поднялся; на лицо его вернулась улыбка, но, в отличие от прежней, натянутой и заискивающей, эта была искренней, от всего сердца. А потом он и вовсе расхохотался, хлопнул Кэйити по плечу и, понизив голос, тоном, каким тесть и зять делятся друг с другом историями о своих проделках, добавил:

– Все-таки женская психология – сложная вещь, как считаешь?

– Это точно.

– Для мужчины женщина – вечная загадка.

Было забавно слышать подобное от Ититаро. Все равно как если бы морж заявил: «Да, человек – это вечная загадка».

Примерно через час Ититаро позвонил дочери из ресторана «Прунье» в здании «Токёкайкан», где у него в обеденный перерыв была назначена встреча.

– Добрый день, спасибо за вчерашний ужин, – раздался в трубке медоточивый голос Касуми. Сама она не замечала, как после свадьбы изменилась ее речь.

Ее радостный тон окончательно успокоил Ититаро – он словно рухнул в удобное кресло.

– Ты по какому-то делу? – спросила Касуми.

– Нет, вовсе нет. Просто хотел услышать твой бодрый голос. Ну, с наступающим Новым годом. И когда вы придете к нам в гости на Новый год, чтобы была такая же веселая.

– Конечно! Передавай привет маме.

Стоило Касуми положить трубку, как она опять помрачнела, от бодрого тона не осталось и следа. Сейчас она не понимала, как сумела изобразить жизнерадостность.

«Новый год у родителей! Опять Кэй-тян и невестка встретятся».

27

Решили, что первое января супруги Саваи проведут с родителями Кэйити, а второе – с родителями Касуми. Это вполне согласовывалось с новогодними традициями. Каёри предложила, чтобы второго числа отмечать праздник приехали и Масамити с женой и ребенком.

Человеческое сердце похоже на коробку строго определенной вместимости. После Рождества продавщица из «Эльдорадо» полностью покинула мысли Касуми. Если бы Асако устроила новый скандал, сложилось бы иначе, однако та не появлялась. Несомненно, она благополучно жила, но связанные с ней чувства в душе Касуми умерли. Воспоминания об Асако теперь походили на старую, пожелтевшую фотографию, а разметавшееся зеленое пальто, когда эта женщина хотела прыгнуть с балкона, сливалось в памяти с легким движением шторы в ветреный день.

Да. То было просто слабое колыхание ткани на ветру.

Ветер стих. Все улеглось. И осталось за окном тихим пейзажем с расчерченным зимними деревьями небом.

Теперь день за днем, причиняя невыносимые страдания, в сердце Касуми все больше места занимала Акико. Пробравшись туда однажды, она поселилась внутри, как бродячая собака на грязной подстилке, и, сколько ее ни гнали, не желала уходить.

«Мне не повезло, я тем вечером не видела лица Кэй-тяна, когда он в тени колонны общался с невесткой. Я уверена, его глаза сияли, и он говорил ей, впервые после родов вышедшей потанцевать, всякие комплименты, восхищался ее томной красотой. Может, сам того не замечая, сжимал ее руку. Ее белые пальцы, податливые, похожие на тонкие сухие стебли, – точно чарующей красоты пальцы бодхисаттвы Лунного Света…»[27]

Касуми вспомнился день в начале зимы прошлого года, когда она наблюдала удивительно эротическую картину – пальцы сидевших на веранде Масамити и Акико, осторожно сближаясь, так и не коснулись друг друга; тогда ей было до дрожи неприятно на это смотреть.

Саваи Кэйити тоже был в саду. Приветливый, круглолицый, обычный юноша из секретариата. В то время для нее он был всего лишь человеком с улицы, одним из молодых людей, каких можно встретить где угодно. Но таким он был только в глазах Касуми.

А вдруг Кэйити уже тогда заинтересовался Акико и с невозмутимым видом издали пристально следил за ее красивыми пальцами на перилах? И думать не думал о Касуми. Другие молодые люди пришли ради нее, а он – ради Акико. А что хуже всего, может, он и женился на ней только для того, чтобы сблизиться с Акико?

Нелепое предположение, но, возможно, в тот день Акико, выставляя напоказ свои белые красивые пальцы, всерьез кокетничала с Кэйити, и именно он был ее целью.

Мысли Касуми приняли неожиданный оборот, в голове словно гром грянул: «Какой же брат дурак!»

Теперь Масамити виделся ей безмозглым тупицей, жалким простаком. Наверное, все дело в кровной связи: в своей глупости, недальновидности, недогадливости Касуми винила брата, переносила на него свои промахи.

И это нелепое предположение означало, что, оказывается, несчастья Касуми родились чуть больше года назад, в тот погожий, ясный день начала зимы.

Начался новый год.

Праздничный день первого января в семье Кэйити прошел мирно и спокойно, собралось много гостей – пришли ученики, коллеги, ассистенты, заместители, студенты отца Кэйити из университета. За праздничным сакэ критиковали экономическую политику правительства, обсуждали все «за» и «против» снижения ключевой ставки – для Касуми все это было непривычно. Над ней мягко подшучивали, – мол, у Кэйити слишком красивая жена. Касуми, осторожно придерживая неудобный подол – она редко надевала кимоно, – наливала гостям сакэ.

Проблемой было второе января.

Кэйити настойчиво советовал Касуми снова надеть кимоно, но она твердо отказалась и предпочла европейское платье. Считала, что в кимоно проигрывает Акико.

– Сегодня брат с женой тоже будут, – как бы невзначай заметила Касуми, когда они собирались выходить.

– Да, знаю, – беззаботно отозвался Кэйити.

С конца прошлого года Касуми для выяснения правды придумала такие вопросы-ответы. С самого Рождества она каждый день мучительно размышляла, как бы сказать Кэйити: «Послушай, Акико после рождения ребенка опять стала красавицей».

И про себя отвечала: «Да, правда». На этом можно было остановиться.

Но Кэйити, при всей своей привычке по любому поводу отпускать глупые шуточки, Акико даже не упоминал, а Касуми малодушно не задавала наводящих вопросов, как бы ей ни хотелось вывести разговор на невестку.

За это время ее душевное состояние сильно изменилось. Касуми считала, что Кэйити нарочно ничего не говорит об Акико, а значит, что-то скрывает. Если бы ничего не было, он бы просто сказал: «Она похорошела».

Касуми продолжала изводить себя такими мыслями, ей казалось, что подозрения превратились в неопровержимые доказательства, и Новый год, которого она с детства всегда нетерпеливо ждала, стал теперь зловещим предвестником несчастья. Сосновые ветки, повсюду расставленные на улицах, виделись ей торчащими из-под земли жуткими рогами огромных чудовищ.

За брошенной вскользь фразой: «Брат с женой тоже будут» – скрывался целый арсенал психологических приемов. И когда Кэйити, не ведая о подозрениях жены, ответил: «Да, знаю», а затем беспечно отстранился и первым вышел из квартиры, он не обратил внимания, как пристально Касуми вглядывалась в его лицо и какая настороженная серьезность застыла в ее глазах.

Новогодний город сверкал огнями. Прошли три гейши из нового