средства, дабы умножить число работников в своем имении. Похищение крестьян жалобщиков было с невероятной изощренностью организовано старостой боярина: отряды из тридцати-сорока романовских холопов или крестьян налетали на служилую усадьбу, разрушали и сжигали ее, а потом уводили с собой живущих там крестьян вместе с их имуществом. Чаще всего крестьян все же старались переманить в имение Романова на добровольной основе и умыкали только в тех случаях, когда те отказывались покидать свое место. (Большинство крестьян в его имении перешли добровольно, и на деле только небольшой процент из их числа был уведен насильно.) Государевы чиновники произвели расследование жалобы, поданной против боярина Романова, и постановили, что все обвинения были клеветническими, и приказали выпороть обличителей. Весь этот случай служит еще одним подтверждением того, что во время Смоленской войны по крестьянскому вопросу не произошло существенных изменений в отношении побега, похищения, помощи против ограбления магнатов, выступавших за свободу крестьянских переходов, и ограничения срока возврата беглецов.

Почему закрепощение крестьян не получило развития при гегемонии патриарха Филарета, стоит рассмотреть более внимательно. Возможно, он понимал, что крестьянские трудовые ресурсы утекают в более крупные поместья, и поэтому не предпринимал ничего, что дало бы мелким помещикам больше шансов вернуть своих крестьян. Филарет осмотрительно культивировал вокруг себя магнатов, дабы укрепить новую династию Романовых. Он так же приобрел молчаливое согласие среднего служилого сословия тем, что в 1620 г. стал раздавать крестьянские «черные земли» служилым людям, что потом продолжалось до второй четверти XVII в.

В период между Смутным временем и Смоленской войной одно из направлений русского крепостничества особенно продвинулось далеко вперед. Ранее мы уже обсуждали вопрос о судебных привилегиях и о том, являлся ли крестьянин объектом подчинения власти господина, на земле которого он проживал. И мы пришли к выводу, что после отмены привилегий у землевладельцев не имелось больше никаких остаточных полномочий. Так что те землевладельцы, которые никогда не получали иммунных грамот, не имели таких прав над своими крестьянами, если судить по различным документам, относящимся к землевладению; а судебная власть, по крайней мере до опричнины, находилась в руках государства, то есть его наместников, местных властей и крестьянской общины. И тогда как иммунитеты не имели решающего значения для понижения статуса крестьян, то те документы, что выходили в 1540-х гг., со временем стали этим злоупотреблять.

Обращение вспять процесса подчинения каждого свободного гражданина исключительно государственной юрисдикции можно проследить в документах, так называемых ввозных или послушных и отдельных грамотах[43], в которых правительство предписывало крестьянам повиноваться своему господину (если этот господин находился у него на хорошем счету). Такие документы впервые появились в 1540-х гг. Типичная доктрина была таковой: «Крестьяне должны повиноваться им (своим господам), обрабатывать землю и приносить доход своим господам» («крестьянам их слушати, пашни на них пахати, и доход им вотчинников платити»). Крестьяне, которые не повиновались этим предписаниям, должны были предстать перед своими барами, и им грозили тюрьмой, побоями, ссылкой, штрафами и прочими наказаниями. Если барин не мог заставить крестьян повиноваться, то тогда в дело могли вмешаться государственные власти. Эти предписания, однако, не означали, что крестьяне попадали в полную зависимость от своих господ. Положения, вероятно, всего лишь относились к уплате традиционной ренты, поскольку нет никаких данных об усилении эксплуатации в то время. Крестьяне по-прежнему могли переходить в другое место.

Трудно объяснить причину усиления эксплуатации крестьян. Новая доктрина была относительно безобидна и, вероятно, служила лишь словесным выражением сложившихся барско-крестьянских отношений. Если крестьянин хотел пользоваться барской землей, он должен был повиноваться разумным запросам относительно его обязанностей и платить арендную плату. Не трудно себе представить, что во время хаоса 1540-х гг. некоторые крестьяне, перестав считать себя привычными низами общества, отказывались платить арендную плату. Тогда барин решил, что ему будет проще убедить крестьян заплатить свои долги, не принуждая их к уходу, если он сможет размахивать государевым указом перед их носом. Правившие от имени Ивана IV были только рады выполнить просьбу служилых людей, которая могла обеспечить им поддержку. Возможно, не случайно, что первая известная грамота, датированная 1541 г., была выдана новообращенному татарскому военнослужащему. Для таких людей, которых русское правительство хотело видеть как православными, так и находящихся на московской службе, часто выдавались особые грамоты. Вполне возможно, что религиозный аспект этой грамоты был случайным и решающим фактором послужило то, что формулировка предназначалась для служебных земель. Крестьяне в 1540-х гг., видимо, желали вновь заявить о своих правах на экспроприированные у них черные или сеньориальные земли и отказывались платить ренту. Это был период институциональных нововведений, и, как уже обсуждалось в главе 1, недавно созданная губная система только что переложила проблему поддержания порядка в уездах на среднее служилое сословие. Правительство аналогичным способом могло попытаться внести порядок в имение того или иного помещика, издав указ о том, что крестьянин обязан ему подчиняться. Как бы то ни было, вся процедура, вероятно, казалась довольно безобидной всем заинтересованным сторонам.

И тем не менее это послужило негативным прецедентом с точки зрения крестьянской свободы. В 1550-х гг. некоторым помещикам было позволено не соблюдать традиции и устанавливать ренту по своему усмотрению («пашню на них пахали, где собе они учинят, и оброк им платили, чем вас изоброчат»). В 1570-х нормы «послушания» стали более жесткими и социально унизительными. Будет справедливо отметить, что в это время были решительно разрушены прежние традиционные поместные барско-крестьянские отношения. Дабы заручиться поддержкой своих служилых людей, Иван Грозный сделал каждого опричника полным хозяином своего поместья, фактически, если не по закону, передав ему власть над владениями. Опричникам предоставлялись права делать все, что им заблагорассудится, с крестьянами на своих землях, включая и право переселять их из владений земщины в опричнину. «Послушание» февраля 1571 г. добавляло к традиционным формам указ о том, что крестьянин должен почитать своего хозяина и подчиняться его судебной власти. «Вы б, все крестьяне, Никиту Оксентьева чтили и слушали, и пашни на него пахали, и оброк ему платили, и под суд ему давали». Царь также позволил помещикам лично собирать налоги. Новые права господ над крестьянами только укрепились с объединением фрагментированных участков поместья, поскольку помещики могли теперь применять свою власть в отношении целого владения, когда последние не находились на службе – что было гораздо сложнее сделать, когда служебные земли распределялись по всей России. К 1580-м и 1590-м гг. «послушание» выдавались и церковными учреждениями для монастырских крестьян в соответствии с новой формулировкой государственных грамот. Эта формулировка угрожала крестьянской свободе; она инициировала превращение (завершившееся в XVIII в.) крестьян из государственных подданных в едва