Да! «Ще не вмерла Украини…» Ни одна мина не упала на нас, военных. Наш пансионат виден из семи разных стран. А мы стояли в поле на дороге в минуте от укропского плена.

Ну почему?! Почему?! Почему они такое подлое, такое трусливое, такое гнилое говно?!

В Макеевке на блокпосту убили двух бойцов «Беркута». Опять из отряда Хмеля.

К шахте повадилась ползать разведка укропов. Ночью проходят поле, заходят с фланга из леса и лезут прямо на территорию.

Вечером нас собирает Орда.

– Вот вам язык. Далеко бегать не нужно. Но, – ставит он под сомнение всю операцию, – это же банда Колобка. Им каждую ночь то змей трехглавый, то танки Гудериана от водки мерещатся…

И всё же засада на шахте. Сверху в «стволе» наблюдает в тепловизор Орда. Мы лежим во дворе за бетонными плитами, лицом к разрушенному забору, откуда приходят укропы. Тьма-тьмущая, не видать своих рук. Минами перебило электрический кабель. У меня коврик, а рядом выламывается на асфальте от холода ополченец Фокс.

Подаю ему свой «поджопник».

– Хорошая вещь, – никогда не имел он подобного.

«Курить нельзя, вставать и спать нельзя. И не дай бог, захочешь в туалет ты…» Лежишь в мороз на бетоне, и вокруг тоже бетон – насквозь проссышься. Как инвалиды, мы на коленках (вставать нельзя) ползаем к краю плит и мочимся под себя. От неподвижности бойцы начинают скрючиваться – уже не двигают головами.

В середине ночи на шахту заходит разведка соседней роты «Лавины». Только что с «той» стороны. В поселке напротив фронта никого нет. Орда снимает засаду.

Пошли на нашей линии военные перемены. Днем по замене уходит из города рота Михалыча. Пришли какие-то новые, и мы из любопытства поехали посмотреть. А ничего особого. Всё то же, что раньше уже видели у других. Только имя у нового командира поколоритнее, чем у прошлого, – Мясник.

С шахты и с блокпоста уходит «Лавина». Последнюю ночь сидим с ними на шахте, и все отмечают разлуку. Где-то в покоях поддает на каменку со своими замами Колобок, и отдельно на улице самостоятельно за шиворот закладывают бойцы. На передовом посту АГС здоров молодец Макс и старая ватрушка Рояль. Сидят на снарядных ящиках, обнявшись как братья, рядом бутылка и нарезанное ломтями яблоко. Вверху только синие звезды, сзади в черном дворе гремит на ветру железо, впереди над позициями врага качаются желтые фонари ракет.

Сидят и спорят, чье оружие победит.

– Дай пострелять, – показывает Рояль на станковый гранатомет.

– Ну на! – заряжает ему Макс.

Выпустил в белый свет всю «улитку». Отходит с расстройством.

– Ну, это свинячья петрушка… – опускает он пухлую руку. – Вот у меня «утес» лупит так лупит!

– А ну дай пострелять! – не верит второй.

Пошли по двору к пулемету Рояля. Стоит в бронированном КамАЗе, насмерть приварен кустарной сваркой.

– Во! Во! Во машина!.. – молотит вслед улетевшим из «утеса» гранатам Рояль.

– Дай пострелять! – командует Макс.

– А не дам, – слезает на землю Рояль.

– Я тебе с АГСа давал?

– Ну да.

– А ты мне не дашь?

– Нет!

– Ну и пошел ты!.. – разворачивается Макс, шагая отсюда.

– Кого ты послал?! – бежит за ним на ватных ногах Рояль.

Догнал, подпрыгнул и повис всем весом на бычьей шее – душит. Молодой снимает с себя старика и не спеша наливает ему под оба глаза.

Утром, снова вдвоем, шлепают в город за самогоном.

– Командир сказал: час на сборы. Успеем!

И вот наконец уезжают. Грузят в гражданский ЗИЛ и на БМП Запорожца последнее барахло, рассаживаются в машину и верхом на броне. На «ребристой», в танковом шлеме, подсвечивает синими «фарами» успевший опохмелиться Рояль. Пока эти сборы, на шахту прилетает от укропов несколько мин – почетные проводы. На них никто не обращает внимания.

– «Синяя лавина», – смеется им вслед Орда. – Ты знаешь, куда они бронемашину Рояля девали? На спирт у коммерсантов сменяли!

Да у самих не лучше…

Последние вести с «Семерки», фронтовые будни отряда Сочи.

Долго не знали, чем отбиться от «Оплота» с их танками, пока не продуло в мозгах – освятить проклятое место! На «Семерку» прибыл святой отец, отслужил молебен, побрызгал святой водой казарму, все комнаты, помахал кропилом во дворе и полил живой водичкою всю эту нечисть – Сочи, Спеца и Сармата с Братишкой. Те, как на них попала вода, чуть не вспыхнули, как антихристы. Но ничего, устояли, только серный дымок пошел…

На «Семерке» все дружно сняли шевроны «Беркута», забыли само это слово и, намалевав на воротах белого оленя с желтой стрелою в боку, объявили себя казаками области Войска Донского.

И «Оплот» ведь действительно больше не приезжал. Помогает, значит, от танков святая вода.

Да, только от танков и помогла…

– Я в гробу видал эту «Семерку»! – Совсем сбежал оттуда, угнав с собою «газель», Карабах. – Сплю нынешней ночью. Всё тихо. Даже не бомбит арта. Вылетает в коридор пьяный Сармат и орет: «Война!» За ним Сочи в красных трусах, с пистолетом: «Вставай, проклятьем заклейменный!» Дневальный у его дверей падает сразу к бою. Все бегут по казарме с оружием. Вылетает в довесок Спец: «Китайцы окружают!» Там реально всех «белочка» посетила.

Шайтан за день до этого ездил туда забирать свои вещи. Остался с ночевкой.

– А я ночью от крика проснулся. Орет в коридоре эта Баба-яга, костяная нога – Братишка: «Вмажь ему! Вмажь ему! Еще ему вмажь!» И такие сочные глухие удары – бьют, через дверь слышно. И снова она: «Дай я его пристрелю!» А ей голос Сармата: «А что, можно?» А ведьма снова визжит: «Да за такое убивать мало!» И – бах! – выстрел. Возня какая-то – и тишина. Слышу: по коридору шаги. Остановились. Сочи своим хриплым голосом: «Что тут у вас происходит, мать вашу так?» и дальше по словарю. Ведьма с Сарматом наперебой: «Ты знаешь, что он сказал?! Ты знаешь, что он, урод, сказал?! Что наш „Беркут“ – говно!» Снова слышно шаги – уходит Сочи.

Дай, думаю, посмотрю. Выхожу. Скачет в коридоре сатанинская эта семейка, подогретая на спирту, и рядом боец какой-то сидит на полу на коленях. А над ним Сармат отбирает у жены пистолет: «Дай я сам его застрелю!» Отобрал и – бах! – пулю под ноги ополченцу. А тот, тоже синий: «Да вы, криворукие, даже застрелить прилично не можете!» Вылазит откуда-то Спец: «Чего тут у вас?» Ему: «„Беркут“ говном обозвали!» Спец разворачивается обратно: «Пойду за пистолетом, пристрелю его…»

Я, короче, ушел. Потом они увели бойца куда-то во двор, и