Шрифт:
Закладка:
В городке они простились. Федор повез Лизу к местному доктору: хотя рана ее оказалась царапиной, но пренебрегать этим визитом не стоило. Александр же отправился в дом купца Белугина.
Там он застал и Зинаиду Сергеевну, и Салтыкова, еще не успевшего выехать в Чудногорск. После первого радостного удивления пришла пора раскаяния – внимательно посмотрев на помрачневшего великого князя, уловив укор в его темных глазах, оба поняли, что он все знает.
– Эмиль Францевич, – негромко обратился к графу Александр, – значит, правдивы слухи, что вы занимаетесь чернокнижьем и в мысли, и в души людям пытаетесь вторгаться? Я не верил…
Салтыков опустил взгляд.
– Простите меня, – только и вымолвил он.
Зинаида же промолчала, сделав безупречный реверанс. Александр видел, что она оскорблена его холодным приветствием, что от прежней любви не осталось и следа.
Что-то больно резануло по сердцу, но юноша сумел ответить ей безмятежной улыбкой.
– Сбежал вот из Москвы, – заговорил он, принимая легкомысленный тон. – Инкогнито, так сказать. Захотелось отдохнуть от приемов, от бумаг, от дворцового этикета. Вам-то хорошо. Можете ехать куда угодно, не думать об обязанностях. Кстати, вот и лето приближается. А как прекрасно провести лето за границей, правда?.. Да ведь вы, Эмиль Францевич, помнится, давно уже хотели познакомиться с вашими братьями и сестрами в Париже.
Граф поклонился. Он был очень мрачен, на его лице отражалось сожаление.
– О да, – заговорила Зинаида. – Ваше Высочество, как всегда, правы. Я, пожалуй, тоже последую вашему мудрому совету. Всегда мечтала побывать во французской столице.
Вновь склонившись перед великим князем в реверансе, она направилась к двери, демонстративно не дожидаясь его позволения выйти. Но тут же вернулась и заглянула ему в глаза.
– Знаешь, Саша, – сказала она негромко. – Все это вышло очень некрасиво. Но не считай, что здесь вовсе нет твоей вины. Нельзя безнаказанно оскорблять любовь.
С этими словами Зина вышла наконец из гостиной, держа спину прямой, а голову – высоко поднятой.
Вернувшись в комнату, принялась готовиться к отъезду. В Москву. А потом ее ждет Париж. Почему бы и не попутешествовать с изгнанным графом Салтыковым, побыв еще какое-то время его «сестрой»? А всех нынешних мужчин, включая несчастного Сокольского, надо вычеркнуть из сердца. Только так она станет вновь свободной. И, может быть, – счастливой.
Между тем наступала ночь. Александр Константинович навестил Сокольского в отведенной тому комнате. Миша был слишком слаб, к тому же слишком прост, чтобы мудрить. Так Александр узнал новые подробности этого дела.
– Ну что ж, – сказал он задумчиво. – За стычку с Вороновым вы оба уже достаточно наказаны. А что до всего остального… вы сами-то чего хотите?
– Да я и не знаю… ведь Зинаида Сергеевна… она не останется со мной.
– Очень жаль вас огорчать, Михаил Платонович, но графиня пожелала вскоре отправиться в Париж.
Некоторое время длилось молчание, лишь пару раз у Миши вырвалось сдавленное рыдание.
– Когда ничего не ладится, – заговорил он наконец, – и все против тебя… надо начинать жизнь… заново.
– Это мудрое решение, и, если в моих силах помочь вам его осуществить, располагайте мною.
– Да, Ваше Высочество. Если Господь смилуется надо мной и я полностью поправлюсь, то поступлю в действующую армию, – Миша слабо улыбнулся. – Моему покойному отцу это бы понравилось. Это я точно знаю.
* * *
Между тем тьма наступающей ночи разлилась над местом, где дочь Малахитницы сражалась с черным аспидом. В темноте прямо к проклятому дому шагает старик, одетый по моде прошлого века: щегольский камзол, на груди пышное жабо, на ногах чулки и туфли с драгоценными пряжками, напудренный парик. Старик держится прямо, шаг его уверен, и он не нуждается в фонаре, его странные желтоватые глаза видят все и так. Он остановился у каменного медведя и покачал головой.
– Ja, hier ist einfach magische Kraft verschüttet[26], – пробормотал он по-немецки.
Потом направился прямо к дому, где недавно держали Федора Воронова.
Он открыл дверь, равнодушно взглянул на лежащий на лавке труп женщины – то была Лесовичка, которую Александр и Федор перенесли сюда из уважения к таинству смерти. Старик прошел мимо нее в первую из клетушек. Постоял задумчиво возле трех мужиков, которые спали, уронив головы на столешницу. Песня русалки застигла их врасплох – их лица до сих пор выражали изумление. Потом положил одному из них ладонь на лоб. Парень вздрогнул и очнулся.
– А-а-а! – заорал он, вскакивая из-за стола и шарахаясь от темной фигуры.
– Не ори, дуралей, – сурово произнес он по-русски. – Я тебя вывел из колдовского сна, поблагодари меня. Что это было? Кто зачаровал тебя?
Поняв, что бежать некуда, да и вроде убивать его никто не собирается, бывший пособник Шатуна выпалил все, что знал, перескакивая с одного на другое. Немец слушал и кивал. В истории были существенные пробелы, но вопросов он не задавал. Кроме одного:
– Тут была ундина? Русалка по-вашему?
– Н-не знаю, ваше сиятельство. Я только песню помню… ну и песня, скажу я вам!
– Ты это уже говорил. Лучше ответь: есть у тебя хозяин?
– Хозяин? Нет, я вольный человек!
– Тогда пойдешь ко мне в услужение. Ненадолго, потом отправишься на все четыре стороны – так у вас говорят? Не бойся, я тебя щедро награжу. Как тебя зовут?
– Сенька.
– Меня ты можешь называть господином бароном, – произнес Максимилиан, бывший дракон, некогда коварно лишенный силы Варварой Измайловой.
– Слушаюсь, господин барон.
– Тогда пошли.
– А эти? – кивнул Сенька на спящих товарищей.
– Потом расколдую. Если понадобятся. А нет, так пускай поспят еще несколько деньков или годков. Место здесь странное… Много силы. Опасной силы.
Глава 32. Малахитница
Федор и Лиза привыкали к дому в Тумарино. Воронов решил осесть на какое-то время и попробовать пожить-таки барином – то есть вникнуть в управление всеми своими поместьями. Лиза читала одну за другой книги, собранные отцом Федора, считавшегося просвещенным человеком, и восполняла недостаток образования.
Все это, впрочем, не мешало супругам проводить столько времени вдвоем, сколько они желали, летать тайком от всех по ночам да принимать гостей – из Запределья, конечно же. И Алексей Никитич начал наконец-то заезжать. Но он был сдержан и серьезен. Изо всех сил пытался скрыть, что его сердце гложет тоска.
Тоска по Кате.
Катенька приехала в Яблоньки на следующий день после того, как Измайлов узнал, что его дочь вышла замуж за