– Конечно. – Асако по-мужски, большими шумными глотками выпила кофе. – В то время… Пожалуй, незачем говорить о моем состоянии. Перед этим я изо всех сил искала, где живет Кэй-тян, – думала, если приду к нему, то смогу как-то заставить его расстаться с женой. Извините. Но потом я наконец попала к вам домой и, пока ждала его, уже стала догадываться, что проиграла. А когда он пришел и я увидела, какое между вами согласие, поняла, что все кончено. У Кэй-тяна даже лицо изменилось – это было лицо совсем другого человека, для меня в нем больше ничего не осталось. Я поняла, что настал конец чувствам, которыми я до сих пор жила, и не смогла этого стерпеть. Передо мной была детская игрушка, чистенький кукольный домик с милыми куклами-супругами. Так я это увидела и почувствовала. И мне туда никак не войти.

Слушая, Касуми постепенно смягчилась. Асако говорила без прикрас, прямота и честность ее рассказа подкупали. Жесты – то, как она держала сигарету, перекладывала ее из одной руки в другую, выпускала табачный дым, – были безыскусными, и это усиливало впечатление от слов, идущих из глубины души.

– Вот я и решила, что тут же умру. Очень глупо. Но вы с Кэй-тяном меня остановили. Я вышла из вашей квартиры в ужасном состоянии, на улице было холодно. Я шла против ветра и плакала, как вдруг внутри словно вспыхнул огонь, появилась какая-то незнакомая решимость. Я не могу объяснить это состояние. Оно понятно только мне. Мне захотелось жить. Стать сильной. Я поняла, что способна не только плакать. Я подставила лицо ветру и решила, что хочу полностью изменить свою жизнь. И, что самое странное, из головы разом и окончательно исчезли все мысли о Кэй-тяне. Я вернулась в свою одинокую квартиру, и меня разобрал такой смех. Я смеялась, смеялась, смеялась до слез. Соседи, наверное, думали, что я сошла с ума. Потом я начала зевать. И без просыпу проспала пятнадцать часов! Вспоминаю сейчас, и не верится.

Асако заразительно рассмеялась, но Касуми не могла смеяться вместе с ней. В смехе Асако сквозила какая-то неведомая Касуми серьезность.

– А потом я влюбилась в архитектора-технолога, и мы уже решили пожениться. В конце прошлого года вместе ездили в Синано[30], получили согласие его родителей. Все это меньше чем за месяц, прямо-таки молниеносно. Можно сказать, я сбросила с себя все прежнее и родилась заново, полюбила, словно омылась под чистым водопадом. Я люблю его так, что готова мир перевернуть. Вот он, посмотрите.

Асако достала из сумки маленькую фотографию и показала Касуми. У жениха оказалось симпатичное, но довольно заурядное лицо, совсем не похожее на лицо Кэйити, – для Касуми это стало спасением.

– Поздравляю. Рада за вас.

У Касуми словно камень упал с души, и хотя в первую очередь дело было в эгоистичном облегчении, фотографию она возвращала, уже испытывая к Асако симпатию. В падавшем из окна свете Асако еще раз посмотрела на снимок и убрала его в сумку.

Касуми не знала, как назвать чувства, которые овладели ею в эту минуту. Не дружба, не сочувствие… Просто бывает, что при доверительном разговоре слова сами слетают с губ.

– Послушайте, Асако, вы по чемодану решили, что я просто путешествую?

– Что? – Асако недоуменно подняла брови.

– Вы меня выслушаете?

– Да, конечно. Если хотите, помогу советом. – Голос Асако прозвучал выжидающе.

Касуми, запинаясь, рассказала о событиях сегодняшнего утра: записке, планах, связанных с покупкой спортивной рубашки. Без прикрас, в подробностях объяснила, чтó ее к этому вынудило. Ее сбивчивая речь постепенно стала гладкой, Касуми удивлялась, как свободно и легко поверяет недавней сопернице свои сердечные тайны. Она отбросила гордость, преисполнилась небывалого смирения. Такого с ней прежде не случалось: рассказывая печальную историю, она казалась самой себе глупым, беспомощным ребенком. Выслушав Касуми, Асако пристально посмотрела ей в глаза:

– И вы так мучились. А в тот день выглядели счастливой птичкой. Понимаю, человек создан для страданий. И, Касуми… Вы позволите называть вас просто Касуми? Я уважаю любое страдание. Даже такое, как ваше, выдуманное, словно взятое из романа.

Вы ошибались, обвиняя в своих мучениях знакомых и родственников. Самодовольно накручивали себя, из гордости держали все в себе, без доказательств подозревали всех вокруг. Простите, но вы сами позволили мне это сказать… И вот результат – ушли из дома, оставили дурацкую записку, купили вульгарную рубашку, других глупостей натворили.

Вы девушка из хорошей семьи. Вы запутались. Будь вы моей младшей сестрой, я бы вас отшлепала.

Почему вы не кричали? Не плакали? Не выли? В сердцах не швырнули в лицо Кэй-тяну омлет? Не разбили вазу? Или окно у вас в доме – оно ведь легко бьется? Ваша ревность, эти маленькие хитрости – безобразны. Такое поведение недостойно женщины.

Как ни странно, ее отповедь не разозлила Касуми. Она завороженно смотрела на эту страстную женщину. У нее устали глаза, белое лицо Асако казалось окутанным золотой дымкой.

– Слушаешь? Хорошо, слушай меня внимательно. Все, что ты надумала, – просто сумасбродные фантазии.

Во-первых, Кэй-тян после вашей свадьбы ни разу не был тебе неверен. Он очень изменился. У него твоя фотография как будто на лице наклеена.

Во-вторых, невестка перед тобой абсолютно чиста. Из твоих слов это очевидно. Она и дальше всегда будет на твоей стороне, нечего подозревать такого хорошего человека.

В-третьих, помиритесь скорее с Тиэко. Ты виновата, наговорила ей глупостей, а она в отместку просто тебя пугала.

В-четвертых, больше не робей перед Кэй-тяном. Нужно потихоньку одерживать над ним верх. С таким хорошеньким личиком ты можешь заставить мужа стелиться перед тобой. Если поскорее не воспользуешься своими скрытыми талантами, будет поздно. Сегодня тебе нужно, как вернешься домой, сразу сжечь записку и приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин. А когда муж вернется, всячески показывай свою любовь. Отдавайся ему целиком, ласкайся, растекайся медузой, словно из тебя вынули все кости, прикинься слабой. Вот все, что я могу сказать. Это мой рецепт, как человеку стать самим собой. И кстати, эта рубашка…

Сейчас Асако с гордо расправленной, обтянутой фиолетовым костюмом грудью выглядела прекрасной статуей. Касуми перед ней чувствовала себя нескладной фигуркой из папье-маше. Ощущала, что жизнь, в которую она уверовала после всего случившегося, – лишь хрупкая модель существования. Асако же в глубине своей нынешней жизни таила силу, которая толкнула ее тем вечером на балкон, привела к попытке броситься вниз, навстречу смерти. У этой женщины были крылья. Касуми подумала, что и ей нужны такие. Под фиолетовым костюмом Асако скрывалась сила, заметная даже снаружи, приводившая в