Идут двенадцать человек.

Винтовок черные ремни…

Вокруг – ни зги, ни зги, ни зги.

Вот и пропели мы эту песню. По-своему, не как написал ее автор Блок. Жизнь рассудила иначе. Авторы – актеры.

Украинская граница. Край села и задумчивая дорога во тьму. Еще один шаг – и тусклое белое поле, где снег и трава да вороное ночное небо с перезвоном ветров. Идем скорым ходом, и дважды, гремя пулеметными коробами, падает на мерзлую землю Дикой.

– Ноги не держат?! Почему не качаешь? – замыкает поход Ангара.

– У меня раны с Саур-Могилы. – встает он с чужим от боли лицом.

– Почему не сказал?

– С собой бы не взяли.

На дамбе, столбом в темноте, встречает группу Орда.

Плохо ворожил, старый колдун! Примчались твои орлы. Лежачей корове на хвост наступили, герои.

Отпустив в поле группу, остались на Украине оба командира и гранатометчик. Лучше смерть в бою, чем позор в строю.

Осенний марафон

Разведчики не вернулись в дом, где ночевали вчера. Есть такой закон – не падать в одну воронку. И глуп, кто им пренебрег.

Два дня они уходили в село, и на улице их знали люди и псы. А теперь и без того остались втроем: «бешеная собака» Арчи, многоразовый «сапер» Ива да гранатометчик Тихий. Уже не отбиться. Их не посетила глупость, они не пошли в старый дом. Глупость не является к сумасшедшим. Это не знающие друг друга болезни.

Все трое явились на постой в жилой двор. В семью, что позвала их, встретив на улице: «Заходите, если что, на ночлег…»

Зашли, отогрелись, закусили яичницей с салом да, сложив в горку оружие, на всю ночь вытянулись в углу.

Утром до света вернулись на Украину Ангара и Лекс. Поднялись по черному полю, уперлись в село. Слепые от тьмы, стоят на дороге у трансформатора, как ночью быки. Явились – не отрезвились. Пришагали с закуской на будущий пир: гранатометы, тушенка и хлеб. И вот стоят на дороге на месте условленной встречи. Стоят как па – мятники и молча слушают мрак.

– Пьянь, – негромко пропело в ушах.

– Епаная! – отозвался на звук Ангара. Исключительный пароль разведки.

Из-под трансформатора навстречу своим встает с земли поредевшая засадная группа.

Тихий перенимает у Лекса с плеча вещмешок.

– Вот так, наелись яичницы с салом и проспали в углу на полу, как собаки, – сообщает он всё, что удалось добыть ночью разведке.

Мы сидим на деревянных лавках у холодной печи в доме первого здесь ночлега. Сидим, едим одну банку тушенки и ждем, как просветлеет в окне.

Утром плывет по селу туман. Мы шагаем вдоль улицы у заборов в сторону украинской шахты. Не вышло спалить на дороге колонну, так заберемся к врагу в самый дом, украдем или убьем. У нас только так: от черта – крестом, от свиньи – пестом, а от лихого человека – нечем.

Вот позади село, и уходит к укропам пустая лесная дорога. Осенний холодный лес с бурой опавшей листвой, рыжий вблизи террикон, насыпи щебня с ржавыми рельсами и ржавые железные лестницы шахты. Где знать бы как встретят лихих незваных гостей…

Пока дошагали, сдул ветер туманы, и в белый день лезут на шахту три ополченца: Тихий, что зажигается на опасность, Арчи (сам Бог приказал командиру) да Ива, что никак не израсходует счастье. Остались в заслоне под терриконом двое других: Ангара (потом сложит реквием) да Лекс – глаза всей разведки.

Трое, обходя шахту, забрели в огороды, как козел по капусту. Да собран давно урожай. На земле только иней с лохмотьями сохлой ботвы. Замельтешили меж грядок, нырнули за плетень. Сидят, согнулись, зыркают по округе. Да сиди не сиди, а впереди шахта. Совсем близко, а не подойти согнувшись: пристрелят. Только в полный рост. Наглость – вечное счастье.

– Играем в открытую, – встает Ива, отряхивая колени. – В честной борьбе побеждает жулик.

Идут, раздобытчики… В лоб против всей Украины. Шлеп, шлеп – прямо на шахту… В желтых широких «горках» средь желтой травы, все щуплые да низкорослые; автоматы, как рыбацкие весла, торчат в обе стороны, в глазах – туман, а в головах – вулкан. Обдерут нынче, как липку на лапти!..

Да ничего, дошлепали без убытка. И – шмыг во двор. Сидят меж бетонным забором и электрической будкой, водят ноздрями. А мимо – то тут укроп, то там сразу двое… Ходят по двору словно на именинах: руки в карманах, оружие за спину. У кого во рту семечки, у кого перегарчик – у элеватора шатает ветром бойца. Да всё где-то в стороне, не стянуть никого. Сиди, пока самого не вытащат из-за будки или не станешь сосулькой.

Только собрались выскочить, блохою запрыгал на месте Арчи. У командира разведки трещит за пазухой телефон – модная мелодия девяностых «Что такое осень?…» Вырвал его из кармана, как из груди сердце: «Алло!»

С той стороны два орла его – Чибис и Фокс. Сидят в пансионате, балуют с тоски: «Командир, выдай нам сигареты! Где они у тебя?» Арчи и не ответил, плюнул в трубу: «Пошли на хрен!» – и обратно руку за пазуху.

Сидят все трое, переводят дух.

– «Что такое осень…» – качает головой Тихий. – Ну, сучьи коты.

Только собрались выскочить, Арчи как кобру голыми руками схватил – снова скачет под музыку «Что такое осень? Это небо!..». Рванул вместе с карманом. Вот он в руке, телефон. «Что?!» На связи те же, Чибис и Фокс, скучают без командира. «Нет, ты нас на хрен не посылай. Ты нам скажи: где у тебя сигареты? Нам же курить надо.»

Под терриконом в пролеске двое других. Лежат как раньше в Чечне в таком же заслоне. Лежат, и зубы от холода склеились, и не Чечня вовсе. Не чувствуешь себя ты военным. Нынче во всех местах на военных открыта охота. И ты пришел сюда партизаном, боевиком – главным охотником.

Залезли в кусты, лежат у тропы, стучат зубами о землю. В пролеске шалят сквозняки – ледяной ветродуй со своими братьями-сорвиплатьями. Вокруг черные кривые деревья, с которых – та-та-та! – трещат как пулеметы сороки да мерзлыми кусками за шиворот падает лед. И кривой террикон с недосыпанным боком над головой. Еще и тропа петляет, как пьяная, не разглядеть, кто идет… Весь лес наперекосяк!

– Черт на нас смотрит, – тихо поднимает оружие Лекс.

Он сидит на коленях, затылком к стволу, и целит в кусты