– Запределье? Малахитовый перстень? – пыталась подсказать Лиза, но Катя только качала головой и, посидев молча, уходила. Обычно шла гулять вдоль Серебрянки или отправлялась помолиться в Тумаринский храм.

Домой, в Чудногорск, ее в таком состоянии Вороновы отпускать не собирались, и Катя послушно это приняла. Она и сама чувствовала, что не нужно ей сейчас уезжать из этих мест. Что совсем неподалеку то, что необходимо вспомнить, восстановить в душе нечто очень важное. И, хотя Катя больше не носила траурный наряд, сейчас она как никогда напоминала молодую монахиню с лучистыми ясными глазами.

Наконец Лиза осознала, что ей необходимо поговорить с отцом, рассказать ему все. До того она не хотела волновать его, ожидая, что вот-вот подруге станет лучше и она все вспомнит. А еще Лиза переживала, что Алексею Никитичу не понравится вмешательство дочери в его дела – ведь все началось именно с желания помочь папеньке, и вот как обернулось… Но больше она не могла ждать, очень захотелось поделиться, рассказать о новом испытании человеку, непосредственно связанному с происходящим. И Лиза, выбрав подходящее время, сама поехала к нему.

Алексей Никитич был потрясен.

– Как, она совсем меня не помнит?

– Совсем. Что-то необычное приключилось. Мы накануне говорили с ней о Малахитнице, о том, что надо бы у нее помощи для вас, папенька, попросить.

– Помощи? Для меня?

– Вы же понимаете… Дракон… и ваши с Катей отношения… Она все мне рассказала.

Измайлов помолчал, потом спросил с тяжелым вздохом:

– Что было дальше?

– Дальше мы пожелали друг другу доброй ночи, и Катя пошла спать. Утром мы нашли ее в кресле, в странной полудреме. И вот… – Лиза протянула отцу зачарованный перстень. – Он все тот же, оправа, форма камня… да только узор на малахите изменился! Взгляните… А еще Катя сказала… она будто не от себя это говорила. Вроде бы перстень надо вам отдать, чтобы только вы надели. Чтобы к вам – от нее. Как-то так… Отец!

Лиза не успела договорить, а волшебный малахит был уже на пальце Алексея Никитича.

– Раз она так сказала – так тому и быть, – сказал он. – А теперь, Лизонька, я хочу ее увидеть.

* * *

Такова странность человеческой натуры. Раньше Измайлов, уверенный в чувствах Кати, изо всех сил старался отдалить ее от себя, но сейчас, убедившись, что она действительно его не помнит, ощутил бессилие, растерянность, даже злость, непонятно на кого направленную. На себя, быть может. И ему так захотелось вернуть себе прежнюю Катю!

А нынешняя была слишком спокойной, даже, на первый взгляд, умиротворенной. И все же он чувствовал, что глубоко внутри у нее – душевный разлад.

– Вы меня совсем не помните? – переспросил Алексей безнадежно. – Впрочем, простите, я не хочу досаждать вам вопросами. Я был другом вашего покойного отца…

– Папеньку я прекрасно помню, – тихо ответила Катя на его невысказанный вопрос. – Благодарю вас. Я знаю, что настоящих друзей у него было очень немного.

Она смотрела на Измайлова доброжелательно. Алексей чувствовал, что нравится ей. Может быть, она все же его любит, хотя и не осознает? И забыла именно потому, что слишком сильно задел он ее душу? А душе-то нужно сейчас излечиться, восстановиться от неудачного соприкосновения с другим миром. И ничто не должно ее тревожить.

Помнит все остальное… Но если забываешь любовь – не есть ли это полное забвение?

Глава 34. Наследие

Со всеми этими терзаниями Алексей Никитич не обратил внимания на появившегося среди челяди парня Сеньку, нанятого ключницей с рассеянного согласия барина. Сенька определенно ей нравился – услужливый, расторопный, веселый. И никто не знал, что этот пронырливый парень и подслушивает, и подсматривает, и ни одного слова не оставляет без внимания. Умел он прикинуться, что в одно ухо влетает, в другое вылетает. Сенька даже из особого усердия сам вызвался съездить в Тумарино с каким-то поручением. А там разболтался с местным людом о том о сем, а уж о господских делах как не посудачить?

Так, благодаря своему шпиону, барон Максимилиан имел самые точные представления о том, что творится в Яблоньках и что сильнее всего волнует сейчас их хозяина.

Барон был доволен, но говорил себе: «Надо подождать. Черная ночь уже близко…»

Незадолго до этой ночи он встретился с Сенькой и долго ему что-то втолковывал. Повелел напоследок:

– Принесешь мне письмо Екатерины. Любое. Главное, чтобы ее ручкой было писано. И не перепутай!

Сенька быстро смекнул что к чему. Барин свои бумаги хранил в запертой шкатулке, но долго ли замок вскрыть? А там даже искать не пришлось, Катино письмо Измайлов часто перечитывал и глубоко среди других бумаг не запрятывал.

Заперев шкатулку так же, как и отпер, Сенька тут же кинулся на постоялый двор в соседнюю деревню, где проживал барон.

– Жди! – коротко приказал Максимилиан, заполучив письмо. Он выставил Сеньку за дверь, выдав ему на водку, сам же заперся в комнате. Достал два письма, заранее написанные им самим, посыпал сиреневым светящимся порошком, и положил на одно из них письмо Кати. Подержал с минуту, потом то же самое проделал со вторым. Оба его письма сделались написанными будто Катиным почерком, и никто бы не распознал подделку.

Максимилиан вновь позвал парня, отдал ему все три письма, повторил свои распоряжения и отпустил с задатком, сказав напоследок:

– Проболтаешься или предашь – прокляну, сильно пожалеешь!

И мрачный, опасный огонек в его странных глазах заставил Сеньку поежиться.

* * *

Вот и наступила очередная черная ночь, когда возрастает стократно сила злого колдовства. Этой ночью Измайлов спешил верхом в сторону Залесска, к заброшенному особняку. Этот дом – вернее, каменного медведя возле него – указала ему Катя в письме, что он получил нынче вечером. Она подробно описала дорогу и место, где они должны были встретиться. Что письмо от Кати, Алексей ничуть не усомнился – это был ее почерк, который он прекрасно изучил, читая и перечитывая столь взволновавшее его послание. И хотя все это казалось ему странным, не приехать он не мог.

«Алексей Никитич, ежели хотите помочь мне вернуть память, приезжайте непременно, – писала она. – Эта ночь особенная, и место зачарованное. Лизонька говорила, что вы мой друг, что вы ко мне расположены, и я верю, сердцем чувствую, что это так. Только никому не говорите, не то не сработает заклятие! Я очень, очень на вас надеюсь. И очень хочу вспомнить вас».

Старый немецкий дракон, вынужденный десятки лет провести в человеческом облике, почитывал на досуге сентиментальные романы и