Шрифт:
Закладка:
И здесь внимание: благословение дается именно за то, что народ просто берет и, отринув личные дела, с чистым сердцем строит Храм Богу.
Про чистоту сердца, к слову, у Аггея тоже есть. Во второй главе. Там, где он говорит о том, может ли жертва быть чистой, если коснулась скверны. И сам же отвечает, что оскверненная жертва не угодна Богу и не будет им принята. Лучше мало, но от чистого сердца, чем много, дорого и богато, но в грязи.
Эти темы как нельзя лучше отражали цели проповедей фра Джироламо. Особенно мысль, что нужно оставить личное и строить Храм. И тут, разумеется, подразумевалось не столько здание ветхозаветного Храма, сколько экклесия, Церковь, камни которой суть христиане града флорентийского. И пусть она не стремится быть роскошной, ибо не роскошь благословляет Всевышний, а чистое намерение человека.
Храм Соломона в Иерусалиме: интерьер
Ок. 1804–1811. Wellcome Collection
И, что мне кажется невероятно важным и свежим, не последнюю роль сыграл неиссякаемый оптимизм флорентийского проповедника, почерпнутый им у пророка Аггея: осталось немного, делайте дело Господне, и Господь устроит ваши дела, благословит ваши нивы и весь ваш труд; осталось немного, ибо Избавитель близко.
Так Флоренция встретила Рождество 1494 года.
Стоит ли говорить, что после всего произошедшего фра Джироламо становится героем и спасителем Флоренции? Тем героем, которого, верно, послал сам Господь Бог. И, что очень важно, ему хватает ума не брать власть в свои руки, он не становится диктатором и не организовывает из Флоренции секту имени себя, хотя многие именно этого от него и ожидали: кто-то с радостью, кто-то – с ненавистью. Городом управляют республиканские институты, реконструированные после изгнания Медичи и после того, как король Франции соизволил покинуть город.
Фра Джироламо остается руководителем Тосканской конгрегации и настоятелем монастыря. Да, к его мнению прислушиваются, да, он, безусловно, моральный авторитет, но Флоренцией правят совсем другие люди.
В течение пары последующих лет в городе формируются несколько политических партий, что говорит об отсутствии некой единой линии, от которой нельзя отступать. Есть монашеская партия, или партия «белых», названная так в честь белого цвета доминиканского облачения братии Сан-Марко, последователи Савонаролы. Враги часто называли их «плаксами», насмехаясь над их стремлением к покаянию.
Есть «серая» партия – партия прощенных сторонников Медичи, которая старалась до определенного момента держать нос по ветру и не особо конфликтовать с кем бы то ни было.
А были и «озлобленные», сторонники аристократов. Им не нравились и Медичи, к которым у многих из них был изрядный список личных счетов, и народное правление – негоже богатым и уважаемым синьорам подчиняться власти каких-то там горшечников. Савонаролу они не любили в том числе и потому, что он не дал им в 1494 году перерезать «серых».
Увы, я не могу сейчас долго говорить о том периоде, когда Савонарола и его последователи вели Флоренцию к обновлению, ведь нам необходимо переходить к финальному этапу этой драмы.
Итак, что происходило. Если в двух словах – Савонарола призывал город к обновлению и очищению: изгнать излишнюю роскошь, избавиться от изображений языческих богов, оставить занятия астрологией. И поснимать со стен картины с голыми женщинами, а то куда это годится. Это вовсе не было похоже на призывы Кальвина, который хотел превратить Женеву в монастырь, одеть всех в черное, серое и коричневое, сжечь даже музыкальные инструменты. Это было скорее призывом против тех излишеств, которые могли навредить бессмертной душе, а не стремлением уподобить аскезу мирян аскезе клира.
В это же время партии «серых» и «озлобленных» настраивают против Савонаролы Рим. Ему припоминают и мир с Карлом, и острую критику духовенства, и его претензии на пророческое достоинство – и щедро добавляют лично от себя.
