одну стопу, чтобы вода, текущая с крыш, не подтопляла соседей; в заключение стоит добавить, что всегда старались сделать так, чтобы каждый почет занимал как можно меньше места, поскольку от этого зависела длина окружающих лагерь валов и, что из этого следует – успешность его обороны. Чем лагерь был компактнее, а окружающие его валы короче, тем легче было его защищать. Лагерь с большой территорией было трудно защищать. Иногда, как под Пилявцами в 1648 году[444] или под Батогом четыре года спустя, это могло стать причиной катастрофы[445].

Все описанные условия выполнялись по схеме, предложенной Юзефом Наронович-Нароньским.

По мнению того же Наронович-Нароньского, все товарищеские станции одной хоругви (или роты) должны были соприкасаться друг с другом длинными (19 метров) боками таким образом, чтобы напротив конюшни находились стены магазинов с соломой и сеном. Таким способом образовывалась «колонна», началом которой являлась станция ротмистра, которая по своим размерам была больше товарищеских станций, поскольку почет ротмистра был обычно в четыре раза более многочисленным. За ним располагалась станция поручника, – как правило, в два раза больше, чем товарищеская, затем хорунжего – на одну треть больше, чем товарищеская, и далее – все товарищеские станции.

Въезд на территорию станции находился между шатром товарища и шатром («сарайчиком») для челяди. На станцию въезжали с улицы, ширина которой составляла около 11,5 метров. Данные улицы должны были разделять все хоругви.

Принимая во внимание то, что так называемый трехконный почет (товарищ и двое его почтовых) мог насчитывать более десяти человек и, соответственно, более десяти лошадей, а также несколько возов, в «основательном» лагере было очень тесно. Также и поэтому, если полагались на численность и силу собственной армии, Наронович-Нароньский допускал даже двукратное увеличение площади для всех почтов и ширины улиц.

Некоторые шатры, особенно гетмана или того же ротмистра, имели двойные стены, которые обеспечивали больший комфорт во время дождя и мороза. Юзеф Наронович-Нароньский, рисуя и описывая станцию ротмистра, указал, что его портьерный шатер, который служил для сна, был обит сукном или килимами.

Три десятилетия спустя Франсуа Полин Далерак описал польские шатры, подбитые мусулбасом (musułbasem)[446]. Именной такой шатер был в 1760 году у гусарского хорунжего Владислава Харчовского: «Шатер зеленый, хлопковый с двумя жердями, еще хороший изнутри, наполовину подшитый красным мусулбасом с нарисованными на нем различными цифрами, шнуры для его раскладывания также хлопковые»[447].

Пользовался им еще отец хорунжего, Кароль Харчовский. В 1752 году этот шатер был описан как старый, так что к этому времени он служил по крайней мере более десяти лет[448].

Значительно раньше, поскольку это было уже в XVI веке, шатер с двумя стенами имел воевода русский (с 1569 года) Ежи Язловецкий. Дивился данным шатром живший в то время Станислав Сарницкий: «[…] пан воевода русский Язловецкий владел удивительным шатром, в котором в то время мог находиться как дома. В нем не нужно было бояться дождя, поскольку он имел двойное подбитие»[449].

Вернемся к станции ротмистра, спроектированной Наронович-Нароньским. На схеме видно, что различные типы шатров можно было соединять один с другим на одном большом основании. Именно так повсеместно поступали те, кто мог себе это позволить, имея для этого не только достаточно средств, но и места, выделенного под нее на территории лагеря.

Любовь к красивым шатрам со временем усиливалась. Польские монархи обожали их и не жалели для этого средств. Например, умерший в 1572 году король Сигизмунд Август владел таким прекрасным шатром, что вряд ли «[…] чем-то подобным каждый день пользовался Сулейман [умерший в 1566 году султан Сулейман Великолепный], с шелковыми шнурами, поскольку он был не как дом, а практически как настоящий замок и как украшение его величества [король Сигизмунд Август]. В подобных украшениях граждане Короны начали подражать ему как государю[450].

Поляки и литовцы старались не только сравняться по красоте шатров со своим королем, но и соревновались в этом с турками. В 1689 году Далерак писал: «В этом месте я имею возможность поговорить о шатрах, которые в Польше являются отдельным украшением как в связи с их большим числом, так и из-за их особенной красоты. Эти шатры бывают изготовлены таким же образом и из такой же материи, как у турок, из грубого, покрашенного сверху полотна, а подбитые изнутри мусулбасом и поставленные квадратом, они вышиты различным образом. Они бывают разной формы, поскольку приспособлены под разные требования: одни имеют бревенчатые стены, а другие длинные, довольно удобные залы, и комнаты, квадратные по форме, также подбитые мусулбасем, где можно хранить стекло и то, что относится к гардеробу, а также другую домашнюю утварь. Насколько поляки превосходят в подобной красоте иные нации, настолько их превосходят турки: оба эти народа тратят большие средства на украшение своих шатров, чтобы сделать их как можно более удобными. Шатры польских генералов и турецких пашей имеют такое окружение, что, кажется, что это какие-то стены, на которых кое-где сооружены башенки, какие бывают у городских стен. В шатрах имеются залы, шкафы лекарей, столовые, кухни, удивительные конюшни и т. д. […] Польские сенаторы иногда подражают этой [турецкой] помпезности военного времени. Приятно посмотреть на эти их квартиры из-за разнообразия красок, покрытий, кое-где позолоченных, и обширного ограждения этих покоев. […] Это правда, что как в Польше, так и в Турции у шатров были шелковые шнурки»[451].

Описанные выше шатры были собственностью самых богатых шляхтичей Речи Посполитой. Они были также предметом их гордости. В списке вещей, составленном после смерти ловчего иновроцлавского Мацея Осецкого в 1703 году, решили указать, что «этот шатер вышел из дома Грудзиньских», а купили его у Грабских за огромные деньги, шесть тысяч злотых[452]. В другой раз сплетничали, что один из смотров литовского войска, проведенный под Заблудовом в 1744 году, организовали ни больше ни меньше как лишь для того, чтобы тогдашний гетман польный литовский Михал Казимир Радзивилл мог похвастаться своими шатрами перед польским королем Августом III Саксонским. «Поскольку [имел Радзивилл] шатры очень большие, красивые и чрезвычайно богатые»[453], – писал позднейший кастелян брестский Мартин Матушевич, брат которого в этом смотре участвовал. Ничего удивительного, поскольку это были шатры, которые Радзивилл в 1740 году купил у внучки короля Яна III Собеского, который захватил их под Веной в 1683 году[454].

Гусарские товарищи, хотя и принадлежали к богатой шляхте, имели одну серьезную проблему в использовании таких роскошных шатров или даже «мобильных замков». В лагере им выделялось слишком мало места. Средний товарищ