Изабель опустила взгляд, какое-то время помолчав.

— Знаешь… всё, что ты сделал — немыслимо ужасно, — она коснулась ладонью его лица. — Но кажется… после пережитого я люблю тебя ещё сильнее.

Это признание застало врасплох обоих. Вспыхнув, Изабель поспешила отвести взгляд. Сколько бы любви, сколько бы романтики и пережитых откровений между ними ни было, а трёх простых слов они оба старательно избегали.

Эрик, откинувшись назад, невольно расхохотался. Его смех не звучал издевательски или надменно. Скорее, в нём слышалось только облегчение.

— Жизнь моя, — произнёс он, теснее прижав к себе смущённую девушку. — Скажи мне, сколько я должен срезать лиц, чтобы ты надела крохотное кольцо на безымянный пальчик?

Она вздрогнула.

— Ты слишком торопишься!

— Неужели? — он вновь подался вперёд, роняя девушку на подушки, склонился над ней. — А зачем тянуть?

Изабель сжала губы в линию, когда мужчина склонился ниже, оттянул воротник её свитера и с жаром поцеловал в шею. Она задрожала, выгнувшись дугой.

— Я же, — выдохнула она, — ещё не всё о тебе знаю.

— Это решаемо.

— Но… — девушка прикусила костяшку пальца, когда руками Эрик скользнул ей под одежду. — Ты же будешь сбегать от меня… в свой театр.

— И тебя выкраду.

Его поцелуи стали более чувственными, долгими, грубыми, его губы спускались ниже. Изабель зажмурилась, сжав ладонью его плечо. От его ласки у неё каждый раз улетучивались все аргументы.

— Но, — простонала она. — Эрик… юрид… юриди… юридически ты мёртв!

Это заставило его прерваться. Тяжело, отрывисто дыша, Изабель провела ладонью по лицу, веля себе успокоиться. Её страсть была такой пылкой, такой неистовой и неконтролируемой, что девушка страшилась своего бесстыдства.

— Да, — с жаром выдохнул он, заставив Изабель вновь задрожать. — Это проблема.

— И… что же ты думаешь… делать?

Какое-то время Эрик не отвечал, большим пальцем водя по по бедру девушки. И это незначительное движение, его близость сводили Изабель с ума.

Эрик скользнул взглядом по её лицу и задумчиво улыбнулся. Не в первый раз она замечала у него такое выражение глаз — оно появлялось, когда мужчина был спокоен, расслаблен, когда ненадолго обретал внутреннюю гармонию. Сейчас он не просто наслаждался зрелищем беззащитной, полуобнажённой девушки. Он ею любовался.

— Жалею, что я не художник.

Вспыхнув, Изабель оправила на себе одежду, глядя в сторону.

— Нахал.

Он вскинул брови, театрально опустив руку на сердце.

— Вставай уже, — пробурчала она, невольно бросив подушку в Призрака Оперы. — Мы и без того проспали всё, что можно.

— Скажу откровенно: для меня нет лучше отдыха и большего удовольствия, чем спать с тобой.

У Изабель запылали не только щёки, но и уши. Интонация Эрика была будничной, спокойной, естественной, а значило это лишь одно — он дразнился.

— Ах так? Больше петь тебе не буду.

Эрик всплеснул руками, а Изабель, уходя на кухню, показала ему язык. Она не сразу поняла, что сделала — до того нормальным и уместным показалось ей в тот момент её ребячество.

Боже… даже с Жилем она себя так не вела. Впрочем, и Эрик тоже хорош.

Тряхнув головой, она открыла холодильник. Ничего, кроме яиц, молока и мяса в нём не было, так что выбор для завтрака был невелик. Призрак Оперы мог ворчать сколько угодно из-за такой примитивной пищи, Изабель было всё равно. Более того, она была так голодна, что съела бы и его порцию.

Когда сковородка с омлетом зашипела, Изабель услышала знакомый грохот и негромкое ругательство из комнаты.

Однажды Эрик привыкнет к низким потолкам мансарды. И, думая об этом, Изабель не сдержала улыбки.

— Аккуратнее, хороший мой, — не отрываясь от готовки, произнесла она. — Гениальность отобьёшь.

— Изабель, — войдя, он потирал ушибленную макушку. — Ладно, ты не готова узаконить наши отношения. Но от переезда тебя что удерживает?!

— Мансарды дёшевы, — ворчала девушка. — А я не могу позволить себе лишних трат.

Он улыбнулся, и Изабель тут же поняла свой промах.

— В Lacroix проживание бесплатное. Для тебя.

— Ни за что.

— Призрак Оперы разрешения не спрашивал.

Сказав это, мужчина подошёл к ней, обнял со спины и мягко поцеловал в шею, откинув непослушные кудри за плечо. Девушка не сопротивлялась. Наоборот, она подалась навстречу его ласке.

— Эрик… а почему именно этот театр? — она поддела краешек омлета лопаткой, перевернула его.

— Попробуй угадать, моя милая, любопытная Пандора.

Изабель прикусила губу. На самом деле, она уже рассуждала над этим вопросом, но к однозначному выводу так и не пришла. В первый рабочий день Гаскон говорил, будто бы Призрак Оперы даже подружился с прежним владельцем театра. После она узнала о занятой им пятой ложе, потом увидела портрет Эрика в галерее. И это был точно не его отец, это был Валуа-младший.

— Самый очевидный вариант — секретные ходы, — ответила она. — В этих лабиринтах удобно прятаться, ты неуловим в них. До тех пор, пока в старый замок не попадёт бомба или выстрел из танка.

Он расхохотался.

— А что? Было бы любопытно вызвать такую панику у населения.

— А неочевидный, — продолжила Изабель, не обращая внимания на его весёлость. — Я не психолог, Эрик, хотя ребята из труппы и называют меня так. Я заметила, что интерьер твоего жилья повторяет убранство комнат в поместье Валуа.

— И..?

— Я подумала, что выбор театра неслучаен. Быть может, с этим мрачным местом тоже связано что-то доброе и светлое?

Она пожала плечами.

— Ты… так несчастлив, Эрик, — она поджала губы, — что хочешь хотя бы с помощью декораций вернуть счастливые моменты. Твоё жильё выглядит, как родной дом, ты сам всегда безупречен, как и пять лет назад. Но… ты и сам понимаешь, что ничего уже не вернуть. Сколько ни играй прежнего себя.

Призрак Оперы промолчал. Изабель мягко сжала его руку.

— Эрик, — произнесла она после недолгого молчания. — Могу ли я рассчитывать, что однажды ты дашь жизни шанс? Могу ли надеяться, что однажды ты больше не вернёшься в свою гробницу под театром?

— Изабель…

— Нет… не отвечай, — она вздохнула, проведя ладонью по лицу. — Я знаю… я эгоистка и требую слишком многого.

Закусив губу, она разрезала омлет на две части, переложила на тарелки, поставила чайник. Эрику вряд ли понравится недорогой чай из пакетика, но ничего другого у Изабель всё равно не было.

Мужчина опустился на стул, задумчиво глядя в потолок. Потом хмыкнул.

— С Lacroix связано многое, — наконец, заговорил он. — Кто-то из моих предков выкупил за бесценок чертежи замка, чтобы перепродать их в нужные руки, но этого не случилось. Ценные бумаги остались в моём доме, а я… был любопытным ребёнком с хорошей памятью. Потом, ещё