А Савонарола продолжает проповедовать. Его проповеди разлетаются в списках по всей Италии, добавляя ему изрядное количество новых друзей и, что неудивительно, переводя его врагов из состояния глубокой озабоченности в состояние необходимости действовать вот уже прямо вчера. И, что логично, дело доходит до прямой конфронтации с Римом. Нет, не военного противостояния, этого себе не могла на тот момент позволить ни одна из сторон. Но Риму Савонарола стал уже крайне неудобен. И с ним нужно было что-то делать.
Убить его затруднительно: он живет в монастыре, окружен братией и учениками. Так просто убийцу не подошлешь. Отравить его невозможно по той же причине. Да и не это нужно. Неизвестно, кто опаснее – живой Савонарола или Савонарола убитый, которого неизбежно начнут почитать как мученика. И не только начнут почитать, но еще и озлобятся. Кроме того, такое убийство может сильно ударить по папскому авторитету: что это за понтифик, если по мановению его десницы какой-то там монах позволяет себе не оказаться перед его судом. Да, Савонарола вовсе не какой-то там монах, но с позиции церковной иерархии, особенно в сравнении с папой, его статус не особо высок.
Папа начинает действовать еще в 1495 году. И продолжает в 1496-м. Он формирует новую конгрегацию монастырей – Тоскано-Римскую, забирая тем самым у Савонаролы провинцию. Папа требует его явиться в Рим. Но самое важное и интересное случится в 1497 году.
Именно этому году, последнему году жизни нашего героя, мы и посвятим остаток главы.
Что происходит в Италии в это время? Король Франции, победоносно захвативший Неаполь, способствовал своими военными успехами созданию Священной лиги 1495 года. Эта лига (ее еще называют Венецианской) под предводительством понтифика должна была объединить итальянские государства в борьбе с французами. К ней присоединились, помимо государств полуострова, английский король, испанский монарх и германский император – все партнеры Франции по внешнеполитическим процессам, которые были счастливы помочь дражайшему кузену Карлу свернуть себе в Италии шею.
В эту лигу не вошла только Флоренция, так как она обещала Карлу мир. И как ни странно, не собиралась предавать свой договор и свое слово, как только ветер подул в другую сторону.
Однако дело тут не только в честности флорентийцев и в том воздействии, которое на них оказывал монах, видевший в Карле орудие Божьего провидения, но и в том, что Флоренция – практически ближайшая к французской границе итальянская земля. И если Карлу вздумается вернуться в Италию (из которой он уже успел уйти, но собирался повторить свой визит), то город на берегу Арно окажется одним из первых, куда он заглянет. И начнет задавать неудобные вопросы.
Но, с другой стороны, в лигу хочется, так как в обмен на присоединение к ней папа обещал вернуть Пизу, которую Флоренция потеряла во время первого визита несостоявшегося галльского крестоносца.
Это, если коротко, то, что происходило в Италии. А во Флоренции идет борьба трех партий. «Плакс» и «озлобленных» – в активной фазе. А «серые» примыкают то к тем, то к другим. Но помимо этого, они ведут и свою игру. Дело в том, что Пьеро Медичи уже не в Венеции, а в Риме. И очень хочет вернуть себе свое. Что не так-то просто, ведь нужно учесть сразу несколько факторов. Первое – успеть набрать войско. Второе – прийти с этим войском к стенам города тогда, когда там правит Синьория, расположенная к нему.
Да, во Флоренции в ту пору разгул демократии. Но Синьория, выбираемая каждые два месяца, не состоит из одних лишь «плакс». Бывает так, что у власти оказываются люди, не настроенные к Савонароле хорошо. И бывает часто. Вообще, в ту эпоху происходящее во Флоренции и в Италии в целом напоминает ситуацию времен Великой французской революции, когда все может радикально измениться за считаные дни и часы.
Итак, мы дали предельно общие штрихи эпохи и региона, а теперь идем во Флоренцию. В Великий пост 1497 года. Только не вздумайте глубоко вдыхать этот весенний итальянский воздух. Ведь в городе чума.
Чума не только в городе, но и на севере Италии.
