был написан, табличка обожжена, после чего ее покрыли слоем глины и продублировали написанное. Если возникнут сомнения, что верхний слой подправили по самым разным причинам, «конверт» распечатывают и читают на нижнем. Отправился к нему на большой шестнадцативесельной плоскодонке, принадлежавшей шакканакку Гуабы. Гребцы-баирумы были заодно и охраной вместе с шестью редумами.

Добирались не спеша, с остановками в каждом городе по пути. Там нас встречали, как важных гостей, кормили, поили и укладывали спать в административном здании. Первым таким городом был Ур. Шакканакку в нем — ставленник Хаммурапи по имени Убарсина, уроженец этого города, в молодости перебравшийся в Вавилон и сделавший там карьеру. Он как бы свой и для тех, и для других. Это улыбчивый мужчина тридцати шести лет и среднего роста и сложения, старавшийся казаться мягким тюфяком. Всегда жду от таких подляну, поэтому редко получаю, успевая отбиться или уклониться.

В Ларсу не заворачивали, поэтому следующим городом стал Урук. Его шакканакку Цалинум перебежал на сторону Вавилона сразу после проигранного Римсиной сражения, поэтому остался при власти. Ему немного за сорок, худой, неторопливый, иногда кажется, что тормозной. Ест много, говорит мало, даже вопросы задает редко, предпочитая внимать с сосредоточенным видом. Выслушав ответ, произносит свое мнение на эту тему, никак не связанное с рассказанным тобой. Складывается впечатление, что говоришь в пустоту. Может, так оно и есть. При этом должность занимает больше десяти лет, несмотря на все передряги, начиная с мерзкого характера Римсины, при котором получил ее и просидел большую часть этого периода.

Города Дильбат и Борсиппу не навещали. Первый далеко от реки, а второй близко к Вавилону, до которого и догребли к вечеру. В месте впадения левого притока Арахту в Евфрат нас остановила стража из полутора десятков редумов, прилично вооруженных и бронированных. Их командир лет двадцати, явно из богатой и знатной семьи, прочитал табличку, присланную Хаммурапи, и приказал погонщику двух пар волов взять на буксир нашу лодку, а одному из своих подчиненных — проводить нас до городских ворот и там передать дворцовой охране.

Я видел много картинок Вавилона в учебниках, журналах, на сайтах, связанных с историей. Все они были о другом городе, который появится на этом месте примерно через тысячу лет и будет населен халдеями. Аморейский Вавилон намного скромнее, бедный родственник будущего. От других городов Междуречья отличается тем, что расположен на обоих берегах реки Арахту и делится на Восточный район и Западный, но при этом меньше Ура, предыдущей столицы всей Месопотамии. В остальном всё такое же: стены высотой метров шесть с половиной, облицованные обожженным кирпичом, типичные прямоугольные башни, которые всего на метр-полтора выше, вымощенные камнем улицы шириной не более трех метров, одноэтажные дома… Пожалуй, еще одной особенностью Вавилона был сильный аромат шафрана — сушеных тычинок крокуса, который здесь выращивают и используют, как пряность и краситель. Возле одних домов он сладковатый, возле других — мускусный, возле третьих — похож на запах сушеного сена. Чем ближе к центру, тем дома больше и выше. На главной площади зиккурат бога Мардука, который у шумеров назывался Энлилем. Главной его способностью, как по мне, была возможность возвращать из мира мертвых. Можно сказать, мой покровитель.

Назвать дворцом комплекс зданий, в которых жил и работал Хаммурапи, у меня язык не поворачивается. Это большой огороженный квартал из высоких одноэтажных домов по большей части из обожженного кирпича, но не все. Некоторые снаружи и/или внутри расписаны и/или украшены незамысловатыми узорами из разноцветной плитки, хотя изредка попадались интересные образцы. Эти дома прилеплены друг к другу самым разным образом и сливаются в единое целое — лабиринт, в котором непосвященный заблудится и сгинет. В Гуабе все примерно так же, но размер пока меньше, поэтому я даже не пытался запомнить маршрут, просто проследовал за пожилым рабом с масляной лампой в руке, местным Сусаниным, умудрившимся пару раз плутануть. Мне отвели отдельную конуру, в которой было ложе из кирпича, застеленное овчинами, а вместо подушки кожаный валик, набитый овечьей шерстью так туго, что казался наполненным плотной глиной. В углу справа от входа стоял низкий широкогорлый кувшин с водой — ночная посудина, а над ним в маленькой нише в стене — глиняная масляная лампа в виде гуся, которую Почтисусанин зажег от своей. После чего исчез в коридоре, только шлепанье босых плоских ступней было слышно какое-то время.

44

Не знаю, мне ли так везет, или Хаммурапи любит проводить важные переговоры именно за завтраком, но и во второй раз мы с ним встретились во время утренней трапезы. На этот раз она проходила в большом зале, освещаемом не менее, чем десятком масляных ламп, источавших цветочные ароматы. На входе стояли две пары воинов в бронзовых панцирях, вооруженные бронзовыми кинжалами и метровыми дротиками с длинными листовидными наконечниками. Вторым отличием был большой прямоугольный стол с золотой, серебряной и бронзовой посудой, наполненной всякими яствами и напитками, и обслуживали нас пятеро рабов, причем один, самый старый, был распорядителем, командовавшим остальными. Третьим — еще один сотрапезник по имени Самсуилуна (Богнашсолнце), тридцатиоднолетний сын и наследник шакканакку Вавилона. Природа явно отдохнула на нем, хотя внешне выглядел здоровым и крепким и был похож на отца, только более молодая версия. Ел много, жадно, неряшливо. Пищу брал только руками, как бедняк, и при этом громко чавкал и постоянно облизывал пальцы. Сказывалось воспитание без наказаний, когда плевать, что о тебе подумают другие.

Я отведал все семь салатов, стоявших на столе, по кусочку мяса разных животных, птиц и рыб и десертов, в которые в обязательном порядке входили пшеничная мука, финики, мед и шафран. Разными были только соотношения этих ингредиентов и добавки. Запивали финиковой бражкой, в которой они тоже присутствовали. Употребление или не употребление в пищу этих продуктов было как бы маркером социального положения человека в Месопотамии: кто-то питался только первым, кто-то еще и вторым, состоятельные могли позволить себе и третий, а очень богатые — последний.

Пока я насыщался, Хаммурапи, который ел медленно и мало, ненавязчиво наблюдал за мной. Судя по выражению лица, что-то понравилось ему. Я думал, мой здоровый аппетит, оповещавший, что являюсь хорошим работником.

— Видно, что ты вырос в богатой семье, привык к дорогой еде и посуде, — поделился он выводами, когда я насладился десертами.

— Не хочу обидеть тебя, но у моего отца царство больше твоего, — соврал я.

— Оно находится очень далеко от моих земель, так что пусть имеет, сколько может удержать! — позволил шакканакку Вавилона,