Глава 27. Небесные посланники

Птичка, похоже, позабыла, что надо притворяться синицей, вспыхнула огненным язычком. Пролетев немного до лесной опушки, Искорка уселась на ветку дикой яблони, расправила маленькие сияющие крылышки, распушила яркий хвост – и запела. И трели ее, как и перья, переливались и пламенели.

Александр, Лиза и Таисья замерли в ожидании, невольно зачарованные красотой песни. Искорка чего-то хотела, а может, кого-то звала?

Постепенно отсветы пламени, перетекая с оперения жар-птицы, охватили ближайшие деревья. Все засияло, окуталось радужной дымкой. На лесных яблонях, растущих среди берез и осин, распустились розовые цветы, и тут же лепестки опали, осыпая людей и русалку душистым дождем. Завязались плоды и так же в мгновение ока выросли и налились. Теперь повсюду были яблоки, и не мелкие, как следовало бы у дички, а само загляденье – крупные, блестящие, разных цветов: красные, розовые, ярко-желтые. И из всего этого дива – из яблочного запаха, из опавших лепестков, из сказочного сияния – соткались две огромные крылатые фигуры и открыли бездонные глаза.

Лиза даже не поклонилась, а будто споткнулась, не удержавшись на ногах. Ее взгляд не отрывался от птиц из Небесного града.

– Здравствуйте, – зазвучал высокий, певучий голос птицы Алконост, золотистый, как ее длинные волосы, как отблеск размашистых белых крыльев.

– Ты так долго нас ждала. И вот мы прилетели, – обратилась к Лизе Сирин. Ее голос был ниже и прохладнее, он напоминал о глубинах озер, таких же темно-синих, как ее глаза.

Обе и вправду были птицами, но с ликами прекрасных женщин. Златоглазая Алконост улыбалась. Над ее головой сам собой кружил большой алый цветок. Иногда он подлетал к ее розовощекому лицу, и тогда она вдыхала его запах. Загадочно-спокойная белолицая Сирин что-то таила в синевато-черных крыльях.

– Да, мы прилетели! – подхватила Алконост.

– Теперь, когда мы действительно нужны тебе…

– Конечно же, поможем, не сомневайся, девушка. За твое неизменное ожидание…

– За твою веру…

– Возьми вот это.

– Райский цветок… – прошептала Лиза и крепко сжала послушно подплывший к ней стебель. Только сейчас она поняла, что чуть подрагивающие красные лепестки – языки необжигающего огня.

– Молодильное яблоко пригодится тебе, – прозвучал глубокий голос птицы Сирин. Она разжала крылья – посверкивающий серебристый плод завис над землей, а потом, как и цветок, поплыл по воздуху прямо в руки Лизы.

– В нем сила целебная. Оно справится с любой магией.

– И не забудь поблагодарить свою певунью, – засмеялась Алконост. – Она любит тебя, потому и позвала нас.

Они не попрощались, только губы Сирин дрогнули в легкой улыбке. И все растворилось в золотистом тумане.

Мир вокруг снова стал обыденным, привычным, вот только все лесные яблони зацвели, а трава под ними сделалась гуще, сочнее. Не зря ведь люди рассказывают, что Сирин и Алконост яблоки любят больше всех других плодов, прилетают на Русь, когда их освящают на Преображение, а в своем Небесном граде превращают в молодильные. К корявому стволу дерева, что оказалось ближе всех, Лиза прижалась спиной. Она не могла сейчас говорить, только крепко сжимала в руках цветок и яблоко. Потом поняла, что даже не поблагодарила райских птиц.

– Спасибо… – прошептала девушка.

Растерянно посмотрела на дары, и они вдруг сами собой скользнули к ней за пазуху, да так, что со стороны ничего и не заметно. Но Лиза все равно чувствовала их.

Наконец она окончательно пришла в себя. Сделалась строгой и сосредоточенной. Нежно погладила Искорку, вновь принявшую вид синички, и обратилась к притихшим Александру и Таисье.

– Поспешим скорее к Федору. Теперь-то, с такой поддержкой, мы его непременно выручим!

Глава 28. Заброшенный дом

Была возле города Залесска небольшая деревня, и там, поодаль от крестьянских домов, стоял старый господский дом. Старый, потому что был и новый, уже в другой стороне, а этот, покинутый, обветшалый, угрюмо смотрел на белый свет пустыми окнами. Все дальше и дальше отступала от него деревня, новые дома строились все ближе к нынешнему барскому дому, а прежний добрые люди обходили стороной. Ходили слухи, что с тех пор как его последний хозяин отправился в Сибирь, в его жилище поселилась нечисть, и новый барин от греха подальше решил отстроиться на другом месте.

Старый же особняк нет-нет да становился временным пристанищем недобрых людей, которые никаких злобных сил не боялись. Чтобы их пристанище не разоряли, они не трогали ни деревенских, ни обитателей господского дома, а те делали вид, что никаких лиходеев и вовсе нет.

Быстро спевшись с местным лихим людом, Степан Сенцов решил спрятать здесь порученного его охране Федора Воронова. Впрочем, выбрал он для своей затеи не барские хоромы, а маленький, еще крепкий домишко среди служебных строений.

Держать Федора взаперти распорядилась сама Зинаида Загорская. Она хотела заставить его страдать душевно и телесно, сломить гордость бывшего жениха и, как угодно, но все же склонить вновь к себе. Черный Ворон утешил бы ее в потере великого князя, а Лизка пусть бы побесилась, негодница! Впрочем, совесть, пробуждающееся сострадание, да и просто опасение огласки все чаще рождали сомнения в душе графини.

«Как он там? – Нет-нет да сжималось сердце. – А вдруг высосет его совсем этот Алатырь?»

Салтыков же, так ничего от пленника не добившись, осторожно навел справки и узнал, что недавно кто-то видел в Чудногорске молодого человека, очень похожего на царского внука. Это показалось ему очень интересным, и чародей собирался отправиться туда не мешкая. А мысли его постоянно возвращались к странной магии Алатырь-камня, которую он жаждал изучить, когда вернется. С одной стороны, камень по-прежнему мучил несчастного ворона, окольцованного неснимаемым браслетом, с другой – защищал его от темной магии, проникающей в разум. Подобный случай стоило подробно изучить.

Так что временно Федор перешел в руки своего давнего недруга Шатуна. Тот, сразу смекнув насчет проклятого дома, о котором ему рассказали новые дружки, осмотрел все помещения в усадьбе и остановился на избушке из сеней и двух клетушек, под одной из которых был глубокий подвал с крепким замком. Туда-то и засадил Шатун Воронова, который был в беспамятстве и сопротивляться не мог.

Еще Степан решил, что не станет сам караулить пленника день и ночь, и поручил это дело трем своим сообщникам. Он с первого же дня часто отлучался, не считая себя обязанным выполнять поручения исключительно графини Загорской. Но, возвращаясь, подолгу сидел на крыльце обращенного в тюрьму дома, болтал с дружками, распивая очередную бутылочку Дарьиной настойки. Один такой пьяный разговор и подслушала Таисья, тайно следившая за Шатуном.

Как и обещала, привела русалка к старому особняку свою бывшую барышню и великого князя.