При этих словах Юдзи испуганно вскочил и удивленно посмотрел на Киоси. Он еще ни от кого не слышал таких слов.

— Голод, нищета, бесправие. Разве риса мало у нас? А себе остается от арендной платы и налогов — от мешка один кан[6]! Зато другим, таким, как Фусано, живется хорошо. У его отца сто восемьдесят семь тебу[7]. — Киоси умолк. «Не много ли я наговорил?» — подумал он, поглядывая на Юдзи.

— Так угодно Будде, — неуверенно отозвался тот.

— Разве Будде угодно, чтобы твоя мать продавала своих детей? Разве ему угодно, чтобы твои братья голодали? Если это ему нужно, то он плохой Будда. Нет, Юдзи. Это нужно кое-кому на земле, а не в потустороннем мире. Я сперва тоже так думал, как ты, а потом мне разъяснили, что это нужно таким, как Фусано, как господин Танака. Они на этом богатеют…

— Сайто, ты сказал, что тебе разъяснили. Кто? — после долгого молчания спросил Канадзава.

— Есть, Юдзи, такие люди, — отозвался Киоси. — Они знают, как надо строить жизнь, они учат этому людей. А за такую науку, знаешь, что бывает?

Юдзи кивнул.

Киоси кончил осмотр машины, собрал инструмент и сложил в ящик.

— А ну-ка заводи! — приказал он Канадзава.

Юдзи сел в кабину и включил стартер.

— Хорошо! Глуши, — скомандовал Киоси. — Кажется, все! Пойду, посмотрю, чем занимается господин Икари с приехавшими солдатами. Интересно, зачем он их собрал? Они все похожи на нашего Фусано.

Киоси вышел из гаража и направился к тюремному бараку, за которым был плац для строевых занятий. Остановившись за углом барака, шофер с любопытством стал смотреть: На плацу были установлены три манекена в красноармейской форме. Около каждого из них стоял солдат с длинным шестом, к концу которого была прикреплена шарообразная сумка с опилками. Обучавшиеся по очереди подбегали к манекенам, отражали прикладом удар шеста и наносили укол.

— Выше колоть! Выше! — кричал Икари. — Русские солдаты высокие. Разве так колют, скотина? — Икари вырвал у низенького сухого стрелка винтовку и оттолкнул его в сторону. — Всем смотреть на меня! — выкрикнул он.

Капитан быстро подбежал к манекену, резко отразил выброшенный на него шест и с силой вогнал штык в грудь манекена.

— Вот так нужно колоть русских! — самодовольно заявил он и возвратил винтовку солдату. — Понял?

— Так точно, господин капитан!

— Повтори!

Солдат разбежался, отбил шест, что есть силы всадил штык в манекен, но выдернуть обратно уже не смог: штык крепко засел в столбе, на котором держалась двойная фанера. Икари, рассердившись, принялся стегать солдата хлыстом.

Через час Икари начал проверять стрельбу по силуэтам. В шестистах метрах появлялось и медленно двигалось изображение советского бойца. После попадания изображение исчезало. Всего чаще силуэты пропадали после первого выстрела, реже после второго и совсем редко после третьего.

«Здесь собраны лучшие стрелки», — сделал вывод Киоси и помрачнел. Но потом, вспомнив о шутке русских, он улыбнулся. После того, как один снайпер «расстрелял» выставленное русскими солдатами чучело, майор Танака объявил ему благодарность. А когда через несколько дней на сопках появились всяких размеров фигуры, майор Танака объявил тревогу и в течение половины дня лично руководил «боем». В Новоселовке поднялась паника. Господин майор получил за этот «бой» выговор от полковника Хасимото.

Киоси тихонько рассмеялся. Вдруг он заметил направлявшегося к гаражу неуклюжего рыхлого ефрейтора Фусано.

— Киоси-сан, зачем меня вызывает господин майор? — еще издали заискивающе спросил он.

— Сейчас узнаешь. Об этом на улице не говорят, — многозначительно бросил шофер. «Действительно, зачем понадобился майору этот шалопай?» — подумал он.

В кабинете Танака, кроме майора, был начальник гауптвахты унтер-офицер Кои. «Неужели я в чем-то провинился?» — испугался Фусано.

— Командование решило оказать вам честь и высокое доверие — быть избранниками в борьбе с врагами божественной Японии! — как сквозь сон расслышал он голос Танака. — Оправдаете ли вы это доверие и честь?

— Так точно, господин майор! — в один голос прокричали оба…

— Я доверяю вам проведение важной операции. Мы изредка будем выдавать китайцам, работающим на саперных работах, ужин. Это будете делать вы вдвоем.

«На этом можно будет кое-что заработать. Можно потребовать с китайцев за пищу деньги или какие-либо вещи», — подумал Фусано.

— Только прежде чем выдавать этот ужин, вы должны примешивать к пище порошок, которым снабдит вас капитан Икари. Вы ни с кем не имеете права говорить о задании. Ни с кем! Порошок обязаны хранить, как зеницу ока, а упаковку от него сдавать капитану. Надеюсь, вы меня поняли? — уже грозно спросил Танака.

— Так точно, господин майор!

— Вот это прочтите и скрепите своей кровью! — приказал Танака.

«Клянусь, согласно своей совести, что буду строго хранить доверенную мне тайну», — зарябило в глазах Фусано. И хотя он добросовестно старался прочесть до конца, это ему не удалось. «Такова воля неба», — заметил он строчку внизу бумаги. Унтер-офицер Кои взял поданный майором нож и сделал надрез на конце пальца. Выдавив кровь, он стряхнул ее на кисточку, расписался и передал нож Фусано. Тот нерешительно провел лезвием по пальцу. Кровь не показалась. Танака вышел из-за стола и, вырвав нож, сам разрезал ефрейтору палец.

— Солдат императорской армии должен быть предельно волевым. Эта священная боль принесет вам душевное успокоение, — назидательно заметил майор. — Сейчас отправитесь с господином Икари в Сибуни.

Сияющий Фусано появился в гараже в то время, когда Киоси собрался уже в казарму.

— Киоси, немедленно подавай машину к штабу. Не вздумай важничать и медлить. Сейчас повезешь нас в Сибуни. Торопись только, — важно бросил он и залез в машину. — О, как хорошо! — воскликнул Фусано, развалившись на сиденье. «Когда умрет отец и я стану главой семьи, обязательно куплю себе автомобиль, — размышлял он. — Меня, наверно, и старостой назначат вместо отца. „Фусано-сан, это ваш автомобиль?“ — „Ну, а чей же!..“ Сяду, развалюсь: „Заводи!“ Хорошо!.. Только старый катацу[8] еще, наверно, долго протянет…»

Киоси молча взял Фусано за шиворот и выволок из машины.

— Я доложу господину майору! — кричал он. — Ты еще не знаешь, кто я! — Но, вспомнив подписанное только что обязательство смертника, умолк. «Так они и не узнают, что значит Фусано для божественного императора», — недовольно думал он, направляясь к штабу.

Машина быстро его догнала. Проезжая мимо, Киоси оглушил ефрейтора сигналом. Испуганный Фусано отпрыгнул в придорожную канаву. У штаба Киоси остановил машину, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

— Киоси, я доложу господину майору, что ты оскорбил старшего по званию, — услышал он злой голос Фусано.

— Ефрейтор Фусано, утруждать себя незачем. Я сам доложу, что