Призрак Оперы молчал с того самого момента, как вошёл в палату. Он вновь потерял контроль над своими эмоциями.

Черты лица Эрика исказил гнев. Боже, если бы Вивьен могла ходить, он бы прямо сейчас убил её.

Изабель коснулась лица. Казалось, от ужаса и потрясения она должна была зарыдать, но слёзы не шли.

Месть обоих Валуа была жестокой, но и поступили с ними жестоко.

— Скажите, мадемуазель, — вздохнул Этьен. — Вы сдадите нас в полицию? Заранее предупреждаю, доказательств нашей вины у них нет и не появится.

— Боже, нет… — прохрипела она. — И в мыслях не было.

— Боитесь, что и до вас доберёмся?

Нахмурившись, она встретилась взглядом с Этьеном. Его глаза были холоднее ночи за окном.

— Потому что, — набравшись мужества, Изабель посмотрела на лицо Вивьен, — она заслужила это.

Врач не ответил. Изабель, стоя в палате, глядя на едва живую женщину, чувствовала себя монстром. Она могла облегчить её страдания, могла подарить ей милосердие, могла отключить эти многочисленные приборы и оборвать её жизнь.

Но стоило ей только подумать об этом, как её руки сами собой опустились.

Это не её месть, и не ей миловать или наказывать человека.

Изабель посмотрела на Эрика, подошла к нему и молча, без слов, прижалась к его груди, зажмурившись. Выносить это зрелище она была больше не в силах, не могла больше думать о страданиях несчастной. Ей хотелось тепла, утешения и защиты.

Пускай даже если они исходили от жестокого монстра.

— Изабель… — вздохнул Эрик. Его голос звучал мягко, руки согрели её в своих объятиях.

Он умолк, не зная, что сказать, так осторожно гладя её плечи и спину, будто боялся сломать. Изабель стиснула пальто у него на груди, чувствуя себя маленькой, слабой, хрупкой.

Но страха она не испытывала. Ни капельки.

— Эрик, — глухо произнесла она. — Пожалуйста… уйдём отсюда.

Она подняла голову, чтобы взглянуть в его лицо. Призрак Оперы смотрел на Вивьен, и его лицо вновь исказила жуткая гримаса гнева.

— Эрик, — Изабель провела ладонью по его щеке, заставив взглянуть себе в глаза. — Хватит. Не смотри.

Она знала, что рядом с Вивьен его самые тягостные воспоминания оживали. Чувствовала это.

И только поэтому, а не из милосердия, желала, чтобы эта женщина поскорее умерла.

— Ангел мой, — прохрипев это, он поцеловал девушку в лоб. — Прости. Я забываю, какая ты чувствительная.

Они вышли, но даже после того, как дверь в палату закрылась, Изабель трясло от потрясения. Эрик не выпускал её из объятий. Этьен, выйдя, прислонился спиной к стене, с мрачным видом глядя на пару.

— Мадемуазель, — он вздохнул. — Меня поражает ваша самоотверженность. Он вас мучает, а вы к нему льнёте.

Изабель покачала головой, закрыв глаза.

— Он сам мучается, — она мягко улыбнулась. — Да и… Эрик тоже ведь спас от мучений меня.

Вспомнив о той тяжести, что долгое время не давала Изабель покоя, о той травме, что возвращалась к ней во снах, девушка стала немного иначе относиться к Вивьен. С меньшим сочувствием, но с большим презрением.

Как она могла уйти от Эрика? Да, его характер не идеален, но он обладал тем простым навыком, которым владеют немногие мужчины.

Он умел ставить себя на место другого человека, видел в жестах, взглядах, поступках причины, о которых этот самый человек мог не догадываться.

Если бы он появился в жизни Изабель на пару лет раньше…

И ладно — просто уйти к другому, развестись с супругом и исчезнуть из его жизни.

Вивьен хотела убить Эрика.

Сжечь.

Чудовище.

— Жизнь моя, — голос Призрака Оперы был спокойным, уверенным, привычным. — Если твои мысли продолжат метаться в таком хаосе, ты сойдёшь с ума.

В ответ девушка только тяжело вздохнула. Силы окончательно оставили её, как и вера в людей, и сейчас ей хотелось одного — накрыться одеялом с головой, забиться в угол своей тесной мансарды и никогда не выходить оттуда. Не видеть мира, не знать, насколько ужасным может быть человек.

Этьен попрощался с ними и что-то говорил Изабель, но она его не слышала. Не помнила она и того, как вышла вместе с Эриком из больницы, как оказалась у себя в квартире.

Не раздеваясь, в своём зимнем пальто она рухнула на диван, стиснула подушку в руках.

Всё это время, кусая губы, она думала лишь о том, каких душевных сил стоило Эрику пережить и утрату, и предательство.

Она не смогла выжать из себя слезу в палате Вивьен.

Но, думая об Эрике, она тихо заплакала, уткнувшись лицом в подушку.

Не успокоилась она и в тот момент, когда Призрак Оперы лёг рядом, обняв её со спины. Изабель содрогалась от спазмов рыданий, глушила подушкой истерику. Эрик что-то говорил — тихо и успокаивающе — но Изабель его не слышала.

В какой-то момент даже на рыдания у неё не осталось сил. Лишь обессилев, она стала более-менее осознавать реальность.

В квартире тихо гудел обогреватель. За окном завывал ветер, снег с тихим шорохом бился об окна.

Призрак Оперы был рядом и негромко пел для неё старую, давно забытую колыбельную.

Глава 19

Когда Изабель проснулась, зимнее солнце уже стояло высоко над горизонтом. Испугавшись, что проспала работу, она вздрогнула и схватила часы на тумбочке.

Эрик, лежавший рядом, обозвал её ведьмой. Изабель совершенно случайно ударила его локтем в скулу.

— Мы проспали! — воскликнула она.

— Не ты ли вчера, — процедил он, потирая ушибленное место, — уговаривала меня остаться с тобой в твои выходные?

Изабель моргала, глядя в его лицо. Она так заработалась, что до неё совершенно не доходил смысл слов мужчины.

Эрик приподнялся. Он был в верхней одежде, как и Изабель. Она нахмурилась, ещё не отойдя от тяжёлого, глубокого сна. Лишь спустя пару секунд к девушке медленно вернулись воспоминания о пережитом потрясении.

— Сильно? — робко произнесла она, подняв на него взгляд.

— Я оскорблён в лучших чувствах, — он закатил глаза. — Пока я боялся малейшим шумом разбудить тебя, ты размахиваешь подкрылками.

Она невольно улыбнулась. Раз Эрик переигрывал, значит не сердился. Изабель протянула к нему руки, обняла и поцеловала в ушибленное место.

— Сейчас пройдёт.

Мужчина улыбнулся, скользнув ладонями по её талии, заключая девушку в объятия.

— Вообще-то, ты попала по губам.

— Неужели? И куда же ещё?

— Начинай исследовать, — Эрик хамовато улыбнулся. — Я в процессе скажу, где больнее всего.

Изабель не успела смутиться. Призрак Оперы подался вперёд, запечатлев мягкий, осторожный поцелуй на её губах.