, затем получить степень по медицине или юриспруденции и только потом направлять свои стопы в сторону теологии. Но в разных университетах преподавание различных дисциплин отличалось и качеством, и методами.

Поэтому требовалось определиться, где получать свои знания и степени. Свободные искусства лучше всего преподавали в Италии (особенно с началом Возрождения), за медициной стоило ехать в Испанию, в Толедо, где изучали наследие великих античных и арабских врачей, а за богословием можно отправиться в Париж, если магистру была близка строгая схоластика Аквината. А если томизм не по душе, то в Оксфорд, к наследникам Оккама. К слову, именно тогда подобные переезды и назывались образовательным маршрутом.

Кроме того, юного (или не очень) магистра к переездам побуждала не только любовь к науке. В то время считалось не очень-то приличным начинать преподавать там, где ты получил степень. Этим ты словно отбирал хлеб у своих учителей, начиная с ними конкурировать за внимание студентов.

И вполне в ходу была следующая модель: новоиспеченный магистр искусств покидает Болонью и едет в Толедо, где преподает как магистр искусств, пока учится медицине.

Приготовление лекарства из меда

Из разрозненной рукописи арабского перевода De Materia Medica древнегреческого врача Диоскорида, 1224. The Metropolitan Museum of Art

С этим связан еще один феномен университетской жизни. Для безопасности и интересного времяпровождения студенты путешествовали группами. Музыку им преподавали, со стихосложением они были знакомы. А вот денег обычно было сильно меньше, чем того хотелось бы. Поэтому в пути студенты кормились тем, что пели песни и травили байки. Отличались они от менестрелей тем, что делали акцент не столько на фиглярстве и жонглерстве, сколько на сатире и остросоциальной проблематике. Так эти путешествия родили феномен вагантов.

Давайте рассмотрим устройство университета на примере университета в Париже. Заметьте, он не именовался Парижским, то есть он не принадлежал ни городу Парижу, ни королю Франции. Университет как община принадлежал сам себе и мог, если возникнет необходимость, переехать. Так, к слову, однажды откочевал Оксфорд. Не очень далеко, в Кембридж. Потом вернулся, но часть общины до того полюбила новое место, что осталась, основав еще один университет. Хотя на самом деле там все несколько сложнее, но не об этом сейчас речь.

Средневековый университет в Париже занимал левый берег Сены, и чисто юридически это уже был не совсем Париж. Власть парижского прево не распространялась на эту территорию, там отсутствовала его стража, и он не обладал там