вынужден был таким образом удовольствоваться шатром, диаметр которого у земли обычно составлял около 4,5 метров. По этой причине шатерные веревки должны были быть растянуты максимально близко к стенам. Это идеально видно на копии рисунка Абрахама ван Вестервельта[455], представляющего лагерь войск Великого княжества Литовского, разбитый под Жечицей в 1649 году. Командовал там гетман Януш Радзивилл, на службе которого Вестервельт – голландский художник и живописец – пребывал в течение нескольких лет.

Стоили такие шатры дорого[456], хоть им и было далеко до цен шатров магнатов или королей. И где их покупали? Шатер можно было приобрести, например, во Львове или в Бродах[457], где работали соответствующие ремесленники, называемые шатровщиками. Так поступил гусарский полковник и одновременно писарь польный коронный Михал Юзеф Жевуский. В 1754 году он купил в Бродах шатры, описание которых сохранилось до нашего времени. Благодаря этому мы знаем не только особенности конструкции шатров, но также и способ их украшения: «Шатер с четырьмя шестами вдоль центра был вышит атласом. Сверху полотно зеленое, заднее ограждение отстегивалось, спереди имелась занавеска из зеленого полотна. Плюс к этому множество медных позолоченных пуговиц. Шатер снабжен всем необходимым, шнурками и колечками. Для него есть два кожаных тюка. В центре шатра расположен герб владельца[458], вышитый атласом и прошитый серебряным шнурком. Рядом с гербом – вышитые серебром Перо[459] и Булава[460]. Портьерный шатер с тремя шестами, с двумя кабинетами из красного мусулбаса. Валы и опоры вышиты различным атласом с написанными на нем цифрами Господскими, с ограждениями такими же. Окон, открываемых с помощью шелковых шнуров в портьерном шатре, четыре, по два на кабинет, а шторы на них из зеленого полотна, с вышитыми красным мусулбасом арабесками»[461].

Другим источником были войны, на которых можно было… купить шатры у солдат противника. Так было после Хотинской битвы 1621 года, когда армии Османов и Речи Посполитой закончили сражения перемирием. После его заключения солдаты обеих армий занялись торговлей, которая продолжалась два дня. Турки особенно охотно покупали сукно и пистолеты, а поляки – турецких лошадей и шатры[462]. Понятно, конечно, что на войне не столько торговали, сколько прежде всего сражались. Шатры, так же как и иной трофей, можно было отобрать у противника. Благодаря трем великим победам над османами (Хотин – 1673 год, Вена – 1683 год, Парканы – 1683 год), турецкие шатры заполонили Речь Посполитую. А поскольку они имели хорошую репутацию, польские и литовские шляхтичи брали шатры с собой в очередной военный поход. Упоминания о них сохранились в списках имущества, в которых перечислялись и элементы внутренней оснастки шатров. Например, после умершего в восьмидесятых годах XVII века ротмистра (он был им до 1677 года) Станислава Венжика, остались: «[…] шатер турецкий со всем […] шатер турецкий с мешком, старый навес, переносной складной стол, кожаных стульев на две особы»[463].

Третьим источником шатров был импорт. Особенно охотно шатры привозили из Османской империи. Например, в 1653 году во Львове один турецкий шатер стоил 403 талера, а другой был выставлен за 400 левковых талеров (то есть около 1209 и 1067 злотых соответственно)[464], что и так было умеренной ценой, поскольку шатер, привезенный для польского короля Владислава IV Вазы более чем десятью годами ранее, стоил 2482 злотых[465], а задаток за следующий (навес из чистого атласа) превышал 1000 злотых[466]. В те годы квартальная плата гусара составляла 50 злотых.

Случалось, хоть и редко, что за шатрами выезжали даже в Персию. Именно оттуда для короля Сигизмунда III Вазы в 1601 году привез шатер Сефар Муратович.

Шатры выполняли различные функции. Наиболее очевидной, конечно же, было предоставление крыши над головой во время сна. Иногда некоторые владельцы гусарских почтов возили с собой кровати[467], однако обычно спали только на матраце[468] или на ковре, а если неприятель был близко, во время сна даже не снимали доспехов. Однако шатер представлял собой также и центр товарищеской жизни. Там принимали гостей, обязательно при накрытом столе, который возили с собой в разобранном виде. Садились же за стол на раскладных креслах без опор для спины («кожаных стуликах»).

Чем богаче был хозяин, тем более великолепные приемы он устраивал. Так делали все товарищи, но прежде всего командиры. Ротмистр был обязан потчевать товарищество своей роты у себя. Для этого он получал специальную небольшую доплату к жалованию, так называемую кухонную. Если ротмистр не сопровождал свою хоругвь, обязанность потчевания товарищей переходила к поручнику. Совместные беседы укрепляли отношения между членами группы, одновременно ослабляя дисциплину, но, что самое важное, стоили очень больших денег: «[…] специально организуются приемы и беседы между товариществом, в связи с чем из-за высокой стоимости алкоголя наступает обеднение и одновременно появляются поводы для своеволия […] именно это является тем камнем, о который разбилось все хорошее, что было в военном деле Польши»[469].

Также и поэтому неоднократно поступали жалобы на подобное состояние вещей. Например, в первом десятилетии XVIII века:

Действительно, стоит сожалеть, что при вручении хоругви [данному ротмистру] обращают больше внимания на богатство, чем на мужество и военный опыт [ротмистра]; подобного типа ротмистры, которые возвышаются не столько благодаря собственным заслугам, а единственно благодаря богатству своих предков, благодаря милостям, беседам и гулянкам приобретают боевых товарищей, ослабляют военную дисциплину, прославляясь больше пирами, чем военными подвигами[470].

Гусарский товарищ мог взять с собой на войну не только шатер для себя, но и навес для своей челяди. На чем там спали? Кажется, на землю бросали немного соломы, на нее клали войлок из-под седла, который служил подушкой. Так, по крайней мере в дороге, спала не слишком богатая польская шляхта – в отличие от богачей, которые возили с собой матрацы. Характеристика ротмистровской станции, похоже, это подтверждает. Наронович-Нароньский при описании «строения для почтовой челяди» добавляет «и седлания», что означает, что, кроме почтовых, там находились и седла. Когда мы смотрим на схему этого военного инженера, нас заставляет задуматься кое-что другое: как челядь размещалась под навесом? Ведь навес был не слишком обширным, а число челяди (свободной и почтовой) могло превышать десять человек. Поэтому часть из них должна была искать другое место для ночлега. Например, в конюшне, где «у второй стены рядом с конями и челядь может спать»[471]. Можно догадаться, что наиболее ценимыми строениями для сна челяди были небольшие склады для сена и соломы.